Книга юного конструктора, том 1

— Его формулировка?

— Да. И он предложил мне помощь. Если я заинтересован в продолжении контакта, то должен прекратить дальнейшие попытки проникнуть в систему, так как он не сможет впредь гарантировать, что вызванную мной тревогу спустят на тормозах. Он сам обеспечит меня необходимой информацией. Если я согласен, то на следующий день в определенный час я должен ввести в Гугл вот такой поисковый запрос: дождевой танец индейцев хопи.

— Что-что? Хопи? Ты что мне рассказываешь? Это же бред!

— Нет, не бред. Очевидно, наш некто имеет возможность видеть, что я делаю на своем компьютере. И если я введу то, что он требует, а затем кликну один из предложенных сайтов, он будет знать, что я принимаю его предложение, причем система ничего не заметит.

— И ты так и сделал?

— Да.

— Мне надо еще пива.

— Мне тоже. И знаешь, что было дальше? Я, стало быть, ввел в поиск «дождевой танец индейцев хопи», и Гугл тотчас выдал рекомендацию: «Системная теория и новые общественные движения. Проблемы идентичности в обществе риска».

— Не понимаю.

— Тут и понимать нечего. Это название книги, а в этой книге, очевидно, есть глава об индейцах хопи и дождевых танцах. Не знаю уж почему. Я кликнул.

— И?

— Через два дня пришло второе письмо.

— А как ты отвечал?

— В определенное, указанное им время делал со своего компьютера запросы в Гугле. Ключевые слова были моим ответом или вопросом. Он явно сидел где-то, где мог контролировать, кто и что ищет в Гугле.

— И как часто вы… в смысле, как долго так продолжалось?

— Недели три. А может, четыре.

— И ты ничего мне не говорил? Мы были на матче «Андерлехт» — «Мехелен», плакали в свои шарфы — ну как «Мехелен» может обставить нас со счетом два ноль? Мы тогда выпили по пять стаканов пива, как минимум, говорили о чем угодно, но ты даже словом не обмолвился про этого некто. Это же было… как раз в ту пору.

— Да, но сперва я хотел увериться, что все серьезно. Ведь это мог быть и какой-нибудь псих.

— Но оказался не психом?

— Нет. Вернее, я не знаю. Он давал интересные и правдоподобные указания. От него пришло досье о сотрудничестве Ватикана с западными секретными службами. Я его прочел — ошеломительно, прямо-таки фантастично, но и вполне логично и понятно, фрагменты пазла, прекрасно подходившие друг к другу. Видишь ли, ни одна спецслужба в мире не имеет ни ресурсов, ни финансовых и людских средств для создания агентурной сети, раскинутой на глобусе таким образом, который хотя бы мало-мальски соответствовал уровню глобализации. Сейчас у них, конечно, есть агенты в горячих точках. Но кто им доверяет, кто дает им информацию? Только те, кто уже и так сотрудничает с правительствами этих секретных служб, а стало быть, сообщения подобных агентов существенно не отличаются от того, что сообщает на родину посол. Далее: где возникнет следующая горячая точка? Что вспыхнет завтра, пока многие миллионы инвестируются в работу, скажем, трех десятков агентов в кризисных районах, которые сидят в нескольких еще действующих отелях с оздоровительной зоной? И два десятка из этих трех работают на ЦРУ, толкутся в одном месте, буквально наступая друг другу на ноги, тогда как в других местах нет вообще никого. И это, заметьте, мощнейшая секретная служба. Ладно, теперь один простой вопрос: у кого в любой дыре есть свой агент? У Ватикана. Почему? В любой дыре есть священник. Кто в любом уголке узнает самые секретные секреты? Священник, не в последнюю очередь через исповедь. И даже если это не обеспечивает полного покрытия, все равно это во много раз больше, чем информация, какую могут добыть наилучшим образом оснащенные секретные службы. Вот почему, друг мой, секретные службы из кожи вон лезут, стараясь заручиться благосклонностью Ватикана, наладить с Церковью сотрудничество и обмен информацией. Так было в годы холодной войны, что сейчас уже ни для кого не секрет. Теперь враг другой. Не безбожный коммунизм, нынешний враг — ислам.

— Но… Погоди! Мусульманин ведь не станет исповедаться христианскому священнику, что он совершил или планирует покушение. Это же бред.

— Нет, конечно, не станет. Но добрые христиане расскажут священнику, что заметили кое-что подозрительное, например у новых съемщиков соседней квартиры, или в соседнем доме, или в доме напротив, они с биноклями сидят возле окон и заглядывают в окна на другой стороне улицы. Разве любопытство — грех? Наше любопытство определенно нет. Но точно так же, как мы обычно докладываем о результатах дознания, христианин исповедуется. Потому-то до сих пор существует сформированная в годы холодной войны ось между секретными службами и Ватиканом.

— Ты в это веришь? — спросил Брюнфо.

Филипп оторопел, потом рассмеялся:

— Я не религиозен. Я неверующий. А ты можешь думать, что хочешь. Я даю тебе факты. Кстати, как твой копчик?

— Еще одно пиво и рюмка можжевеловой — и будет лучше.

— Ну и хорошо. Составлю тебе компанию. Так вот, наш некто сообщил, что Церковь содержит что-то вроде эскадрона смерти, который с одобрения секретных служб попросту отстреливает предполагаемых террористов или так называемых проповедников ненависти. Иначе говоря, людей, от которых ждут терактов, но правовому государству недостает возможностей, чтобы легально их убрать. И вот тут мы выходим на дело «Атланта». Воины Божии выполняют такую работу, а секретные службы поддерживают их, превращая затем соответствующее дело в пшик. Он прислал мне список из четырнадцати убийств, происшедших в минувшем году в Европе, и ни об одном из них газеты не писали.

— Ты проверил?

— Да. И не нашел ни единого намека на эти убийства. Иными словами, их не было или их замяли настолько успешно, что никаких упоминаний просто быть не может.

— Однако ж теперь мы ступаем на территорию теории заговоров.

— Нет, не ступаем. Ведь если ты сейчас станешь искать хотя бы намеки на убийство в «Атланте», ты ничего не найдешь. Ничего. Абсолютно ничего. Но мы-то знаем, оно было. И нам требуется не доказательство четырнадцати убийств из списка, а объяснение убийства в гостинице «Атлант». И объяснение моего контакта звучит чертовски логично!.. Sante!

Что-то беспокоило Брюнфо. И полицейский опыт говорил: если что-то в легенде тебя беспокоит, то с большой вероятностью там действительно что-то не так.

— Я не понимаю, почему ты держал меня в неведении, — сказал он.

— Отчего же, — отозвался Филипп. — В смысле, я ведь тебя знаю. И прекрасно понимал, что должен предложить тебе больше чем просто такую вот историю. А именно факты. И решил встретиться с тем человеком. Поэтому в оговоренное время в моем компьютере были сплошь только запросы с вариациями ключевого слова «встреча». Через три дня пришло письмо с предложением о встрече на кладбище, о чем я и поставил тебя в известность.

— Значит, ты в конце концов договариваешься с этим фантомом о встрече — и не являешься?

— Ты что говоришь? Лично я там был. Само собой. Понятия не имею, где был ты. Наверно, не у того памятника или не в тот час, почем я знаю. Сам-то я точно пришел. И сидел на скамейке. Ждал его и тебя. Потом зазвонил мой мобильник. Я ответил и услышал незнакомый голос: «Мистер Филипп Готье?» — «Да», — говорю. Он спросил: «Вы сидите на той скамейке, которую мы выбрали как место встречи?» Я понял, кто это, и сказал «да». Он: «Встаньте, пожалуйста». Я: «Простите? Почему?» Он: «Встаньте, пожалуйста». Я встал. Он: «Повернитесь, пожалуйста, кругом и скажите мне, что вы видите». Я счел это нелепостью и сказал: «Послушайте, я в такие игры не шраю», а он: «Это не игры. Что вы видите?» Я сказал: «Дерево!» И подумал: смешно, к чему все это? Он сказал: «А за ним?» Я: «Могилы. Солдатские могилы. Белые кресты!» Он: «Отлично. А за ними?» Я: «Ничего. Только огромное поле белых крестов». Он: «Тогда поднимите глаза. Что вы видите теперь?» Я: «Ничего. Не знаю, что вы хотите услышать». Он: «Я хочу услышать, что вы видите». Я: «Ничего, деревья, небо». Он: «А между деревьями и небом? За кладбищем?» Я: «Ну, два больших здания, похожих на огромные головки эмментальского сыра». Он: «Вот именно. Вы знаете, что это такое?» Я: «НАТО?» Он: «Верно. Теперь у вас есть вся информация, какую я могу вам дать. Работайте с ней или откажитесь! Чао, господин полицейский!»

— Ты был на кладбище и принял этот звонок?

— Да. Потом я еще минут сорок пять ждал тебя и в конце концов ушел.

— А почему ты выключил телефон? Я несколько раз звонил, потому что не нашел тебя и…

— С телефоном возникла неполадка. Я вдруг не мог ни позвонить сам, ни принять звонок. А как только он опять заработал, я сразу же позвонил тебе. Потому мы сейчас и здесь.

Потрясная история, подумал Брюнфо. По-настоящему захватывающая. От Филиппа он такого не ожидал. Но не поверил ни единому слову. С искренней болью.

— Очень болит, — сказал он. — Не сердись, мне надо домой.

Он видел, что Филипп не притронулся к своей можжевеловой. Эмиль взял рюмку, залпом осушил, сказал:

— A bientot, mon ami! [176] — и заковылял прочь. Заметил, что прихрамывает, а этого он вовсе не хотел, попытался идти выпрямившись и не хромая, но безуспешно, так и уковылял вон из «Кафки», с огромным желанием закричать.

Что Матек вылетел не в Стамбул, а в Краков, они узнали в тот же день. А что сведения, будто он на другой же день уехал в Варшаву, были ложным следом, выяснилось три дня спустя. Подтверждений у Матека не было, но исходил он из этого. А кроме того, знал, что, если через три дня не уедет, патеру Симону, его другу по семинарии, придется конфликтовать с собственной совестью. Симон приютил его в монастыре августинцев, веря, что Матеку опять необходимо время для размышлений и созерцания. Симон был абсолютно лоялен, Матек знал, что может на него положиться, но знал и что Симон никогда не поймет, что на самом деле он, Матек, прятался здесь, в монастыре, от церковного начальства. Они знали его контакты, так что совершенно ясно: начиная с четвертого дня Симон окажется у них на прицеле. Ясно и другое: какое решение Симон примет в конфликте между верной дружбой и обетом повиновения, который принес как священник. Все три дня Матек размышлял, обдумывал свое положение, копил силы. Но теперь пора покинуть монастырь. Есть два варианта: ехать дальше, останавливаться в дешевых гостиницах, где на регистрацию и документы смотрят сквозь пальцы, не пользоваться ни дебетными, ни кредитными картами, в общественных местах по возможности избегать камер слежения, не включать ноутбук. Тогда он станет как бы подводной лодкой, невидимой, необнаруживаемой. Правда, тогда у него нет и шансов выяснить, что именно пошло наперекосяк в Брюсселе, в гостинице «Атлант», и что они сейчас намерены с ним делать. Наличных хватит максимум еще на неделю. Неделя в подполье не улучшит его ситуацию и новой информации не принесет. Второй вариант — отправиться в логово льва! Он должен выяснить, что произошло и как обстоит с ним самим. А выяснить все это можно только в одном месте — в Познани. Они ведь не предполагают, что, уйдя в подполье, он двинет прямиком в центр. Это опасно. С другой стороны, если все пойдет наперекосяк, он может выказать покорность и напирать на то, что явился добровольно.

176

До скорого, друг мой! (фр.)