Кобчик

Демьян, как и я, разбуженный колоколом церковным — оказался быстрей и первым вышел во двор. Что он там так долго на холоде делал — непонятно, я даже приплясывать у порога начал, дожидаясь его возвращения. Едва приоткрылась входная дверь, как я тут же метнулся на выход, чуть не сбив его с ног. Не слушая, что он там кричит вслед — добежал до нужника и наконец-то испытал блаженное облегчение. Обратно шел не торопясь, с любопытством осматривая окрестности. Вернее — пытаясь рассмотреть, непроглядную темень разбавляли лишь несколько тусклых огоньков, да на небе высыпали неожиданно крупные и яркие звезды.

Не удержался, пробрался по сугробу ближе к забору и вскарабкался на него, не сколько всматриваясь (что разглядишь в темноте), сколько вслушиваясь в окружающие звуки. Поселок просыпался: то здесь, то там вскукарекивали петухи, перелаивались собаки, а со стороны завода доносились размеренные удары, словно гигантский кузнец бил по очереди по нескольким наковальням. А из нескольких заводских труб вырывались столбы дыма, отчетливо различимые даже сейчас, практически ночью, на фоне звездного неба. Искры, вылетающие вместе с дымом — сразу навели на мысль, что понятия об экологии и охране окружающей среды современным фабрикантам и заводчикам не знакомы.

А там ведь не просто продукты сгорания вместе с вредными веществами в трубу вылетают, насколько я понимаю, а ещё и ценные продукты. Эх, на мое бы место кого-нибудь сведущего в металлургии… На всякий случай сделал зарубку в памяти — вспомнить как можно больше деталей о замкнутых циклах производства, хотя бы в общих чертах. Вдруг да удастся пытливые умы здешнего времени подтолкнуть в правильном направлении. За спиной заскрипел снег и раздался укоризненный голос:

— Барин, што это вы по забору лазаете?! Пошли в гошпиталь!

Я от удивления чуть не свалился с этого самого забора — как это я за ночь из немчика в уже барина превратился? И что-то с одеждой надо решать, шубейка эта неказистая хорошо, конечно, но вот в одной рубахе рассекать не айс, яйца подмерзают, извините за подробности. Мне бы штаны какие-то, или как их тут называют. Портки вроде, да хоть кальсоны, и желательно с начёсом!

Пообщаться с Демьяном не получилось, убедившись, что я вернулся в дом — он двинулся на выход, наказав мне сидеть смирно, обещая скоро вернуться и накормить завтраком. На мой вопрос:

— А ты куда?! Надолго?

Демьян покосился как на дитя неразумное и на ходу ответил:

— К заутрене поспешаю, благовест не слышал рази, немчик?

Никто, конечно же — смирно сидеть не стал. Снял с полочки перед иконами (вроде это всё божничкой называется) лампадку горящую и принялся обследовать помещение. Из природной любознательности, не шарясь по личным вещам. Так, осмотреть что из себя представляет «гошпиталь» здесь. Сразу же сунулся к полкам, что давно вызывали интерес, я их ещё вчера приметил. Как раз рядом с бочкой с питьевой водой стоят и там что-то лежит интересное. Рассмотрев при слабом колеблющемся огоньке лампадки, что там лежало — всю природную любознательность как отрезало. Вместе с аппетитом.

На полках громоздился в беспорядке различный пыточный инструмент самого устрашающего вида, причем зачастую толком не отмытый. Бурые пятна и подозрительного вида ошметки, прилипшие к поверхности всевозможных пил, кусачек и иных приспособлений для развязывания языков отрезвил, так что лампадка тут же вернулась на место, а я прижал жопу и на лавке возле стола стал терпеливо дожидаться возвращения Демьяна.

Впрочем, несколько успокоившись — догадался, что это скорей всего хирургические инструменты. Сообразно профилю лечебного заведения, а что до антисанитарии — так про микробов просто пока не знают, хотя дрищут как от настоящих. Не говоря уж о осложнениях после манипуляций хирургических. И вот как тут прогрессорствовать, даже при всем желании?! В лучшем случае отмахнутся, в худшем — как смутьяна в железо закуют…

От невеселых мыслей оторвали Демьян с Аксиньей, вернувшиеся из церкви вместе. Аксинья раскрасневшаяся, с румянцем во все щеки и Демьян, галантно открывший ей дверь и пропустивший вперёд. Такое чувство, что они не с молитвы пришли, а из кабака, вон какими взглядами обмениваются и словно искрит между ними. Аксинья, потупив взор — положила на лавку довольно увесистый сверток, пояснив:

— Вещи ваши, барин. В богадельне девки отстирали все со щёлоком. Воля ваша будет, отблагодарите сирых и убогих копейкой.

Я растерялся:

— Да я бы с радостью, только не располагаю ничем… У меня из своего только рубаха вот эта, да полушубок с лаптями…

— Всё в целости и сохранности, барин! — Развеял мои сомнения Демьян. — Все ваши и батюшки вашего вещи у лекаря нашего, Антона Сергеича, на сохранении!

Настроение сразу резко пошло вверх: и барином величают, и вещи (украдкой пощупал сверток, принесённый Аксиньей) тёплые принесли, и маячит впереди получение какого-никакого наследства, возможно что и материальных ценностей. Демьян уселся за стол на правах хозяина и возвестил о начале приема пищи, мечтательно заметив, что вчера несколько косточек в чугуне вначале варил пару часов, потом только крупы положил и кусок сала говяжьего. Однако так и остался сидеть за столом, только что хлеб нарезал крупными ломтями, а между печкой и столом деловито зашуршала Аксинья, доставая чугунок из печи и ложки из голбца возле печки.

Тарелок тут не предусматривалось, даже мне, несмотря на недавнее величание барином. Впрочем, раз я дожил до почти что шестнадцати лет и выжил после неведомой заразы, которая других наших попутчиков, включая отца, выкосила напрочь — с иммунитетом у меня всё хорощо. Так что все вместе втроем опустошили этот котелок, сразу после того, как Демьян формально, без особого усердия отбарабанил:

— Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволения…

Пища богов! Сюда бы специй чутка или хотя бы бульонного кубика покрошить, и вообще жить можно. После завтрака, пока Аксинья так же деловита прибирала со стола остатки трапезы, пользуясь снизошедшим на всех благодушием — стал расспрашивать Демьяна о их житье-бытье, стараясь не слишком высказать свою неосведомленность и незнание существующих реалий. Особенно меня смущало наличие «гошпиталя» в конце восемнадцатого века на Урале, да ещё и врач с русским именем и отчеством. Плюс богадельня, упомянутая Аксиньей — заинтересовала…

Демьян мое любопытство удовлетворил в полной мере, на пару с не упускающей добавить подробностей Аксиньей — никакой развитой социальной программой, как я поначалу подумал, здесь и не пахло. Богадельня в этом времени заменяет пенсионный фонд, хоспис и центр реабилитации для лиц без определенного места жительства и попавших в трудную ситуацию вместе взятые. Прибежище в ней находят в основном те, у кого совсем больше нет никакого выхода и родных, способных о них позаботиться. Пенсий по выработке трудового стажа нет и в помине, не говоря уже про пособия различные, вроде компенсации по утере кормильца или больничного. Сразу по другому вспомнил прежде не очень любимую мной социальную систему развивающегося капитализма, которая, впрочем — досталась нам по наследству вместе с развалившимся СССР.