Княжич, Который Выжил

Формальности, формальности… Но, надо признать, вполне разумные. Я ведь, формально, всего лишь ребёнок — а значит, типа могу взять и сболтнуть какую-нибудь тайну рода.

Ингрид некоторое время молчит, затем, забыв о существовании Ефрема, поворачивается ко мне:

— Мне нужна твоя помощь, Вячеслав Светозарович.

Я вежливо киваю и отвечаю:

— Чем же могу помочь вам, флау плинцесса?

Она ненадолго задумывается, а затем уточняет:

— Как ты смог опознать того ацтека ночью?

Ефрем при этих словах приподнимает брови, но молчит. Я пожимаю плечами и спокойно отвечаю:

— У него был лубец на щеке — след от литуального каменного ножа ацтеков. Такой используют только в поединках между своими. Если он получил ланение, да ещё такое, что навелняка залила его лицо кловью, значит, скоелее всего, он плоигал плаво быть ведущим жлецом. Он што-нить сказал?

Ингрид кивает, внимательно слушая, а затем со вздохом произносит:

— Мы не смогли его допросить. Он умер в плену — убил себя сам. Откусил себе язык.

Я снова пожимаю плечами.

— Да, у атстеков есть такая фишка.

Замечаю, как Ингрид и Рульф переглядываются, а в их взглядах читается откровенное удивление. Принцесса изучающе смотрит на меня:

— Княжич, ваша эрудированность в этом вопросе и правда поразительна.

Я делаю вид, что смущенно потираю нос будто бы от похвалы такой красивой тетеньки:

— У меня плосто дома библиотека, куча книжек пло ацтеков. Наш лод их собилал. Мама читала мне истолии пелед сном.

Ингрид велит телохранителю:

— Рульф, покажи княжичу.

Гигант достаёт из кармана пиджака каменный нож-текпатль, протягивая мне:

— Мы нашли его при белобрысом ацтеке. Видимо, тот самый.

Я беру в руки каменный нож. Черное обсидиановое лезвие с зазубринами, ручка, обмотанная кожаными полосами, слегка потемневшими от времени. Привычные линии, знакомые рисунки на полосах… Где-то я это уже видел.

— О, так это ещё и Дети Солнца, — произношу я радостно.

Ингрид замирает, внимательно всматриваясь в моё лицо:

— Княжич, как ты понял, что это за клан?

Поворачиваю нож в руках и указываю на выбитый знак перечёркнутого солнца на рукояти.

— Видел в одной из книг. Мама показывала.

— Интересные вам княгиня книги читает на ночь… — пораженно замечает принцесса, но тут же спохватывается и поправляется: — Простите, не мое это дело.

— Ничего страшного, ведь книги, и правда, интересные.

— Безумный генерал уничтожил государство ацтеков, за что ему большая честь и благодарность. Но их дело всё ещё живо, — глаза Ингрид гневно сверкают. — Они просто начали принимать в свои ряды иностранцев.

Усмехаюсь, покачивая нож.

— Панятно. На халявную силу сглотней всегда найдётся сблод желающих.

Мой взгляд вновь останавливается на принцессе. Лицо у неё напряжённое. Слишком собранное, слишком правильное — как у человека, который изо всех сил держит себя в руках, чтобы не выдать настоящие эмоции.

— Вы не можете найти её, да? — бросаю вдруг.

Ингрид моргает, растерявшись. А Рульф смотрит на меня грозно. Кажется, он заподозрил меня в сговоре с ацтеками. Значит, я попал в точку.

— О чём вы, княжич? — спрашивает принцесса.

— О вашей дочери, конечно, — удивленно смотрю на Ингрид. — Разве можно сейчас обсуждать кого-то другого?

Теперь Ингрид молчит дольше.

— Как вы понял, что похищена моя дочь? — голос её спокойный, но в нем появилась жесткость.

— Очень плосто, — развожу руками. — Вы сказали, что некий лебенок в беде. Завтла как лаз летнее солнцестояние. День, когда Дети Солнца лежут детей на желтвопиношение, чтобы возлодить новый год. Отсюда логичный вывод — они похитили лебенка. Теперь пло вашу дочь: вы слишком встлевожены, плинцесса. И плишли плосить о помощи лично, хотя могли бы отплавить кого-то из своих людей.

Рульф бросает с намеком:

— Принцесса, княжич слишком много знает.

— Тихо, Рульф, — отмахивается принцесса от телохранителя. Он смотрит на меня: — Думаете, Вячеслав Светозарович, я настолько холодна сердцем, что не пришла бы просить помощи ряди не своего ребенка?

— Отнюдь, флау, — качаю головой. — Плосто у клана Исаэт полно детских домов, плиютов. Но там ластят будущих лаботников, слуг, обслугу. Интелесный способ фолмировать песонал с пелёнок, но… вляд ли вы здесь лади попавших двух-тлёх плислужников. Несмотля на ваше состладание и, конечно же, доблую душу, я не думаю, что вы бы оставили важные дела лади палы силот.

Ингрид резко сжимает кулаки. Ах, задело.

— Ты прав, княжич, — выдавливает она сквозь зубы. — Мы не можем найти мою дочь, Астрид.

Так. Вот и подтверждение.

— Хирдманы прочёсывают город, но даже за месяц они не смогут обыскать всё. Нам неизвестно мест, где Дети Солнца проведут ритуал жертвоприношения. Ацтеки не делятся ими с посторонними.

О, мне-то они известны прекрасно. Когда-то я провёл немало времени, изучая их ритуалы, разбирая древние записи, добытые у ацтеков. Я знаю, где, как и когда они приносят жертвы. Как готовят избранных. Как проводят ритуалы кровавого возрождения.

Но, разумеется, в голос я этого не говорю. Вместо этого спокойно произношу:

— Вам стоит половелить небосклёбы голода, особенно васточные. Обыскать клыши.

Ингрид хмурится, в глазах мелькает сомнение:

— Почему?

Я пожимаю плечами, словно не придаю этому большого значения:

— Ацтеки всегда пловодили литуалы на велшинах восточных гол. В Столмхельме гол нет, но есть небосклёбы. А солнце встаёт на востоке. Логично выблать самую восточную точку голода.

Ингрид мгновенно подскакивает:

— Ты прав! Это звучит логично!

Хирдман-гигант хмурится, явно недовольный столь поспешным выводом.

— Госпожа… но это же… странно. Вы хотите послушать ребёнка?

Я не реагирую. Только смотрю на Ингрид. А он она уже приняла решение.

Ингрид резко обрывает Рульфа:

— А что нам остаётся? Срочно созывайте спецотряд хирда! Пусть обыщут все восточные небоскрёбы, начиная с самого крайнего!

Она переводит взгляд на меня, в глазах мелькает напряжённая решимость.