Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки

Но потом соображаю, что если бы это было именно так, то кузина назвала бы и свое имя, и у княгини не было бы необходимости им интересоваться. Она не знает, кто такая Соня! Но знает, что я — это я!

Я молчу не меньше минуты. Прокручиваю в голове десятки разных ответов — от удивления до возмущения. Наконец, останавливаюсь на одном.

— Простите, ваше сиятельство, но почему вы называете меня Натальей Кирилловной? Я — княжна Вера Бельская. А графиня Закревская, если не ошибаюсь, приехала на бал именно с вами.

Она тоже долго молчит.

— Милая барышня, я, разумеется, уже не молода, но пока еще не жалуюсь ни на отсутствие ума, ни на отсутствие памяти. И вот, что я могу вам сказать — если бы я встретила вас лет двадцать назад, я назвала бы вас другим именем — Евгенией Николаевной. Вы как две капли воды похожи на свою мать. И не пытайтесь уверить меня, что вы — не Наташа.

Она говорит о моей матери и сразу сбивает с меня ту маску холодного непонимания, что я на себя нацепила.

Я еще лепечу: «Я вас не понимаю», но уже чувствую, что глаза наполняются слезами, а к горлу подступает комок.

— Послушайте, милое дитя, я не знаю, в какие игры вы играете с той барышней, что живет у меня, но эти игры могут быть весьма опасны. Князь не простит обмана!

Она снова замолкает, ожидая моего ответа. Но я молчу.

— Я хорошо знала вашу мать. Мы были подругами. И не случайно ваш отец доверил мне честь заботиться о вас.

Нечего сказать, хорошо же она выполняла папино поручение, если ни разу не видела Наташу взрослой.

Она будто читает мои мысли.

— Да, возможно, я несколько пренебрегала своими обязанностями. Но на то были причины. Когда вы были маленькой, я навещала вас в имении. Но сейчас здоровье не позволяет мне бывать в Закревке, а ваша тетушка решительно отказывалась отпускать вас ко мне в гости. К тому же, учитывая давнюю историю, я и сама думала, что вам не стоит появляться в Петербурге. Таково было и желание вашего отца — он боялся, что здешнее общество может причинить вред и вам. Но поверьте, я тщательно изучала финансовые отчеты, что присылал ваш управляющий. А князь Бельский в письмах рассказывал мне о вас самой.

Она снова выжидательно смотрит на меня. А я снова молчу.

— Ну, что же, — вздыхает она, — если так, то я вынуждена буду допросить с пристрастием другую самозванку. Я покажу ей портрет вашей матери, и она сразу поймет, как я обо всём догадалась.

— Портрет? — переспрашиваю я. Голос мой хрипит.

Княгиня кивает:

— Да, восхитительный портрет — Эжени там с розой в руках.

Кажется, она говорит о том самом портрете, что я видела в московской квартире Никиты Степановича.

И это становится решающим фактором. Я и сама понимаю, что ввязалась в странную, мне самой еще не вполне понятную игру, и мне отчаянно нужен союзник. Или союзница.

— Вы покажете мне его, правда?

Она уже улыбается:

— Разумеется. Как только ты найдешь возможность побывать у меня в гостях, — она легко и непринужденно переходит на «ты». — А сейчас садись вот сюда и расскажи всё подробно.

Я сначала оглядываюсь настороженно — будет ужасно, если нас кто-нибудь подслушает, — а потом рассказываю всё без утайки. Княгиня слушает внимательно, а когда я останавливаюсь, спрашивает:

— Но зачем тебе потребовалось называть себя княжной Бельской? Если ты просто хотела разоблачить замысел кузины, достаточно было приехать ко мне в дом и назвать себя. Я прогнала бы самозванку, и ты смогла бы участвовать в отборе на законных основаниях.

Я задерживаю дыхание, а потом признаюсь:

— Я хочу доказать, что мой отец не был предателем! Но для этого нужно, чтобы князь Елагин не знал, что я — Закревская.

Я не уверена, что поступаю правильно, и ожидаю критики от собеседницы. Но княгиня неожиданно одобряет:

— Может быть, ты и права. Но неужели ты думаешь, что спустя столько лет можно отыскать правду? Я всегда знала, что твой отец не виновен, но никому не могла это доказать. Петербургское общество решило, что он — предатель, и его приговор обжалованию не подлежит.

— Есть одна вещь, — я перехожу на шепот и придвигаюсь ближе к собеседнице, — которая может доказать, что предателем был совсем другой человек. И думаю, эта вещь находится в загородном особняке Елагиных. Вот почему мне так важно туда попасть.

— Ты думаешь, найти эту вещь так легко? — сомневается княгиня. — Это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Особняк большой, и там повсюду шныряют слуги.

— Именно поэтому я хочу поехать туда как Вера Бельская.

— Не понимаю, — качает головой княгиня.

Я терпеливо объясняю:

— Должно быть, вы знаете, что одним из виновников гибели моего отца был дядя князя.

— О, да, — подтверждает княгиня. — Мне ты можешь не рассказывать эту историю — я ее знаю сама. Старый князь Елагин был волком в овечьей шкуре. Он считался другом Кирилла Александровича, а сам только и думал, как бы занять его должность при дворе. Хотя он и так не был обижен. Твой отец считал его порядочным человеком и всегда хвалил его перед императором. А нынешний князь и вовсе был его учеником.

— Князь Елагин был учеником моего отца? — я неприятно поражена. — Ну, что же — тем омерзительнее их предательство.

— Ну, дитя мое, — пытается быть объективной княгиня, — Константин Николаевич в то время был еще ребенком.

— Но он наверняка знает обо всём от дяди, — настаиваю я.

— Конечно, — тут княгиня не спорит.

— Тогда он наверняка понимает, что графиня Закревская не может испытывать к нему теплых чувств. И, тем не менее, он приглашает ее на отбор.

— Да, мне тоже показалось это странным, — соглашается Елизавета Андреевна.

— Думаю, князь отнюдь не глуп — иначе он не занимал бы такой пост при императоре. А значит, он пригласил меня на отбор с какой-то целью. Я думала над этим и пришла к выводу, что таких причин может быть две. Либо в нём проснулась совесть, и предложением руки и сердца он хочет компенсировать причиненное зло. Либо, что более вероятно, он думает, что у моего отца могли остаться документы, которые обличают настоящего предателя, и я найду их, как только выйду из-под опеки и вернусь в столицу. Тогда брак — это способ заткнуть мне рот. Не буду же я свидетельствовать против Елагиных, если сама стану одной из них.

Княгиня вздыхает:

— Первая причина мне нравится больше.

— Мне тоже, — вру я. На самом деле, я не допускаю даже мысли, что в князе может быть хоть что-то хорошее — хотя бы даже совесть. — Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему я должна ехать к нему в имение как княжна Бельская. Думаю, к графине и со стороны князя, и со стороны его слуг будет особое внимание. Князь либо жалеет, либо опасается меня, но и в том, и в другом случае, он будет выделять Закревскую среди других невест. А это помешает мне заниматься поисками. Вера Бельская — другое дело! Да, ее отец был связан дружбой с моим отцом, но все знают, что Александр Денисович после своего вынужденного отъезда из Петербурга предпочитает не вспоминать ту историю и уж точно не станет впутывать в нее свою дочь.