Книжный мотылек. Предубеждение

Я отложила бук и прижала ладони к пылающим щекам. Кажется, я окончательно вжилась в Мейфер, если пара расстегнутых на рубашке Рауля пуговиц и закатанные рукава начали казаться чем-то неприличным, а фотография Рауля, вылезающего из бассейна в мокрой рубашке, вообще вызвала усиленное сердцебиение. Снова взяв бук в руки, я жадно принялась разглядывать босоногого Рауля, стоящего на бортике бассейна в пол-оборота, в мокрой одежде и с волосами, прилипшими ко лбу, пока не поймала себя на этом постыдном интересе и не закрыла фотографию, призвав на помощь всю свою силу воли. А потом я открыла школьные фотографии Ксава, понадеявшись, что трогательные и невинные подростковые снимки позволят мне, наконец, вернуть душевное равновесие. И снова неразлучные Ксав, Рауль и Николя кочевали с фотографии на фотографию.

Снимки были отсортированы в обратном порядке, и чем дальше я листала альбом, тем юнее становились пойманные камерой люди. Самыми последними были фотографии, сделанные сразу после приезда Ксава в Тауссет. Три мальчишки, ненадолго остановившиеся на тонкой грани между детством и отрочеством — улыбчивый и добродушный Николя, Ксав, весь облик которого просто кричал, что он замышляет очередную шкоду, и Рауль, чья вежливая улыбка не коснулась грустных глаз. Я приблизила снимок — веснушки всё еще были на месте. Внезапно в памяти всплыла фраза про Мика, сказанная Раулем на рыбалке: «У него был такой знакомый взгляд» — и я поняла, почему эта фотография так зацепила меня. Тоска во взгляде Рауля, неподдельная и искренняя, диссонировала и с его улыбкой, и с настроением двух его друзей.

Я вернулась к более поздним фотографиям, и убедилась, что на них Рауль Файн выглядит как обычный школьник — он улыбается, смеется, дурачится, в общем, ведет себя как совершенно нормальный подросток. Что же такое произошло в его жизни до Тауссета, и что случилось после его окончания? Почему вполне живой молодой человек, не стесняющийся проявления эмоций, в итоге превратился в Того Самого Рауля? Впрочем, кажется, я знаю ответ — он сам явился сегодня ко мне с визитом, показав себя во всей красе.

Глава 14

А под утро мне приснился сон. Рауль Файн в мокрой одежде мучительно медленно вылезал из бассейна. Я смогла рассмотреть и полоску кожи, показавшуюся в вороте, расстегнутом на несколько верхних пуговиц, и очертания тела под ставшей полупрозрачной тканью. С восторгом и ужасом я следила за этим процессом, и он длился и длился, пока я, наконец, не проснулась.

Пруденс, помогавшая мне одеться к завтраку, заметила, что я сама не своя, но решила, что я переживаю из-за вчерашнего визита, и принялась ворчать на гостью, явившуюся без приглашения. Что бы ни случилось — моя камеристка сразу и безоговорочно принимала мою сторону, что трогало меня до глубины души.

Под ворчание Прю я немного успокоилась и спустилась к завтраку в хорошем настроении, чтобы обнаружить, что тетушка пребывает в смятении. По неаккуратно свернутой газете я предположила, что именно она была источником тетушкиного беспокойства. К моему удивлению, я поняла, что это не «La Luna», а вполне официальная Веллингтон Таймс, незамеченная за публикацией слухов или смакованием скандалов.

— Вас что-то расстроило в утренней газете? — Удивилась я.

— Скорее рассердило. — Отозвалась тетушка, беря себя в руки и возвращая на лицо улыбку. — Ничего серьезного, Милочка, скучные официальные новости. Не забивай себе этим голову.

И опять я почувствовала какое-то смутное беспокойство, но ничего не предприняла.

День шел своим чередом — после завтрака, пока я выбирала, выйти ли мне на прогулку, или отдаться чтению, бук разразился характерной трелью, сообщая, что на мой тайный почтовый ящик пришел мейл от адресата не из моего контакт-листа, что было большой редкостью. Знали этот адрес только родители и Ксав. Наверняка еще он был известен «старшим Лисси», но я никогда не афишировала его в галанете, так что сообщение от неизвестного адресата и заинтриговало, и, чего греха таить, напугало меня.

Я уселась поудобнее, и с трепетом открыла почтовую программу — в теме непрочитанного письма значилось «Мисс Дюбо, лично», отправитель был зашифрован, и я замерла в нерешительности, не зная, чего я хочу больше — открыть таинственное письмо или удалить не читая.

Пока я колебалась, мой взгляд привычно и бездумно скользил по рекламным блокам. В какой-то момент, почувствовав неладное, я вернулась к заголовку, который до этого «проскочила», и, не поверив своим глазам, перешла на новость.

«Мелани Уилкс прощается с Мэйденвельской библиотекой» гласил заголовок статьи на портале Императорского книжного клуба. Все еще не до конца понимая, что произошло, я стремительно вчитывалась в текст.

«С безмерной благодарностью…», «…двадцать лет безупречного служения…», «…самоотверженный труд на благо Империи…», «..высочайший профессионализм…», — я с трудом продиралась сквозь текст, написанный официальным языком. — «Его Величество удовлетворили просьбу…», «…именная пенсия…», «На пост директора назначена…», «…кадровые перестановки…» Но окончательно выбило меня из колеи примечание в конце статьи. «Вакантную должность младшего библиотекаря благодаря рекомендациям баронета Нортвуда заняла мисс Розалия Пьемонт»

И тут я припомнила и нервозность Ксава, и тетушку с утренней газетой — паззл сложился.

Чувствуя, что закипаю, я набрала брата. Он ответил не сразу.

— Ты знал. — Сразу перешла я к делу. — Ты знал, и ничего не сказал мне.

Ксав пристыженно молчал.

— Почему?!

— Я подумал, что, возможно, тебе это уже не особо интересно. — Ксав отвел глаза. — Ты так изменилась за эти четыре месяца.

— Ну ты и гад! — зло выдохнула я и разорвала соединение.

Во мне сейчас клокотал целый коктейль эмоций, и злость с обидой были самыми главными его составляющими. Я решительно ворвалась в гардеробную и принялась за поиски. Когда встревоженная Пруденс нашла меня, я кидала свои вещи с Изначальной в открытый красный чемоданчик.

— Мисс Мила, мисс Мила! — забеспокоилась Прю. — Что случилось? Почему вы здесь?

— Пруденс, я возвращаюсь домой! — Выпалила я, и, наконец, разрыдалась.

Прю растеряно кружила вокруг меня, не зная, что делать, а я вдруг впервые посмотрела на себя со стороны. Ксав сказал, что я сильно изменилась, и он был прав. С каждым днем, с каждым новой уступкой и компромиссом меня все сильнее затягивало в мэйферское болото. Муслин, кисея, суаре, балы, ни словечка в простоте. Когда я последний раз занималась чем-то действительно важным? Или взять, к примеру, Пруденс — когда я стала воспринимать её заботу как что-то само собой разумеющееся? А ведь есть и другие люди, которые служат в поместье — когда я перестала их замечать? Почему я позволила Мэйферу стать такой большой частью меня, что он вытеснил меня саму? У меня не было ответа.

Через некоторое время мне всё-таки удалось успокоиться. От попыток Пруденс замаскировать последствия я отказалась — я больше не хотела делать вид, что ничего не происходит, и не собиралась продолжать играть по мэйферским правилам. Мне предстояло самое сложное — объясниться с тетушкой.

Но с каждым моим шагом по направлению к её гостиной, моя решимость таяла. Я не любила конфликтов, и, в отличие от кузины Сони, никогда не умела отстаивать собственное мнение. Тихий саботаж и дипломатические лазейки всегда казались мне предпочтительнее.