Кобчик
Шрифт:
— Ты ссать что-ли хочешь, Прошка?! — Озарило меня.
Попал в точку, тот так закивал истово, что стало понятно — придется решать проблему не дожидаясь возвращения Демьяна. А на будущее — надо кого-нибудь из богадельни для ухода за подобными немощными привлечь, подсказать эту идею лекарю. Нашел какую-то посудину в сенях, нечто вроде горшка вытянутого небольшого и поторопился помочь страждущему Прошке. А вот и ещё одна мелочь — больничная утка и судно, можно и это подкинуть как идею медикусам…
Совместными усилиями кое-как справились, Прошка облегчившись — принялся жаловаться на обожженную ногу, которая покоя не дает, мочи нет! Не стал его пока просвещать, что это фантомные
— Хоть кому-нибудь обмолвишься, что я тебя здесь обхаживал — урою! Понял?!
Тот снова закивал, как китайский болванчик, не переставая благодарить А тут и батюшка пожаловал. Больному покой нужен, чтоб восстанавливаться после операции, а здесь этот приперся… Хороший настрой на выздоровление — соборовать, причастить и исповедовать, осталось ещё отходную прочитать над выздоравливающим, для полного комплекта. Впрочем, высказывать эти мысли вслух я не стал, оставив их вдвоем. Проблемы с церковью — последнее, что мне нужно, как же хорошо, что я немец! Иначе бы сразу засыпался: ни молитв не знаю, ни тонкостей и нюансов, которые каждому православному известны с детства. Я хоть и крещённый, но к религии в своем времени относился формально…
Как сглазил! Батюшка у болящего пробыл недолго, выйдя от него — перекрестился:
— Уснул страждущий с Божьей милостью!
Положим, маковый отвар, принесённый Аксиньей — мало соотносился с божьей милостью, больше подпадая под категории кустарного опиоидного анальгетика, но спорить с попом не стал, скорчив постную мину и согласно кивнул. А тот принялся незатейливо меня охмурять, явно намекая на то, как мне станет хорошо в лоне православной церкви. Разнарядку им что ли спускают на новообращенных? Сразу же обозначил свою позицию, чтоб и не ссориться, и оградить себя от агитации религиозной:
— Святой отец! — Поп поморщился, поправив меня, что к нему следует обращаться «батюшка Никанор» и поощрительно кивнул, давая знак что слушает и ждет продолжения. — Я сам не против, раз уж моей новой родиной стала Россия, но вот у меня родственники обеспеченные в Померани живут — те мой переход в православие мало того что не одобрят, так ещё и из списков наследников вычеркнут…
Никанор на минуту завис, осознавая услышанное, затем просветлел лицом и осенил меня крестным знанием, приговаривая:
— Всему свое время, сын мой! Тут поспешать не следует! Всегда буду рад тебя видеть среди паствы!
Поводил ещё носом демонстративно, принюхиваясь к запахам и отбыл величаво, не дождавшись приглашения поесть. Нефиг тут, пусть прихожане кормят или попадья!
Вскоре после ухода попа вернулся Демьян с покупками (как в переулке выжидал, когда поп уйдет), а ближе к обеду и Антон Сергеевич нагрянул, осмотреть пациента. Выложил ему все про утку и медицинское судно, на что он отмахнулся, сказав что есть у них такое, просто поводы для их применения возникают не так часто. Как я догадался — пациенты умирают, не успев обосраться. Затем настало время перевязки, что подсказать вместо известного мне раствора марганцовки я не знал, поэтому обошлись кипяченной водой и бинтами самодельными свежими.
Лекарь, после ознакомления с состоянием больного — повеселел, оговорившись:
— Выводы делать преждевременно, но состояние швов радует!
И эдак задумчиво посмотрел на меня, с прищуром:
— А больше ничего не припомните, херр Фальке, из бесед вашего фатера с друзьями?
— Может и припомню, Антон Сергеевич, — вернул ему подачу. — вот поставим Прошку на ноги и постараюсь вспомнить…
Вечером Прошка пришел в себя, проснулся, был накормлен и обхожен Демьяном, а вечером принимал посетителей: вчерашнего
дядьку своего, который его привез и причитающую жену с двумя маленькими детьми, испуганно цепляющимся за мамкин подол. Впрочем, долго рассиживаться я им не дал, прогнал домой. Сказав что больному следует восстанавливаться в покое, нечего тут долго делать, при желании могут навестить завтра, но тоже не долго. Нет, из припасов ничего не надо, найдем чем накормить, лекарю виднее, чем больному нужно питаться.Оставшиеся дни вошли в размеренную колею, почти ничем не отличаясь: утренняя зарядка, завтрак с Аксиньей и Демьяном, реализация мелких бытовых удобств после. Так обзавелся матрасом наконец, пусть пока набитого соломой. После обеда приходил Антон Сергеевич для осмотра пациента и перевязок, по вечерам к Прошке, оживающему на глазах — наведывалась многочисленная родня, вместе с уже знакомыми нам женой, детьми и дядькой. Прошка украдкой совал жене куски, припрятанные им во время его кормежки, я деликатно отворачивался, делая вид что не замечаю. Кормили мы его на отлично, не экономя. А лекарь к воскресенью преисполнился надеждой на выздоровление пациента и видно было, что с трудом сдерживался пока от обуревающих его вопросов.
Прохор же, медленно идя на поправку — удивлял своей волей к жизни и оптимизмом. Радовался тому, что остался жив, строил планы на будущее и уже периодически пытался заняться общественно-полезным трудом. Так просил у меня нож, я грешным делом подумал, что он счеты с жизнью свести хочет, не желая оказаться обузой для близких, а оказалось — решил ложку выстругать, причем для меня. Отблагодарить, так сказать, Демьян ему проговорился, выложив пациенту о моей роли в его спасении. Пришлось давить авторитетом, чтоб унялся пока, у него рана ещё заживает, перевязки надо делать каждый день. А он порывается то лапти плести, то ложки резать, то ещё каким-нибудь народно-прикладным творчеством заняться, антисанитарию развести…
По поводу моего дальнейшего статуса разговора не было, Антон Сергеевич на мой вопрос, где же упомянутый мой соотечественник Отто, интересующийся моей судьбой даже удивился:
— Карантин же у вас до понедельника, херр Герман!
Действительно, чего это я — орднунг убер аллес!
Двор от сугробов я очистил полностью, вместо привычной лопаты для снега воспользовавшись её жалким подобием, принесенной Демьяном. Тоже деревянной, но больше похожей на штыковую из нашего времени, как признался Демьян — предназначенная для зерна. Фанера здесь была пока неизвестна, так что ещё одна из бесчисленных идей легла в копилку. Ну а на дворе стало просторно, упражнения со своим учителям сабельного боя — каждый день проводили.
Лекарь по моей просьбе — принес книгу, так что я сейчас читал «Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина» Дефо и практиковался в правописании, изводя не дешевую бумагу, под негромкое ворчание Демьяна. В общем, настраивался на окончание карантина и выход из гошпиталя серьёзно, не пребывая в лености и праздности, и всерьёз подумывал, что можно сделать с освещением — хоть керосинку на коленке делай, если не хочу зрение посадить, читая при свечах…
Глава 6
Глава 6.
В понедельник Демьян, предупрежденный загодя с вечера — разбудил меня пораньше. Наскоро умылся, почистил зубы под уж привычный утренний перезвон колоколов и кивнул головой старому солдату (сорок четыре года стукнуло Демьяну):
— Ну пошли?
— Погодь, барин, — Демьян полез под лавку, выудил оттуда пару сапог и протянул мне. — Вот так-то лучше будет, чай в церкву идем!
— Это что, — удивился я, переводя взгляд на родные лапти, скорее даже на «Мерседес» в мире лаптей: с кожаной подошвой и подобием стельки из грубо свалянного войлока и вместо лыка сплетенных из кожи. — ты хочешь сказать, что у меня сапоги были, а я тут в лаптях ковылял?