Книги крови V—VI: Дети Вавилона

Все это были декорации убийств. Возможно, жертвы перенеслись в иные города, полные зарезанных детей и убитых друзей, а здесь остались живописные сцены преступлений, навсегда застывшие, бездыханные. Клив, как истинный вуайерист, шел по улицам и наблюдал сцену за сценой, в мыслях восстанавливая те мгновения, что предшествовали вынужденному покою каждой комнаты. Вот здесь погиб ребенок — кроватка его перевернута; здесь кого-то убили в собственной постели — подушка пропитана кровью, топор лежит на ковре. Может быть, это разновидность проклятия — убийцы обязаны какую-то часть вечности (или целую вечность) провести там, где они убивали?

Никого из преступников Клив не видел, хотя логика подсказывала, что они должны находиться поблизости. Значило ли это, что они обладали способностью оставаться невидимыми, дабы оберечь себя от любопытствующих глаз, от прогуливающихся сновидцев вроде Клива? Или время, проведенное в этом нигде, трансформировало их и они больше не были плотью и кровью, а стали частью своей комнаты — креслом, китайской куклой?

Затем Клив вспомнил мужчину на окраине: он появился, одетый в выходной костюм, с окровавленными руками, и удалился в пустыню. Тот мужчина не был невидимкой.

— Где вы? — окликнул Клив, подойдя к порогу кухни с открытой духовкой, с посудой в раковине, где из крана бежала вода. — Покажитесь.

Глаза уловили движение, и он посмотрел через дверь. Там был человек. Он был там все время, понял Клив, но стоял так тихо и был такой неотъемлемой частью комнаты, что оставался незамеченным, пока не посмотрел в сторону гостя. И Клив почувствовал прилив беспокойства. Он подумал, что в каждой комнате, которую он разглядывал, непременно находился либо один преступник, либо несколько убийц, замаскированных неподвижностью Человек понял, что его увидели, и шагнул из укрытия. Средних лет. На щеке порез после утреннего бритья.

— Кто ты? — спросил человек. — Я тебя видел прежде. Ты проходил мимо.

Голос тихий и печальный, не похож на злодея, подумал Клив.

— Просто гость, — ответил он мужчине.

— Здесь не бывает гостей, — возразил тот, — только будущие жители.

Клив нахмурился, стараясь понять, о чем говорит мужчина. Но разум, погруженный в сон, медлил, и прежде, чем он сумел разрешить эту загадку, возникли другие.

— Я тебя знаю? — спросил человек. — Я чувствую, что забываю больше и больше. А это не дело, верно? Если я все забуду, я никогда не уйду, так ведь?

— Уйдешь? — переспросил Клив.

— Совершу обмен, — произнес человек, приглаживая волосы.

— И куда ты пойдешь?

— Обратно. Вновь совершать это.

Теперь он пересек комнату и подошел к Кливу. Вытянул руки ладонями вверх — их покрывали пузыри.

— Ты можешь мне помочь, — сказал он. — Я заключу сделку с лучшими из них.

— Я не понимаю.

Человек явно решил, что Клив прикидывается. Верхняя губа с подкрашенными черными усами оттопырилась.

— Понимаешь, — отозвался он. — Прекрасно понимаешь. Просто ты хочешь продать себя, как и все делают. Просишь самую высокую цену, не так ли? Кто ты — наемный убийца?

Клив покачал головой.

— Я просто сплю, — ответил он.

Приступ веселья у мужчины закончился.

— Будь другом, — попросил он. — Я не обладаю властью, как некоторые. Знаешь, кое-кто приходит сюда и уходит обратно через несколько часов. Они профессионалы. Они договариваются. А я? Что до моего дела, это было преступление на почве страсти. Я пришел неподготовленным. И я останусь здесь, пока не сумею заключить сделку. Пожалуйста, будь другом.

— Я не могу тебе помочь, — сказал Клив, не вполне понимая, о чем его просят.

Убийца кивнул.

— Конечно, — произнес он. — Я и не ожидал…

Он отвернулся от Клива и двинулся к очагу. Пламя там вспыхнуло сильнее, и возник мираж конфорки. Мужчина небрежно положил одну из вспухших ладоней на дверку духовки и закрыл ее, но почти сразу же она со скрипом отворилась вновь.

— Знал бы ты, как возбуждает аппетит запах жареной плоти! — сказал мужчина, опять повернувшись к дверке и пытаясь ее закрыть. — Кто может обвинять меня?

Клив оставил этого человека наедине с его бессвязной болтовней. Если здесь и присутствовал смысл, он вряд ли заслуживал того, чтобы в него вдаваться. Разговор об обменах и бегстве из города ускользал от понимания Клива.

Он побрел дальше, больше не вглядываясь в дома. Он увидел все, что хотел видеть. Утро близко, скоро звонок затрезвонит на этаже. Наверное, он сейчас проснется, думал Клив, и на сегодня покончит с путешествием.

Едва он подумал так, он увидел девочку. Лет шести-семи, не больше, она стояла на ближайшем перекрестке. Явно не убийца… Он направился к ней. Либо от смущения, либо по какой-то менее достойной причине девочка повернула направо и побежала прочь. Клив последовал за ней. Когда он достиг перекрестка, она оказалась уже далеко на следующей улице, и он опять пустился в погоню. Когда преследуешь кого-то во сне, законы физики неодинаковы для участников погони. Девочка, казалось, двигалась легко, а Клив боролся с густым, словно патока, воздухом. Однако он не останавливался, а спешил вслед за девочкой. Скоро он удалился на значительное расстояние от знакомых мест, в тесноту дворов и аллей, представляющих, как он полагал, многочисленные сцены резни. В отличие от центральных улиц, это гетто включало в себя более полные фрагменты пейзажа: травянистая обочина, скорее красная, чем зеленая; фрагмент виселицы с петлей; груда земли. А теперь вот просто стена.

Девочка завела Клива в тупик, а сама исчезла, оставив созерцать гладкую кирпичную стену, сильно выщербленную, с узкой прорезью окна. Очевидно, это и было то, на что его привели посмотреть. Он уставился сквозь пуленепробиваемое стекло, с внешней стороны запачканное потеками птичьих испражнений, и обнаружил, что разглядывает одну из камер Пентонвилла. Желудок его сжался. Что за игра — вывести из камеры в город сновидений лишь для того, чтобы привести обратно в тюрьму? Но несколько секунд изучения успокоили: это не его камера. Это камера Лоуэлла и Нейлера. Картинки приклеены скотчем к серому кирпичу, кровь разбрызгана на полу и на стенах, на постели и на двери. Это еще одна сцена убийства.

— Господи всемогущий, — пробормотал Клив. — Вилли…

Он отвернулся от стены. На песке у его ног спаривались ящерицы, ветер, отыскавший дорогу в эту тихую заводь, принес бабочек. Клив смотрел на их танец, и тут прозвенел звонок в блоке Б. Наступило утро.

Это была ловушка. Механику ее Клив не постигал, но в назначении не сомневался. Билли скоро отправится в город. Камера, где он совершил убийство, уже поджидает его, и из всех гнусных мест в том скопище склепов эта пропитанная кровью каморка, несомненно, была самым гнусным.

Мальчик не может знать, что приготовлено для него. Дед лгал ему о городе мертвых, он рассказывал не все и не подумал поведать Билли о тех случаях, когда приходится оставаться там. А почему? Клив мысленно вернулся к уклончивому разговору, который он вел с человеком в кухне. Что за слова об обменах, о заключении сделок, о возвращении назад? Эдгар Тейт раскаялся в своих грехах, ведь так? По прошествии лет он решил, что он не экскремент дьявола и что вернуться в мир вовсе не так уж плохо. Билли стал средством для возвращения.