Код Марвел: Сын Криптона

Отчеканив свою должность, он убрал значок обратно, и я заметил, как его сосредоточенный взгляд впился в моё лицо, словно оценивая мою реакцию на происходящее. Эванс, державшийся чуть позади, был пониже ростом, но тоже выглядел собранным и напряжённым. Внутри у меня мгновенно шевельнулась тревога: такого рода люди не появлялись без веской причины, тем более на школьном стадионе, да ещё прямо в момент нашей громкой победы.

— Что происходит? — спросил я негромко, чувствуя, как кровь начинает холодеть в жилах. События последних минут — победа в матче, кубок, ликование команды — вдруг начали казаться чем-то нереальным, меркнущим перед суровыми глазами этих двоих.

Агент Стоун помедлил, бросив осторожный взгляд на Эванса, и затем заговорил ровным, сдержанным тоном, в котором звучала доля сочувствия:

— Нам нужно, чтобы вы проехали с нами для опознания… опознания погибших. Сегодня ночью в ваш дом ворвались грабители. Нам очень жаль, Брюс: ваши родители… они были убиты.

Поначалу я даже не понял смысла его слов, будто они прозвучали на чужом языке. Но потом осознание хлынуло, как леденящий порыв ветра. Кубок, который я ещё держал в руке, выскользнул и с глухим стуком упал на землю. Мир вокруг будто исчез: ни стадиона, ни громких возгласов болельщиков — лишь зияющая пустота, в которой билось лишь моё бешено ускорившееся сердце.

— Что?.. — выдавил я, отчаянно пытаясь заставить мозг отвергнуть услышанное. Во рту пересохло, и горло словно сдавило обручем. — Что вы… сказали? Этого не может быть…

Агент Эванс приблизился на шаг, и в его голосе послышалось сочувствие:

— Брюс, поверьте, мне очень жаль. Но нам необходимо, чтобы вы подтвердили личности погибших.

Словно сквозь толщу воды я услышал, как тренер Мерфи вступает в разговор, бросаясь ко мне:

— Послушайте, он же подросток, он не может поехать один… Я еду с ним!

Тренера, казалось, захлестнули эмоции. Я чувствовал, как он смотрит то на меня, то на агентов, сам находясь в шоке и не зная, что делать. Но Стоун говорил сухо и официально:

— Простите, мистер Мерфи, но Брюс прошёл процедуру эмансипации. По закону он дееспособен. Мы, правда, понимаем ваше желание помочь, но… он должен ехать с нами один.

Я слушал эти слова, но почти не улавливал их смысла. Всё вокруг осталось за неким стеклянным барьером. Я видел всполохи света от прожекторов стадиона, слышал гул толпы вдалеке, но словно был отрезан от мира. Машинально я кивнул тренеру, полушёпотом произнеся:

— Всё нормально… Я… я поеду.

Ноги сами понесли меня за агентами. Мы пересекли поле, где ещё совсем недавно праздновалась триумфальная победа нашей команды. Теперь же никаких эмоций я не чувствовал — только холод, страх и нарастающую пустоту внутри. Впереди стоял чёрный автомобиль с тонированными стёклами. Агент Эванс открыл заднюю дверь, и я без всяких мыслей опустился на кожаное сиденье. Стоун сел рядом, а Эванс — за руль. Двери хлопнули, двигатель завёлся, и машина медленно рванулась с места.

Проезжая по тёмным улицам, я не смотрел в окно: всё моё сознание застряло в прошлом, в том тепле, которым был наполнен наш дом. Я вспоминал голоса родителей, их улыбки, обрывки фраз, случайные шутки. Казалось, я слышу мамин тихий смех, вижу, как отец отрывается от газеты, чтобы улыбнуться мне, когда я захожу на кухню. Эти картины мигали в сознании, как старые киноплёнки, и сердце сжимала страшная боль от понимания, что всё это уже прошлое.

Наконец автомобиль остановился у серого, неприветливого здания с тусклым светом на крыльце. От него веяло чем-то таким, что заставляло сердце учащённо биться. Морг. Холодное место, где останавливается время для тех, кто пересёк черту жизни. Эванс и Стоун вывели меня из машины, и мы прошли по длинному коридору с блеклыми стенами, кажущимися мёртвыми и пропахшими холодом.

Каждый мой шаг был тяжёлым, как будто к ногам привязали гири. Я слышал лишь собственное прерывистое дыхание и стук крови в ушах. В конце коридора нас ждал сотрудник морга, безучастным жестом указывавший, куда идти. Мы попали в просторный зал с рядами металлических столов, сверху било яркое, но холодное освещение, напоминающее о том, что здесь не место для жизни.

— Вам нужно подтвердить личности, — с формальным тоном сказал сотрудник морга и бесстрастно откинул белые простыни с двух тел, лежавших рядом.

Они были здесь. Мои родители — Джонатан и Эсми Уэйн. Их глаза закрыты, лица отрешённо-спокойные, но даже так я бы узнал их из тысячи. Мой разум попытался оттолкнуть реальность, отрицая то, что они больше не проснутся, не улыбнутся, не обнимут меня. Что у меня больше нет семьи.

— Нет… — прошептал я, а в горле встал ком, не дающий говорить. Внутри что-то беспомощно оборвалось. Ноги будто потеряли опору, и я невольно осел к стене, оттолкнувшись спиной и скользнув вниз. Меня начинала бить дрожь, руки сжимались в кулаки, а эмоции бушевали, будто штормовой ветер разрывает меня изнутри. — Это… не они. Не может быть…

Слёзы никак не выходили наружу, зато в груди поднималась волна чёрной, кипящей ярости, перемешанной с ужасом и болью. Меня трясло, а перед глазами мелькали образы — счастливые воспоминания о маме и отце: наши общие разговоры за завтраком, их безусловная поддержка, тёплые объятия. И теперь всё это стерлось одним варварским актом, совершённым кем-то, кто ворвался в наш дом.

«Кто же… — пронеслось у меня в голове, — кто посмел сделать это? Почему сейчас? За что?»

Я сжал кулаки так, что ногти больно впились в ладони, и почувствовал, как в душе зарождается нечто непривычное, тёмное, способное вырваться наружу и уничтожить всё вокруг. Внутри шевелился первобытный гнев, готовый выплеснуться лавой из моей души. Никогда прежде я не испытывал такой ярости и такого всепоглощающего ужаса одновременно.

«Кто бы ни сделал это… я его найду, — лихорадочно стучало в сознании. — Найду и не остановлюсь, пока не свершится возмездие».

Гулкие удары сердца в висках стали монотонным фоном, а все остальные звуки — вялым эхом, которое не пробивалось сквозь мою болезненную прострацию. Мир рухнул в одно мгновение и уже не мог стать прежним. Всё, что я знал, всё, к чему привык, теперь было разорвано на части. Ничто не вернёт назад ту жизнь, в которой мы были одной семьёй.

Я только слышал своё прерывистое дыхание в холодном помещении морга. Слёзы не находили выхода, застыв глубоко внутри, уступая место жестокой, чернеющей ярости и клятве отомстить. И этот миг изменил меня навсегда, точно разделив мою новую жизнь на «до» и «после».

Наступила мёртвая тишина, в которой мне казалось, будто остановилось всё вокруг: время, сердце, дыхание. Я знал одно — я больше не буду тем Брюсом Уэйном, каким был ещё несколько часов назад.