Княжич варяжский

Дёрруд тоже взобрался в седло, сказал оцепеневшему от скорости смены событий смоленскому «таможеннику»:

— Ничего, может, твой разрешит.

И уже тронув коня, вдруг повернулся и сообщил негромко:

— Ты так-то знай: последние семь саней за нами не наши. Новгородские.

И дал коню шенкеля, переводя в короткий галоп.

Пускай Вартиславу и все равно, а он, Дёрруд, не любил, когда кто-то сходил на берег прежде остальных.

Ехать всей оравой в город Сергей не захотел. Решил: лучше, если его караван останется вне городских стен и алчных взглядов конунга с говорящим прозвищем Бережливый. Тем более что, в отличие от посада, город здешний не так уж и велик. Зато укреплен на диво: вал, стены высокие с башенками, навесы от стрел над заборолом. Еще и ручей, ныне замерзший, частично ров заменяет. Хотя ров тоже имеется, и мост к воротам. Своеобразное укрепление. Обычно на Руси крепости в городах строят, чтобы в случае чего народ окрестный в них прятать. В этой же точно всех обитателей селения не укрыть, не говоря уже о скотине, припасах и прочем имуществе. Напрашивается вывод: гард сей — личное укрепление здешнего конунга Бережливого. Вроде большого сейфа.

Нет, такому конунгу показывать свои богатства точно не стоит. Тем более есть у Сергея здесь добрый товарищ, Жилен. Наверняка разместит, поможет, сообщит обстановку.

Посадское подворье купца Жилена отыскали легко: местный паренек показал дорогу. Жилен тоже отыскался быстро. Примчался, едва услышал. И, конечно, все устроил. Места хватило. Вне крепостных стен люди просторно живут. Чай не Европа.

Полезную информацию купец тоже сообщил: конунг в городе. У себя в укрепленной горке. И сегодня, по слухам, никуда не собирается.

Силен предложил и Сергея представить, но тот отказался.

Жилен, конечно, человек уважаемый, но далеко не княжьего уровня. Сергей же входить в Детинец планировал именно княжичем-хёвдингом, а не торговцем. Так что за помощь и размещение спасибо, но дальше сами.

[1] Слово «товарищ» в те времена не было синонимом

ом

слова «друг». Это были партнеры по совместной торговой деятельности.

Глава 19

Глава девятнадцатая. «Хёвдинг Вартислав — к Харальду-конунгу»

К воротам Смоленска подъезжали не полным коллективом, а лишь тремя десятками старшей дружины, большую часть которой составляли нурманы, но нурманы уже вполне оваряжившиеся, хорошо говорившие по-словенски и знавшие варяжскую Правду не хуже Речей Высокого[1]. Впрочем, рекомендации последнего, начинавшиеся строфой: «Прежде, чем в дом войдешь, все входы ты осмотри, огляди, ибо как знать, в этом жилище недругов нет ли?», вошедшие в дружину Сергея люди Севера тоже не забывали, потому очередной вход, коим являлись ворота Смоленска, оглядывали очень и очень внимательно.

Сергей тоже был начеку, поскольку предполагал: подробности их появления на заставе уже дошли до сына Бирнира, и какие указания тот дал своим хирдманам, оставалось только предполагать.

Нет, прямого нападения Сергей не ожидал. Это значило объявить войну всему варяжскому братству. А вот какая-нибудь провокация вполне возможна. Так сказать, симметричный ответ на устроенный у заставы спектакль.

К самим воротам подъехали без очереди, растолкав и отодвинув скопившийся народ.

Народ не роптал. Приоритет воинского сословия не оспаривался. Как спустя века напишет великий поэт: «Хладное железо властвует над всем». В правильных руках, само собой.

— Хёвдинг Вартислав в гости к Харальду-конунгу, — надменно сообщил Сергей по-нурмански кинувшемуся навстречу стражнику.

Реакция у стражника оказалась хорошая. Во-первых, он сразу позвал старшего, а во-вторых, ловко увернулся от челюстей Мара, чьим любимым развлечением было хватануть кого помельче, человека или пса, за то, что поближе, подбросить, опрокинуть и разок-другой поддать передними копытами. Сергей, поощрявший воинственность хузарского жеребца в бою, в мирное время старался воли ему не давать. Но в данном случае сдерживать не стал. В воспитательных целях. Если шутка Мару удастся — стражник сам виноват. Если жеребец схлопочет древком по наглой хузарской морде, тоже хорошо. И жеребцу урок, и повод обвинить стражника в неуважении.

Реализовался третий, нейтральный вариант: никто никого не приложил. Старший не только не попытался содрать с варягов городской налог, но даже выделил человека — сопроводить к Детинцу. Не из опасения, что заблудятся (терем вон он), а из уважения.

Смоленский град изнутри выглядел ничуть не менее респектабельным, чем Новгород, пусть и уступал размерами в разы. А собственно детинец так и посолиднее, чем княжья резиденция в Новом городе. Правда, киевский князь в Новгороде бывал наездами, а смоленский тут жил постоянно.

В воротах Сергея с гридью встречал не кто-нибудь, а старший сын конунга Фрёлаф. Что интересно, с ним Сергей уже встречался. В прошлой жизни. Но узнал только тогда, когда тот представился. Не удивительно. Ведь когда они впервые встретились в той жизни, тогдашнему смоленскому посаднику и воеводе было порядка полтинника, а здесь это был парнишка лет четырнадцати. Серьезный такой нурманский паренек из тех, кто убивает первого врага лет в двенадцать, а к четырнадцати уже полагает себя могучим воином. Так он и держался.

— Меня зовут Фрёлаф Харальдсон! — с достоинством сообщил парнишка, уважительно приложив руку к груди и слегка поклонившись.

Слегка.

— Мой отец Харальд-конунг приглашает тебя, Вартислав-хёвдинг… — Имя, кстати, паренек произнес чисто, без обычного скандинавского смягчения «Вартислейв». — … Приглашает тебя и твоих людей быть гостями в его доме и разделить с ним и его людьми питье и пищу!

И протянул Сергею рог. С пивом, как оказалось. Приличный такой, литра на два.

Вариант «пей до дна».

Пиво, конечно, не водка и даже не вино, однако для нынешнего Сергея порция великовата. И, можно не сомневаться, на то и был расчет.

Однако не прокатило. Сергей приложился, оценил, похвалил:

— Прекрасное пиво! Лучшее, что я пил с тех пор, как покинул дом!

И передал рог Убийце.

— Так надлежит! — пояснил он вьюношу. — Правильный вождь должен делить все лучшее с лучшими из своих хирдманов! Кроме жен, разумеется, — Сергей подмигнул Фрёлафу. — Мой хольд Дёрруд Сигтрюггсон мечтал о таком много дней. Как я могу отказать в такой малости тому, кому не раз вручал свою жизнь?

Дёрруд выхлебал пиво, вернул кубок Сергею и утер рот ладонью.

— Ты берсерк, сын Сигтрюгга? — спросил Фрёлаф.

— Почему так решил? — добродушно пророкотал Убийца. Выпитое пиво и перспектива застолья привели его в отменное настроение.

— Рисунки на твоих руках. У моего деда, Бирнира Бесстрашного, были похожие.

— Нет, сын конунга, я не берсерк, — Дёрруд осклабился. — Я тот, кто убивает берсерков. Но я слышал о твоем деде. Он был великим воином и ныне занял достойное место в чертогах Всеотца. Надеюсь, когда-нибудь и мы с тобой сядем с ним рядом.