Кодекс Крови. Книга ХVIII
Шрифт:
— Святая простота. Все колыбели давно розданы во владение, — покачал головой учёный, удерживая в руках один из стеклянных шаров. Такие предложения, подтверждённые Вселенной, случаются едва ли не раз в десятки тысяч лет.
— Я просто не вижу смысла воевать.
Со стороны казалось, что я тяну время, иду на уступки, возможно, даже боюсь его. Но дело было совершенно в ином.
Права была Великая Мать, ругая меня за высказывания в сторону Вселенной. Вселенная, оказывается, та еще с-су… сумасбродка! Мои слова про самозащиту она восприняла буквально. Настолько буквально, что преобразовала их в
Вот и болтал я с братом по Обители обо всём, вызнавая его планы, как герой третьесортного бульварного романа.
— А разве кто-то что-то говорил про войну? — удивился Саптама. — Нет, война не мой профиль! Просто в одной далёкой-далёкой галактике, свихнувшийся маг крови провёл излишне кровавый эксперимент, превратив все окружающие биологические формы жизни в кровь для собственного усиления. А я весь такой прекрасный в белом… — он запнулся, оглядывая себя, — … пусть будет халате, а не пальто, уничтожил его, пока эксперимент не вышел из-под-контроля и не уничтожил всё живое! Лови!
Стеклянный шар полетел мне в грудь, и я на чистых рефлексах попытался поймать его. Но не успел даже сомкнуть пальцы — сфера лопнула в воздухе, выпустив наружу клубящийся алый туман.
— Что за?..
Дым не был похож на обычную магию. Он вёл себя… живым. Не рассеивался, не подчинялся законам физики — вместо этого мгновенно сгустился, потянулся ко мне, как голодная тень. Первый же клочок, коснувшийся кожи, вызвал дикую боль — будто кто-то влил раскалённый свинец прямо в вены.
— Милости прошу в мой последний эксперимент, — усмехнулся Саптама, наблюдая, как я безуспешно пытаюсь стряхнуть алую паутину. — Это не магия, братец. Это живое существо. И оно голодно!
Тело начало отказывать. Мышцы сводило судорогой, дыхание перехватило. Я видел, как кожа под дымом алеет, превращаясь в алую слизь, но не чувствовал ничего, кроме всепоглощающего холода.
Хватило всего нескольких секунд, чтобы я умер.
Великая Мать Кровь целенаправленно шла по трём адресам в Чертогах: к Смерти из приличий, все разборки проходили в её колыбели. Не поставить в известность владелицу было бы неуважением. К Системе как к представителю вражеского лагеря. Которая, несмотря на все противостояния, сохранила всё же некие понятия чести. К Хаосу, который несмотря на неоднократные предательства и метания между лагерями, был первородной силой. Его слово имело вес.
Первой на очереди была Смерть. Её удалось встретить, не доходя до её владений. Высшее существо степенно плыло между других таких же, и лишь тихие ругательства из-под капюшона выдавали его истинное настроение.
— Ну вот стоило отвернуться лишь на день, и уже терраформирование какой-то идиот запустил!
— Ты мне нужна! — тихо подхватила Великая Кровь балахон под руку и попыталась увлечь в сторону.
— Жить надоело? — философски отреагировала та.
— Нет, я по поводу терраформирования… — намекнула Великая Кровь.
— Нет! — Смерть даже остановилась. — Только не говори, что это его рук дело…
— Ну не совсем его… — замялась Высшая, — Саптама
пришёл его убивать, и чтобы твоя колыбель не утонула в крови разборок, стихийный алтарь с местными низшими богами устроили геошторм.— Хм… допустим, разумное решение, — вынуждено согласилась владелица колыбели. — От меня ты что хочешь?
— Свидетельства, что мой не свихнулся на почве кровавого безумия.
— А он?.. — Смерть не стала завершать вопрос.
— Нет, меньше часа назад он прошёл суд Вселенского равновесия. Она его не убила, но и семя оставила на грядке.
Ответом на последнюю фразу было немое изумление.
— Да, сама не верю, но как есть.
— Кого ещё берём в свидетели? — деловито поинтересовалась Смерть.
— Я к Системе, а ты к Хаосу! — тут же распределила зоны ответственности соратница и подруга.
— Может, наоборот? У вас с Хаосом… более личная и долгая история, — осторожно намекнула Смерть.
— Нет уж, — фыркнула Великая Мать Кровь, — эта сволочь разболтала техносам о семени безумия. Больше некому было. Если пойду, начнём ругаться. А сейчас не до того.
— Как скажешь, дорогая, как скажешь…
Ни одно живое существо, будь то человек, маг или бог не будет во время смерти радостно кричать: «Ура! Наконец-то!»
Саптама озадаченно взирал, как его Кровемор вырвался на свободу и принялся пожирать всю подходящую для развития органику: деревья, листву, часть почвы, живых организмов, в том числе и Тринадцатого. У его детища впереди было ещё много работы. Нужно было столько всего переработать, чтобы финальная сцена оправдала ожидания Вселенной о сбрендившем маге.
И всё же Саптама был возмущён и даже разочарован.
«Серьёзно? Даже гидорам они сопротивлялись и то дольше». Слишком просто.
С одной стороны, ему думалось, что так не бывает. С другой, а чего он хотел от последыша, который даже на остров не взошёл?
Ничего.
«Похоже, голову подняло уязвлённое самолюбие, что этого предпочли мне. Хоть бы посопротивлялся для приличия или крикнул перед смертью что-нибудь пафосное: „Я прокляну тебя в веках!“ Тьфу!»
Саптама уселся посреди шторма стихийной магии, подперев подбородок кулаком, раздумывая, что теперь даже эта аномалия играет ему на руку. Кровемор не выберется за пределы шторма, а очерченного участка, залитого кровью, вполне хватит для доказательной базы.
Оставалось ждать. Алая слизь булькала, как кипящий суп, расползаясь по земле щупальцами, захватывая и перерабатывая всё больше органики. Ждать Саптама не любил, но, как и всякий учёный, прекрасно осознавал необходимость времени для протекания всех процессов.
«Быстро только лабораторные мыши родятся».
В руках учёный держал шар с Распылителем.
«Вот ведь, так готовился, а даже вторую сферу не использовал».
Всё же детище нуждалось в полевых испытаниях, а не только в ограниченных лабораторных.
Открытие разом десятка порталов, из которых вышли Тринадцатые и одновременно ударили атакующими заклинаниями магии крови, стало для Саптамы не просто сюрпризом — настоящим подарком.
— Ну наконец-то! — воскликнул он, разбивая вместилище для Распылителя. — Приятного аппетита, детка!