Княжна
Шрифт:
Пригласив рано утром Матвея в царскую палату, немного понаблюдав за его метаниями и страхом пред неизведанным спросила:
— Как здравие твое Матвей, всё ли спокойно в Царьграде?
— Вашими заботами светлая княгиня все хорошо. Не волнуйтесь ваше госпожа, в Царьграде примут верное решение, наш правитель умён и понимает ответственность принятых им решений.
— Я надеюсь на это купец. Иначе ты знаешь, что будет, прими в Константинополе не верное нам решение. Моей власти и мощи хватит что бы усложнить вам всем жизнь. А пока я бы хотела получить от тебя ответ на свое предложение.
Сидя, но троне и смотря за его метаниями, не собиралась облегчать ему жизнь. Мне нужно иметь при себе преданных мне людей, не способных предать воткнув нож в спину. Изрядно взбледнув и утерев со лба пот византийский купец принял решение.
— Ваша светлость. Я принимаю ваше предложение, но у меня есть просьба, — выгнув вопросительно бровь, благосклонно кивнув головой, да бы купец продолжил,
— Хорошо Матвей, твоя семья будет залогом, что ты меня не предашь! Ты ведь понимаешь, предав меня они все лишатся жизней, медленно и мучительно, а ты даже если и выживешь, станешь предателем не только в Златограде но и в Константинополе, за тобой будет вестись охота повсюду и ни где тебе не будет покоя. Поэтому рано или поздно ты умрёшь, но это будет если ты предашь!
— Я не предам, вас светлейшая, клянусь!
— Я приму позже клятву верности, а пока мы обсудим другое.
Я не сомневалась в его согласии. У него просто не было выбора. Зная мой нрав, он боялся меня больше чем своего правителя, даже клятву принес и семью перевез. Прося лишь о защите. Он не догадывался о своем предназначении и моих далеко идущих планах.
Он стал первым из купцов кому я доверила крупную сумму денег и выставила поистине невыполнимые требования. Матвей привезя свою семью и устроив их жить отправился в Византию по моим поручениям. Бедный купец обливался потом выслушивая, что я от него хочу получить, но в то же время подсчитывал заработанные им барыши. Пока он бороздил море до Царьграда, приплыли персы. Их как ни кого другого ожидал мой муж. А все дело в том, что они привезли селитру, наиважнейшие компоненты пороха для пушек. Ещё они привезли пряности, эфирные масла, лимоны и красители. Мы скупили всё! Мне нужно было для создания новой косметики.
Потихоньку, мои боярыни научились делать быстро нужную нам косметику, а плотники занимались заготовками шкатулок, кисточек, футляров под помаду и румяна. Нашлись умельцы расписавшие нам первые шкатулки, украшенные не только вырезанными узорами, но и драгоценными металлами, жемчугом и красивыми камушками. Весть о том что князь знает как сделать свою жену красивее разлетелась очень быстро. На нас ежедневно сбегались смотреть от боярынь до мелкой детворы. Со временем изготавливаемой нами косметики становилось больше и мне пришлось вплотную заняться ее сбытом. Но перед этим, нужно было отстроить рынок. До этого момента мы довольствовались малым. Ездили на рынки в Киев, в Новгород, не заботясь о его обустройстве дома. Нам это было не нужно, люд мог продать или обменять свой товар на площади. Теперь же когда весть о нашем величии разлетелась во все уголки, к нам стали приезжать не только племена, но и купцы из Византии, Персии, Новгорода, да и дети холодных фиордов стали частыми гостями. Всем места не хватало. Пришлось в срочном порядке бросать дела и заниматься рынком. Как сказал мой муж, нужно отстроить продовольственные лавочки и навесы. Ставить их одно к одному в несколько рядов. Послушав его, действительно поняла, что так было проще и место занимает меньше и проход будет шире. Не то что сейчас, зайдя на ярмарку, пестрящую разными товарами, можно ненароком налететь на рыбную кадку или старушку прядильщицу. Всюду стоящие телеги, купцы и товар у бедных разложенный на земле мешали нормально ходить и смотреть. На новый рынок занявший место старого быстро съезжались купцы, пекари, кожевники, ювелиры, да и простые деревенские торгаши. Впервые товар выкладывался у всех на прилавках, а гомонящий люд радостно обходил торгашей восхищаясь их изделиями. Да и как позже выяснилось, благодаря перестройке у купцов стала лучше торговля. И они нам стали значительно больше платить за предоставленные места. Да же тут мой мужчина продумал и ввел небольшую подать с места. А мы наконец-то начали люду продавать первую пробную косметику. Наблюдая за своими боярынями, смотрела в не верящие лица заморских купцов на их восторг от наших женщин и на чересчур серьезных мужей, не пожелавших отпускать своих жен торговать самостоятельно. Это было незабываемо, я впервые поняла, что в моих руках не просто власть и судьба моих бояр, в них намного большее. Сама ещё не осознавая до конца, но уже уверенная в своих силах и желаниях не хотела останавливаться на достигнутом.
Окружённая любовью и поддержкой, чувствуя себя самой счастливой сидела в увитой виноградной лозой беседке. Я все чаще выходила подышать свежим воздухом и почитать принесенные Звениславой отчёты. Она стала для меня незаменимой помощницей, всё документы и сметы о поставках и продажах были на ней, ежедневно отчитываясь о проделанной работе, докладывала о состоянии дел и женских сплетнях. О том как муж Крапивы чуть слюной не захлебнулся увидев жену в нижнем белье. Или как сладко любил убеленный сединами муж Смеяны. Ох, сколько мы услышали благодарностей и восторгов, сколько историй о доставленном маленьком счастье, даже не счесть.
Прикрыв
глаза, улыбалась наслаждаясь свежестью и прохладой. Умопомрачительным запахом цветов и плодовых деревьев. Весна сияла теплотой и нежностью, буйством красок и запахов, я же наслаждалась её лучшим проявлением. Пора жизни и силы, прекрасна в своей простоте и обилии. Я понимала, все что сейчас происходит вокруг меня, что я имею, всё благодаря моему мужу. Даже красивый цветущий сад, его заслуга. Пусть и не прямая, но его. Это же именно он является ниточкой связывающей меня с лешим, банником, с восхищением от преданных мне бояр и моим могуществом. Какой бы я не была волчицей, главный волк всегда остаётся в тени, следя и молчаливо поддерживая. Вятская волчица жестока и безжалостна. Боязливо поговарили за моей спиной. Я же чувствуя свою значимость и силу, улыбаясь сносила отчасти правдивые слухи. Порой мне было интересно, как к ним относится мой муж, на что всегда получала ответ:— Ты моя женщина, и царица, моя жена, мой свет на который я смотрю, разве может меня ослепить или обидеть твоя значимость в глазах людей? Тем более страх наших врагов, это наше оружие! Лучше пусть они бояться тебя понапрасну, чем не имеют его вовсе. Их страх Мстиша, твоя защита, наши враги трепещут от твоего имени, уверенные в твоей жестокости. Пусть они лучше тебя бояться не принимая меня всерьёз.
Он был прав во всем. Лучше страх за которым будет скрываться уважение и подчинение, чем неуважение и презрение наших врагов. Хотя с моим мужем ни одному врагу не прожить долгую счастливую жизнь.
Тихий смех словно шелест листвы раздался где-то из-под лавки, а за ним появилась маленькая вихрастая головка.
Смотря на меня черными как смоль глазками, маленькое лесное чудо оглядывало мой округлившийся животик. Малышка долго не решалась заговорить или перебраться ко мне поближе. Сколько бы раз я её не замечала, она всегда оставалась безучастной. Исчезала при моём появлении оставляя меня и лешего наедине. Как сказал мне однажды леший:
— Не серчай уж княгинюшка, Лисьяна больно уж пуглива и мала, она никогда не видела так близко людей, вот и сторониться от непривычки, да и уважением её матушка обделила. А я уж совсем стар обучать ещё одно дитя леса.
Я запомнила его слова и больше не боялась малышку. Даже если и видела ее среди высоких зарослей кустарников или за широкими стволами деревьев, старалась пристально не смотреть. Хотя мне было очень интересно наблюдать за малышкой. За её неумелыми попытками прорастить побег или заставить цветы цвести раньше времени. Я видела с какой любовью к ней относится Ефим. Правда старик её умело прятал за напускной суровость и криком. Но познакомившись поближе его суровость больше никого не пугала, даже столь пугливую и скрытную малышку. Больше всего мне нравилось ее рассматривать. Она была как маленькая диковинная игрушка, и она отличалась от самого лешего. Её кожа была намного светлее, если у Ефима она была землистого цвета, то у неё словно отборная яшма, приятно-коричневого оттенка.
Приоткрыв немного веки, смотрела за малышкой сидящей на противоположной стороне беседки. В этот раз она не стала убегать, наоборот к чему-то прислушивалась и очень внимательно на меня смотрела. Пока она была занята я её потихоньку рассматривала, не переставляя удивляться лесному народу.
Жиденькие волосики цвета сочной зелени и еле видные маленькие рожки набухшие словно первые почки. Маленькие скрученные пальчики похожие на первые совсем слабые корни деревьев и совершенно плоская мальчишеская грудь. Я бы так и подумала, что это мальчик, но увидев один раз огромные черные глазища с яркими зелёными ресничками поняла, что это девочка. Да и как она смешно обижается на ругающего её Ефима. Малышка действительно была очень хорошенькая, её хотелось поближе рассмотреть и пощупать. Смотря на неё такую необычную, отчасти понимала почему они не живут среди людей, почему их бояться и обходят стороной. Если бы мы только знали насколько чудесны окружающие нас создания, неизвестно как бы сложилась их жизнь. Возможно у нас бы не осталось ни одного лешего, кикиморы, банника и водяного. В погоне за диковинками безжалостный и охочий до развлечений люд уничтожил бы столь хрупкую красоту. Плененные в рабском подчинении у бояр и князей, они бы стали потехой для их самолюбия. Диковинными зверушками, на которых можно любоваться и тыкать пальцем. Пока я витала далеко в своих мыслях Лисьяна, маленькое дитя леса подошла ко мне поближе. Больше не скрываясь малышка как завороженная смотрела на мой животик и тянула к нему тоненькие ручки-веточки. Я же боялась спугнуть это чудо и нарушить сказочный миг. Задержав дыхание, смотрела как её маленькие тоненькие ручки, нерешительно коснулись живота, а сама малышка, словно что-то, услышав, распахнула широко в изумлении глаза. А после и вовсе опустилась на колени и прижалась головкой к животу, туда где ещё совсем недавно были ножки ещё нерожденного ребёночка. Смотря и не веря своим глазам, сидела совершенно ничего не понимая, зная лишь одно «лесной народец особенно детки не способны причинить вреда». Они как беззащитные ранимые цветы, столь красивы и хрупки что их способен переломить даже слишком сильный ветер. Нашу немую спокойную тишину прервал разъяренный голос лешего.