Княжна

Наконец они удовлетворились. Вернулись назад к платьям.

— Рукава могут быть заужены. Но могут быть пышными, начиная от локтя широкими. Либо широкими от плеча, с прорезями, в которые продевают руки с зауженными рукавами камизы. Как видишь, до бёдер платья облегают фигуру, а от бедер юбка расширяется. С этим всё понятно?

— Понятно!

Потом перешли к головным уборам. Конусообразные шляпки с фатой на конце, это я так называл, дам не заинтересовали, как и рогатые или в виде полумесяца положенного рожками вверх. Но заинтересовали капюшоны. Вернее курточки и плащи с капюшонами. Но вот испанская мантилья — длинный шелковый шарф закрывающего голову и спадающего на грудь и спину, дам особо заинтересовали. Я пояснил, что мантилья прекрасно смотрится если кружевная. Носят её не только просто укрыв голову, но и набрасывают на высокий гребень, воткнутый в прическу. Идея с гребнем им тоже понравилась. Пришлось делать зарисовки. Так же рисовал короткие шубы, еле-еле прикрывающие зад. Но так как шубы были верхней зимней одеждой и приличия соблюдены, мадемуазели их приняли. Зимние шапочки, отделанные мехом и с ушами. Нарисовал как, мог. Одна девушка даже захлопала в ладоши. Мля. Полная жесть. Нарисовал муфты, где дамы могли греть руки. Одним словом с меня выжали всё, что я знал. Под вечер взмолился.

— Мстиша! Может достаточно? Я между прочим голодный! Устал!

— Ладо мой, извини, совсем забыла, что тебя нужно покормить. Сколько всего интересного! Тут столько работы!

— Мстиша, может ты тут разбираться будешь, а я в поварню схожу? Думаю теперь вы сами, без меня разберётесь.

— Иди, княже. Разберёмся и распорядись нам сюда покушать принести.

Когда выскользнул из светлицы, облегчённо вздохнул. Свалил на кухню. Там встретил Первушу и Вторушу. Вместе с ними потрапезничали. Сказал стряпухам, чтобы отнесли еды княгине, на шестерых. Пока ели посмотрел на Первушу. Неделю назад Мстислава оженила его! Парень довольно ревностно относился к своей молодой жене. Жили они тут же в княжьем тереме.

— Первуша! — Обратился я к нему. — Извини брат, но сегодня спишь один. — Молодой воин замер, его глаза расширились. — Не суетись. Я наверное тоже спать буду один. Наши женщины заняты очень важными делами. — Оба брата непонимающе смотрели на меня. Вот засада, попал Первуша. У него спермотоксикоз к Звениславе. Всё успокоится не может. Он ведь еле дождался свадьбы, согласился на всё, что от него потребовала Мстислава. Главное, что бы черниговская боярышня была рядом с ним. А тут такой пападос! Я засмеялся. — Ладно, парень, не журись. Может придёт, но скорее всего поздно.

Первуша приуныл. Зато его младший брат криво усмехнулся.

— Брат, тебя Рольв звал. Там и девки и вино.

— Не хочу девок и вина. Что скалишься младшой?

— Да ничего. Ни хочешь, как хочешь. Может к нам пойдём?

— Нет. Мне со Звениславой князь с княгиней жить в тереме определили. Звенислава придёт, одна что ли будет? Я останусь.

— Ну смотри. — Опять усмехнулся Вторуша. — Княже мне можно идти? А то мамке помочь надо.

— Иди.

Мстислава пришла, когда я уже засыпал. Тихо разделась и юркнула ко мне под бок. Ничего не изменилось, что двадцать первый век, что девятый.

— Пораньше нельзя было? А, княгиня? — Недовольно проворчал я.

— Нельзя, Ярославушка. Знаешь, мы смотрели, что ты там нам нарисовал. Крутили так и эдак. Завтра шить будем. Я ещё женщин завтра снаряжу. Ткани нужно посмотреть, какие у нас есть и какие привезли из Чернигова и Киева. А ещё… — Я слушал её щебетание под ухом и медленно уплывал в сонную нирвану.

На следующий день варили стекло. Шихту — песок, известь и поташ тщательно перемешав, загрузили в печь. Рядом с печью по моему указанию сделали колесо, чуть больше человеческого роста. В него вставал человек и бежал как белка в колесе. От обода колеса шел привод на мехи. Вот так и качали воздух. Дёшево и сердито. Когда смесь начала плавиться и потекла, вылили её в ванночку с расплавленным оловом. Масса равномерно растеклась по металлу. Самый лучший способ, сделать стеклянный лист ровным. Ему много лет, но он до сих пор применяется в производстве. Потом стекло медленно остывало. Получили неровный прямоугольник, довольно ровного по поверхности стекла. Мутновато-зеленоватого цвета. Мне крайне не понравилось, зато все остальные были в восторге. Дражко чуть ли не на месте подпрыгивал, тер ладонями друг о дружку и лез ко всем целоваться. У народа счастью не было предела. В этот день сделали ещё плавку. На этот раз в шихту добавили оксид железа, по-простому то, что осталось от железа сгоревшего на открытом воздухе. У наших металлистов, что плавили собранное плохое железо и болотную руду, получая чугун, часть железа неизбежно сгорало. После чего взял приготовленную металлическую трубку. Их сделали три штуки. Как у стеклодувов. Там же были приготовлены и разборные металлические формы под сосуды. Простейшие бутылки с горлышком, прямоугольные бутылки с горлышком и бокал на длинной ножке. Дождался когда шихта расплавиться. На этот раз температура была меньше и масса не потекла. Всунул конец трубы в стеклянную массу, намотал шарик, вытащил и всунул его в форму, стал дуть. Я ни разу не стеклодув. Но по телевизору много раз видел это дело. Потом, пока стекло ещё было вязким отрезал боевым ножом. Так проделал со всеми формами, в том числе и с несколькими глиняными. Эти просто на пробу, одноразовые. Две из них треснули и развалились. Наплевать. Масса ещё оставалась я стал выдувать что бог пошлёт. Получилось чёрт знает что, но интересно. Народ заворожено смотрел. Но самый большой шок у аборигенов был, когда стекло остыло. Оно было красного цвета. Мутновато-красного цвета, как кровь. С Дражко от избытка чувств чуть удар не случился. Бутылки получились немного кривоватые. Но мы все были рады и этому. Как потом мне сказали, Дражко до конца там находился, пока стекло не остыло окончательно, его бережно обтёрли, посчитали и сложили под замок. Ключи боярин забрал себе и выставил охрану. Кому-либо близко к стеклу подходить запретил, пригрозив посадить на кол, за воровство. Мда, стекло стоило очень дорого. А вот такое красное, совсем запредельные деньги. Пусть даже оно не шло ни в какое сравнение с цветными стеклянными изделиями моего времени. Мля, дикие времена!

Приближалась масленица. Проводы Зимы-Морены. Мне было на это наплевать, но местные суетились. Этот праздник они воспринимали пусть и со смехом и радостью, но очень серьёзно. Мстислава развила бурную деятельность. В тереме всё что-то шили, кроили. Делали тушь, помаду, румяна, точили футляры и делали деревянные прямоугольные косметички с открывающимися крышками. Расписывали их и украшали. Женщины вообще как с ума посходили, когда один раз Мстислава со своими четырьмя помощницами продемонстрировали сшитые по моим рисункам платья, надев их на себя и разукрашенные косметикой в боевой женский раскрас лица. Я сам оглох. Перед этим, я по собственной инициативе, напряг нашего злато кузнеца, сделать княжеский венец из золота. Сам нарисовал. В виде обруча с зубцами. Получилась натуральная средневековая королевская корона. Наш ювелир постарался на славу. Перед сном я подарил его жене. Она долго его осматривала, примеряла и крутилась около зеркала. Потом с блестящими глазами, поцеловала меня и толкнув в грудь так, что я упал на спину на наше ложе, молча полезла на меня снимая с себя длинную рубашку. Все правильно, это самое лучшее, чем женщина может отблагодарить мужчину. За тысячи лет ничего не изменилось.

Я её тормознул.

— Мстиша, а ребёнку не повредим?

— Не повредим. Ты меня разлюбил? — недовольно засопела, продолжая стаскивать уже с меня рубаху. Ну вот, сразу разлюбил.

— Нет, не разлюбил. — Когда остался без одежды, опять тормознул её.

— Ладо мой! — Вцепилась в меня. — Что опять? Чего ломаешься? — От последней фразы я чуть не подавился слюной. Это она от меня подхватила. Сначала я даже не нашелся что ответить. Тем временем жена взобралась на меня, оседлала и стала устраиваться, двигая бедрами.

— Подожди, Мстиша… Одень свой венец. — Мстислава замерла, чуть приподнявшись и удерживая ручкой моё возбуждённое хозяйство. Изогнула вопросительно бровь. — Ну, пожалуйста!

— Ярослав! Кто же в венце любится?

— Мы так любимся. Ты же княгиня, королева и царица в одном флаконе. Надевай на свою чудную головку мой подарок и поскачем.

— Ладно! — С сожалением отпустила меня. Соскочила с ложа. Примерила опять венец, покрутилась около зеркала. Была просто неотразима. Голая и с короной на голове в обрамлении вьющихся длинных волос. Я терпел. Лукаво посмотрела на меня.

— Нравлюсь?

— Слов нет, одни слюни. Ты долго возле зеркала прыгать будешь?

— А что такое, милый? Ты же вроде не торопился?

— Это было давно и неправда. Не доводи до крайности.

Подплыла к ложу покачивая бёдрами. Остановилась, закрыла глаза и, облизывая губы, стала гладить себя по телу. По бедрам по груди, потом между ног.

— Не понял?! — Я чуть не подскочил до потолка. — Ты издеваешься?

Она продолжала мять и поглаживать себе левой рукой грудь, а правой терла между ног и чуть постанывала.

— Мстислава!

Княгиня наконец посмотрела на меня.

— Ты уже готов, любый мой?

— Давно!

— Слава богам. — Резко залезла на ложе и на меня. Ухватилась ручкой за мой член, поелозила себе по лону и направила внутрь. Там всё было уже мокро. Сама резко опустилась и застонала. Я возбудился до самого верха. Сердце бухало как взбесившийся молот в руках сумасшедшего молотобойца. Один только её вид чего стоил. Сидит на мне прекрасная голая женщина с золотой короной на голове. Длинные вьющиеся пряди волос падают на грудь и на спину. Взял в обе руки её груди и стал мять. Мстислава двигаясь на мне, постанывала, закрыв глаза.

— Ещё сильнее, Ярославушка.

Приподнявшись, левой рукой продолжал мять грудь, правой обхватил за талию и впился ртом в освободившуюся грудь, посасывая и прикусывая крупный твердый сосок. Жена увеличила интенсивность движений. Стоны становились громче и чаще. Я уже двумя руками обхватил её, взяв за ягодицы, помогая ей приподниматься и опускаться. Ртом ловил её скачущие груди. Поймав, прикусывал сосок и отпускал, чтобы тут же поймать другой. Иногда прикусывал не сосок, а белую мякоть груди. В мошонке нарастая, передавалось на моё вздыбленное естество, двигавшееся в лоне супруги, растягивая и разглаживая его, желание взорваться, опустошить себя и заполнить её. Но пока держался. Боже какая у неё кожа! Запах! Она обхватила мою голову прижимая её к своей груди. Частота движений резко усилилась. Я уже ничего не соображал. Чувствовал нежные стенки её лона, трущиеся о мой член, потом они начали сжиматься. Это был край. Судорожно прижимая её к себе, уткнувшись в мякоть её грудей, слыша её, уже не стон, а крик. Взорвался, наполняя её своим семенем, пытаясь удержать её в одном положении, но она продолжала по инерции двигаться ловя свой экстаз, своё наслаждение. При этом, продолжая, сжимать меня своим лоном нежно и настойчиво. У меня в глазах помутнело. Я их закрыл, просто уткнувшись ей в грудь. Изливался дрожа. Она сама дрожала вскрикивая. Потом мы оба замерли. Какое-то время не двигались, застыли. Сердце у меня бухало отдаваясь по всему телу, но больше в голову. Блин, такое у нас бывало, но не часто, когда кончали с ней одновременно. В основном либо я первый, либо она. Наконец она начала гладить меня по голове, целовать в макушку. Я всё ещё уткнувшись ей в грудь, часто дышал, вдыхая её запах, запах кожи, тела. Запах женщины, источающей любовь, желание и удовлетворенность. Она склонилась к моей голове.