Когда боги смеются

Чем больше Павел ее уговаривал, тем яснее складывалась в голове картинка, отдельные части которой скреплялись вновь и вновь появляющимися деталями.

–  Вот посуди сама, - продолжал он.
– Роман делает тебе брачное предложение и получает отказ. Так?

–  Так, - подтвердила Ольга, ничего пока не понимая.

–  Ты ему объясняешь, что дорожишь моим спокойствием и не можешь обрушить на меня страшную правду о том, что у тебя есть нормальная и интенсивная сексуальная жизнь. Ты говоришь, что я якобы полный импотент и чуть не покончил с собой из-за этого, и что тебе с большим трудом удалось меня удержать от страшного шага и вывести из депрессии, и что ты все эти годы доказывала мне, что можно дружно и радостно вместе жить без всякого секса, потому что секс не главное, а главное - это доверие, дружба, взаимное уважение и все такое прочее. И если я вдруг узнаю, что всего вышеперечисленного тебе недостаточно, и что мужчина не может быть хорошим мужем, если он не может быть любовником для своей жены, и что ты меня все эти годы обманывала, я, дескать, этого не переживу. Я правильно излагаю? Ты ведь именно так ему говорила?

–  Ну да. Так я и сказала.

–  А теперь представь, что Роман с кем-то поделился всем этим. Допустим, у него есть друг или брат...

–  У него нет братьев, и сестер тоже нет.

–  Ну неважно, короче, у него есть кто-то близкий, кому он мог рассказать о том, как делал тебе предложение и что ты ему на это ответила. И в голове у этого друга вполне мог родиться такой вот план. Может быть, не у самого друга, а у кого-то, кому он об этом, в свою очередь, тоже рассказал. А чего ж не воспользоваться? Имена известны, адреса известны, у мужика есть деньги или возможности их достать, у бабы есть муж, с которым она пока не хочет расставаться. Только ленивый не воспользуется. И ты нс имеешь права скрывать это от Романа, это нечестно по отношению к нему. Если в его окружении завелась гнида, он должен об этом знать.

–  Ты думаешь?
– с сомнением переспросила Ольга.

–  Я уверен, - твердо ответил Павел.
– Ты обязана поставить его в известность. Когда у вас очередное свидание?

–  В пятницу. Во всяком случае, мы так договаривались.

–  Дай мне слово, что поговоришь с Романом и все ему расскажешь.

–  Ладно, - нехотя пообещала Ольга.

* * *

Все вокруг казалось ей мрачным и бесцветным. Когда она теперь снова увидит Игоря? Он был таким расстроенным, когда выяснилось, что Женя и и этот раз не увидела своего случайного знакомого среди тех. кто оказался на пленке. А уж о том, как она сама расстроилась, и говорить нечего. Не будет ни походов в ночные клубы, ни веселой болтовни, как он обещал, ни танцев, во время которых его руки будут ее обнимать, а его губы будут так близко от ее липа. Ничего это не будет. Ну не могла же она указать на кого- то, первого попавшегося, и заявить, что это и есть тот парень, который провожал седо самого дома, прожигая насквозь восторженно горящими глазами. Не могла она так поступить. Хотя соблазн был, это она от себя и не скрывала. Но соблазну Женя не поддалась, она была умной девушкой.

Чтобы хоть как-то подсластить горечь разочарования, она после работы позволяла Грише отвезти себя домой, потом переодевалась и ходила по магазинам, рассматривала нарядную модную одежду, мерила костюмы, вечерние туалеты, летни ' сарафаны, изысканные платья для коктейля. В примерочных долго крутилась перед зеркалом, стараясь запомнить себя такую - стройную, красивую, хорошо одетую. В среду Женя пропустила занятия на курсах, позвонила предварительно Кристине и сказалась больной, а сама отправилась в "Охотный ряд". Вот здесь, за этим столиком, они с Игорем тогда сидели и разговаривали, и он называл ее Женечкой и ласково улыбался. Вот перед этой витриной она остановилась на минутку, разглядывая элегантный светло-серый плащ, а он слегка приобнял ее, увлекая вперед, к выходу. Женя вспоминала прикосновение к его руке, когда он помогал ей выйти из машины, и ее словно прожигало насквозь раскаленным стержнем. Неужели ничего этого больше не будет? Неужели нельзя ничего придумать?

Даже дома Игорь преследовал ее как наваждение. Вот здесь он стоял, когда она впервые увидела его. Вот в эту пепельницу он стряхивал пепел от сигареты. В ее комнате он сидел вот на этом вертящемся кресле, его рука лежала на подлокотнике. А на столе, на ее столе, лежал его блокнот, в котором он делал свои записи.

Находиться дома одной было невыносимо. Надо пользоваться моментом, пока отца нет, надо бежать отсюда в нормальную жизнь, в ту жизнь, которую так планомерно, с садистским удовольствием отбирает у нее отец. Конечно, бежать не навсегда, куда она денется с мелочью в кармане, но хотя бы на время, хотя бы на несколько часов, пока есть возможность, чтобы потом вспоминать эти сладкие мгновения свободы, которые будут греть ее до следующего отъезда тюремщика.

Она достала из сумочки ключ от сейфа, расположенного в комнате отца. Ключ был у нее совершенно официально, отец держал в сейфе некоторые деловые бумаги и иногда отсылал Женю с работы домой за ними. Кроме того, там лежали деньги, и отец хотел, чтобы Женя, случись что-то непредвиденное в его отсутствие, могла их оттуда взять. Он был совершенно уверен в честности дочери и ни секунды не сомневался в том, что без острой нужды она не возьмет оттуда ни рубля. Справедливости ради надо заметить, что основания для такой уверенности у него были: Женя действительно ни разу ничего из сейфа не взяла без его ведома.

Сегодня она рискнула. Уж очень невыносимой была душевная боль, которую причиняли ей мысли об Игоре. Открыв дверцу встроенного в стену сейфа, Женя сунула внутрь руку и достала наугад две пачки купюр, в одной были доллары, в другой - рубли, пятисотенные. Поразмысли и немного, она положила пачку рублей назад, а с пачки долларов сняла резинку и тщательно их пересчитала. Сумма оказалась некруглой, семь тысяч триста стодолларовыми купюрами, еще девятьсот купюрами по пятьдесят долларов и шестьсот семьдесят бумажками по двадцать и десять долларов. Итого восемь тысяч восемьсот семьдесят. Наверняка отец не помнит точно, сколько здесь. Взяв две купюры по сто долларов, две по пятьдесят и несколько по двадцать и десять, Женя закрыла сейф и отправилась в магазин. Нет, не в "Охотный ряд", а куда ближе, где и товары не такие роскошные, и цены не такие высокие. Через час она вышла из магазина, одетая в длинную темно-синюю юбку с высоким, почти до трусиков, разрезом сбоку, и в блестящую коротенькую майку-топ, плотно облегающую высокую грудь и оставляющую открытой широкую полоску смуглой кожи на животе. На ногах у нее были изящные босоножки на высоких каблуках, на плече болталась крошечная голубая сумочка на длинной цепочке вместо ремешка. От полос и открытых плеч исходил сладкий аромат духов "Кашмир". Старую одежду Женя аккуратно сложила в пакет, который несла в руке.

Она отправилась в ресторан, в тот самый "Испанский уголок". Идти в босоножках было неудобно, тонкий каблук то и дело застревал в рифленой поверхности ступенек эскалатора, да и вообще Женя привыкла совсем к другой обуви. Она даже не подозревала, как трудно ходить на каблуках, не имея к этому привычки. Прохожие с интересом и недоумением оглядывались на нее, одета Женя была явно не по погоде, все ходили в куртках или пиджаках, но она не чувствовала холода. Она ощущала себя взрослой, красивой и свободной, и от одной мысли об этом ее бросало в жар. Ах, если бы ее сейчас увидел Игорь!

В ресторане она заказала паэлью по-валенсиански, не глядя в меню. Ей хотелось произвести впечатление знающего человека, хорошо знакомого с испанской кухней. Само название блюда, которое она увидела и запомнила еще в тот раз, когда была здесь с отцом, звучало для нее как волшебное заклинание.

–  Это блюдо на двоих, - осторожно заметил высокий красивый юноша-официант.
– Вы кого-нибудь ждете? Поставить второй прибор?

–  Нет, я одна, - высокомерно ответила Женя, не очень понимая, что такое "блюдо на двоих".

–  Вы знаете, что паэлья долго готовится? Вам придется подождать минут сорок, не меньше.

–  Я не тороплюсь, - улыбнулась она.
– Принесите мне пока кофе.

Она в книгах читала, что на Западе сначала пьют аперитив, а иногда кофе, не после еды, а именно до нее. Сидя у окна и глядя на Манежную площадь, она давилась слишком горьким и крепким кофе, мучительно стараясь удерживать на лице выражение задумчивости и легкой печали. Когда принесли заказ, Женя ужаснулась. Конечно, это было вкусно, но так много! Столько и вдвоем-то не съесть...

Аппетит у нее пропал, она для порядка впихнула в себя немного паэльи и попросила счет. Расплатившись и оставив в ресторане больше пятисот рублей, вышла на площадь, хотела было зайти в то кафе, где недавно была с Игорем, выпить сок и съесть пирожное, но передумала. Она сделала то, что хотела, но это не принесло ей радости. Снова навалилась тоска, босые ноги, натертые тонкими ремешками босоножек, невыносимо болели (она не догадалась купить колготки). Выйдя на улицу Охотный ряд, Женя не успела даже поднять руку в попытке поймать такси, как около нее остановился красный "Ниссан". Сидевший за рулем мужчина опустил стекло.