Кодекс жизнетворца

Джон Вебстер, англичанин, генетик, консультант по биоинженерии Кембриджского института молекулярной биологии, кивнул со своего места у рабочего стола, заставленного рядами бутылок и электронным оборудованием.

– Так это выглядит. Это наша культура, перевернутая навыворот. Мы выращиваем нашу пищу и потомство и делаем искусственные предметы из металла, который получаем из почвы. Пища и потомство талоидов создаются на сборочных линиях, а вещи они выращивают - из органических веществ, которые они добывают в почве. Кстати, это объясняет, что такое "плантации", которые нас ставили в тупик. Это фабрики талоидов.

– Верно, они делают то же, что и мы, только наоборот, - сказал Спирмен.
– Люди научились создавать механические приспособления, подражающие живым организмам: поднимать вес, перемещать его и так далее. Талоиды тоже научились создавать артефакты - органические, чтобы подражать единственной известной им форме жизни.

– Хорошая точка зрения, - согласился Крукс.
– Но она не объясняет, как талоиды могли действовать на молекулярном уровне, когда их культура на много столетий отстает от нашей.
– Он указал на ряды инструментов и оборудования.
– Нам пришлось изобрести все это, прежде чем мы поняли, что такое протеин, не говоря уже об операциях на генах и плазмоидах. Талоиды не могут сделать ничего даже отдаленно похожего на эти приборы.

– А им это и не нужно, - сказал Спирмен.
– Они и так окружены ими.

Тельме понадобилось несколько мгновений, чтобы понять смысл его слов.

– Вы шутите, - недоверчиво сказала она.

Спирмен покачал головой.

– Люди научились использовать энзимы и бактерии для изготовления вина и сыра за тысячи лет до того, как что-нибудь узнали о связанном с этим химическом механизме. А почему бы талоидам не научиться одомашнивать формы жизни, которые они видят вокруг себя? Мы срезаем шерсть с овец, чтобы делать костюмы; они снимают проволоку с проволокоделательных машин.
– Он пожал плечами.
– То же самое.

– Все в них то же, что у нас, только наоборот и на три-четыре столетия назад, - сказал Вебстер.
– Мы сначала были ремесленниками, а потом уже развили инженерию и физическую науку. А биохимия пришла гораздо позже. Талоиды вначале развили ремесленную биологию, без всякого представления о биологической науке, и только сейчас начинают подходить к физике.

– Странно, - заметил Крукс.
– Можно было бы подумать, что сложное устройство их самих гораздо раньше дало бы им представление о науке.

– Почему?
– спросил Спирмен.
– Люди - очень сложные биологические системы, но это не дает им понимания того, как работает их мозг или тело. Такое знание приходит поздно, когда появляются необходимые инструменты... и знания эти еще далеко не совершенны. Человеческое сознание действует на гораздо более высоком уровне, чем нервная сеть, снабжающая мозг впечатлениями о мире. Мы не представляем себе мир состоящим из волн тяготения, давления, фотонов, сил и так далее, но из людей, мест и предметов. Наше восприятие зависит от абстрактных символов, которые далеки от первоначальных физических стимулов. И мы не видим, как взаимодействуют неврологические и психологические процессы. И потому можем думать о важном и главном, не задумываясь о том, что делают в нашем мозгу триллионы нервных клеток; мы даже можем вообще не подозревать об их существовании.

Крукс нахмурился.

– То есть вы хотите сказать: хотя сами талоиды представляют собой сложные электронные системы, это не дает им интуитивного знания, как они действуют. Их сознание оперирует на более высоком, абстрактном уровне.

– Совершенно верно, - ответил Спирмен.

Тельма кивнула, когда поняла, что это означает.

– Итак, хоть талоиды компьютеры, это совсем не означает, что у них точность и абсолютная память машин, верно? Они не способны запомнить дословно вчерашний разговор или всякий раз вести себя одинаково в аналогичных ситуациях... точно так же, как мы.

– К этому и ведет Грэм, - сказал Уэбстер.
– В своей основе человеческий мозг так же механичен и предсказуем, как электронный компьютерный чип. Нейрон либо отвечает, либо не отвечает на определенный стимул. Он не проходит через состояние нерешительности, не обращается к какому-то крошечному мозгу за решением. На этом уровне мозга вообще нет. "Мозг" появляется при соответствующей организации на гораздо более высоком уровне... Точно так же одна молекула не обладает, скажем, свойством "слоновости"; но большое количество молекул, да еще нужным образом упорядоченных, этим свойством обладают. Мозг талоидов, несомненно, точно так же относится к более низким уровням их программы.

Спирмен вернулся к холодильной камере, наклонился, чтобы посмотреть, что происходит внутри, на клавиатуре контрольной панели сформулировал новую команду.

– Если показать талоиду голоптроническую деталь компьютерного процессора, он будет в таком же недоумении, как какой-нибудь житель Средних Веков, пытающийся объяснить работу мозга кролика, - сказал он через плечо.
– Мы разбираемся в машинах, потому что начинали с простых и постепенно перешли к сложным, от блоков и рычагов через паровые двигатели и динамо к компьютерам, атомным электростанциям и космическим кораблям. И потому можем объяснить каждую деталь их устройства и их цель, вплоть до последнего болта в "Орионе". Но понимание биологических процессов пришло к нам не так легко, потому что начинали мы не с простого; напротив, нас сразу окружали результаты миллиардолетней биологической эволюции. Не зная, что такое ДНК, как происходит протеиновый обмен, чем различаются клетки, невозможно объяснить целое - кролика, откуда он взялся и как функционирует.
– Спирмен ввел новую команду, подождал ее исполнения и снова повернулся лицом к остальным.
– У талоидов та же проблема. Их окружает результат долгого развития чуждой технологии плюс, вероятно, миллионы лет последующей эволюции, а ведь они не посещали школы и технические колледжи, в которых учились инженеры чужаков. Поэтому физическая наука остается для них тайной. А вот до работы с биологическими ресурсами они могли додуматься сами.

Тельма задумалась на несколько секунд.

– Вы хотите сказать, что они не экспериментировали с простейшими инструментами, какие мы знаем? Им хватало материалов в окружающем? Странная мысль.

Спирмен слегка улыбнулся.

– Причины совершенно очевидны, когда подумаешь, - сказал он.

– Что?
– спросила Тельма.

– Инструменты, какими мы их знаем, делаются из обработанных материалов: металла, стекла, пластика и так далее - сказал Спирмен. Иными словами, из того, что естественным образом производится повсюду на Титане. Искусственные инструменты долго не продержатся. И с их помощью трудно что-то сделать.

Крукс удивленно нахмурился.

– Как это?

Уэбстер развел руки.

– Все это для них представляет собой "пищу". Кто догадается делать инструменты и строить дома из леденцов и пиццы?

В кают-компании, расположенной в большем из двух сборных куполов генуэзской Базы N 1, было жарко, душно и многоголюдно. Мейси взял в раздаточном окне чашку кофе и пончик и отошел от короткой очереди неуклюжих фигур в скафандрах, решивших перекусить перед очередным выходом в город. Так как он прилетел с "Ориона" тридцать шесть часов назад и только что проснулся, на самом деле это завтрак, подумал он. Талоиды сохраняли непрерывную активность примерно десять земных суток во время максимальной светимости: Титан на своей шестнадцатисуточной орбите получал свет от Солнца и отраженный - от Сатурна. Так как Титан постоянно обращен одной стороной к Сатурну, на этой стороне происходили перемены как в прямом свете, так и в отраженном, зато другая сторона подвергалась только прямому освещению Солнцем, и существовали промежуточные области, где было и то, и другое. Таким образом цикл чередования света и тьмы был очень сложен и менялся от места к месту.

– Как поживает наш рационалист?
– услышал Мейси веселый голос. Вероятно, сейчас не подходящее время года для разоблачений.

Мейси, даже не оглядываясь, узнал Замбендорфа. Хотя в начале пути большинство ученых демонстрировали определенное презрение и отчужденность по отношению к Замбендорфу и его команде, положение за три месяца существенно изменилось. Теперь Замбендорф, Абакян, Тельма и все другие члены группы воспринимались как нормальные участники повседневной жизни "Ориона". Может, этот психологический эффект - следствие того, что все делят тесные каюты и коридоры корабля в сотнях миллионов миль от Земли. Мейси не знал, но он чувствовал в своих коллегах заинтересованное уважение к Замбендорфу и его людям: все признавали теперь, что это мастера своей профессии. И презрение ученых теперь было направлено на тех, кто преклонялся перед командой Замбендорфа.