Кодекс Агента. Том 3

— Осматривайтесь пока! — добавляет Бореслав с радушной улыбкой на лице, и братья скрываются в своих комнатах.

— Смотреть здесь особо не на что, за исключением одного экспоната! — шепчет мне на ухо Андрей и тащит к двери, расположенной между комнатами близнецов. — Он покруче твоих масок будет!

Трубецкой распахивает дверь, и я вижу в глубине комнаты массивную кровать, которая в ширину в два раза больше, чем в длину. В потолке над ней вмонтировано огромное зеркало, и я невольно краснею, вспомнив свою нынешнюю спальню.

— Теперь ты точно нежилец, потому что прознал главную тайну Империи — кровать братьев Юсуповых! — говорит Андрей с ухмылкой на лице. — Зеркало над кроватью — это еще и телевизор!

— Ты подозрительно хорошо осведомлен! — доверительно произношу я и приобнимаю друга за плечи. — Три плюс три, три плюс два или три плюс один?! Или просто три?!

— Урод! — возмущенно восклицает Андрей, сбрасывает мою руку и уходит вглубь гостиной.

Там он останавливается у книжного шкафа и начинает внимательно изучать переплеты старинных книг. На кончике языка вертится шутка о том, что во время многочисленных визитов к братьям он был так занят, что не удосужился ознакомиться с их литературными пристрастиями, но я благоразумно молчу.

— Не обижайся! — примирительно прошу я, останавливаясь рядом. — Я же шучу!

Трубецкой поворачивается и недоверчиво смотрит на меня. Я открыто улыбаюсь и пожимаю плечами.

— И я тебя не осуждаю…

Мне в лицо летит правый кулак Андрея, я принимаю удар левой ладонью, а правой рукой хватаю его за шею и прижимаю к себе, чтобы избежать ненужных разрушений.

— А теперь вист, друзья?! — синхронно вопрошают неслышно появившиеся в гостиной братья.

Мы стремительно отстраняемся друг от друга и синхронно же киваем. Юсуповы переоделись в тенниски и узкие бриджи. Настоящие аристократы, патриции до мозга костей! А я и сам дворняга, и на Трубецкого дурно влияю.

Столик для игры в преферанс расположен у окна, выходящего на Москву, но я сажусь к нему спиной и оглядываю помещение еще раз. В апартаментах братьев Юсуповых по-домашнему уютно, хотя дизайн интерьера выполнен в классическом имперском стиле.

Главные увлечения наследников Красных выставлены напоказ: это секс, книги и игра в карты. Впервые задумываюсь о том, что любое мое жилище всегда будет безликим и стерильным, если не считать удобного места за самым современным компьютером.

Преферанс — игра спокойная, даже скучная, не вяжущаяся с моим характером. Но Приют научил многому, и я могу расписать пульку. Но мне не нужны висты, мне нужны вывернутые наизнанку души наследников Великих Родов!

— Шесть пик! — начинает торговлю Радослав Юсупов и переводит взгляд на брата.

Бореслав, сидящий по часовой стрелке от него, смотрит на нас с Трубецким поверх развернутых карт, которые держит на уровне глаз и медлит с ответом. Видимо, на сильную игру он не надеется, но упускать шанс не хочет.

— Пас, — с сожалением говорит он и переводит взгляд на меня.

— В задницу Темного эти карты! — восклицаю я и бросаю их на зеленое сукно рубашками вниз. — Поговорите со мной! Спросите, как мне жилось в сиротском доме, как прошло мое детство, на что я дрочил, что чувствую, оказавшись в вашем кругу, как сосут дворовые девки и дерутся дворовые пацаны?! Спросите — чем живут бездари?! Почему вы делаете вид, будто я с вами одного круга и всегда ему принадлежал?! Что вам от меня нужно на самом деле?!

Говоря все это, я не отрываю взгляд от лица Андрея, потому что в первую очередь мне нужна его откровенность. Главное — не переборщить, чтобы все не свелось к драке с этими тремя парнями, как это уже было во дворце Воронцовых.

— Ты ведешь себя также! — отвечает Радослав с ледяным спокойствием в голосе. — Ты тоже не задаешь подобных вопросов! А мы все подстраиваемся! Все, за исключением Апраксина!

— И с чего ты взял, что нам интересна твоя прежняя жизнь? — искренне недоумевает Бореслав. — Твоя и таких же плебеев, как ты…

Он осекается и смущенно замолкает. В его устах эта оговорка звучит оскорблением. Звучит в тысячу раз обиднее, чем тысячу раз произнесенное Трубецким слово «бастард». Неожиданно приходит осознание, что за такое я могу вызвать на дуэль. И осознание приходит не только ко мне. Трубецкой встает из-за стола и картинно кланяется застывшим в оцепенении Юсуповым.

— Спасибо за гостеприимство и разрешите удалиться! — холодно произносит он и кладет руку мне на плечо. — Нам нужна была только маска! Все остальное неинтересно! Пойдем отсюда!

Андрей все испортил. Расстроил очень нужный мне разговор и разрушил все планы. А еще вызвал у меня чувство благодарности. Это и есть настоящая мальчишеская дружба, Тьма ее забери! Дружба, о которой я мечтал, и которой у меня никогда не было!

Я еще могу вырулить, могу обратить все в шутку, вернуть разговор в нужную канву, но это будет разговор втроем — Андрея я потеряю. Причем, навсегда.

Еще одно правило в новом «Кодексе Агента» звучит просто и очевидно: «Настоящая дружба превыше всего!».

Я встаю со стула, киваю братьям и молча выхожу из апартаментов вслед за Трубецким.

— Я не спал с этими уродами! — горячо заявляет он мне, как только двери лифта закрываются за нашими спинами. — Ни втроем, ни с девками!

— Гребаный аристо!

— Гребаный бастард!

— Спасибо, Андрюха! — благодарю его я и заключаю в крепкие, неуклюжие объятия, игнорируя сопротивление. — Спасибо, друг!

Мы выходим из высотки, садимся на байк, и Трубецкой снова сжимает меня клещами и прижимается к спине, дрожа от страха на каждом крутом повороте. Сильнейший боец, сильнейший же одаренный в будущем и борец с Темными, разрази его Тьма!

Мы едем не в ресторацию, а в тихую кофейню на Никитской. Мы хотим поговорить, а не напиться. Я все же пробил стену молчания, хотя бы одну.

Столик в полутемном приватном углу заведения настолько мал, что расстояние между нашими лицами на грани комфортного минимума. Глядя в синие глаза Трубецкого, я рассказываю ему все. Рассказываю о выборгском сиротском доме, о Приюте, о своей прежней миссии, о том, как познакомился с Шуваловым и даже о том, что Андрей мог бы стать моей целью. Рассказываю о Темном Кристалле в подвалах Александровского Дворца, о встрече с могущественным Темным и Светлым, рассказываю о трех Осколках и таящимся во мне Темном начале.

На душе становится так легко, будто я сбросил с груди непомерную тяжесть, гнувшую меня к земле последние недели.

— А еще я не хочу быть Императором и мужем Романовой! — добавляю я вишенку на торт и, выговорившись окончательно, принимаюсь поглощать вкуснейшие кофейные эклеры.

— Саша, моя сестра не любит тебя! — нехотя выдавливает из себя Андрей, окатывая меня ушатом ледяной воды. — Если ты отвергаешь Наталью ради нее, то совершаешь большую ошибку! Она вообще никого не любит! И покойного Воронцова не любила — это была лишь юношеская страсть! И ты тоже ее страсть, не более того!