Когда боги спали

Сафар крепко ухватился за руку Ираджа, частично из-за того, чтобы не упасть, но в основном борясь с желанием отдернуть собственную руку. Все это было ему ни к чему. Самым большим его желанием было взобраться на борт воздушного корабля с Бинером, Арлен и остальными и покинуть это место, улететь от судьбы.

Но воздушного корабля больше не существовало. К тому же он дал слово Мефидии.

Сафар собрался с духом и по возможности решительнее произнес:

— Принято!

Этим же вечером Ирадж собрал двор. Состоялась небольшая церемония утверждения Сафара великим визирем.

Лица королевских офицеров и придворных представлялись Сафару единой смазанной картиной. Он мог различить лишь некоторых. Частью дружески взирающих на него, частью нет. Но в основном смотрели с любопытством и благоговением.

Кто же этот человек, который вознесся так высоко и так стремительно? И что сулит его явление? Несчастье или славу?

Ночью Сафару снилось, что к нему пришла Мефидия.

Во сне его ласкали нежные руки. Он открыл глаза и увидел парящие над ним лицо Мефидии и стройное тело. Он окликнул ее по имени и прижал к себе. Они оказались в объятиях друг друга, ощущая чувство полета, будто снова оказавшись на борту воздушного корабля. Но тут воздушный корабль охватило пламя, и они полетели к земле, вцепившись один в другого, оседлав этот огонь в бесконечном падении.

Проснувшись утром, Сафар обнаружил лежащую у него на сгибе локтя улыбающуюся во сне Лейрию.

Чувствуя себя предателем, он попытался осторожно вытащить из-под нее руку… Но Лейрия, проснувшись, лишь томно оглядела его своими сливовыми глазами и прижалась плотнее.

Он вежливо, но решительно начал отстраняться.

— Мне надо заниматься делами, — сказал он.

Лейрия немножко поупиралась, затем хихикнула и встала.

— Я не должна быть эгоисткой и забирать всю твою силу, мой господин.

Сафар вместо ответа изобразил слабую улыбку.

Она принялась одеваться.

— Ночью ты звал по имени другую женщину, — сказала она. Несмотря на легкомысленность тона, Сафар ощутил сквозившую обиду. — Ту, что умерла?

— Да, — тихо сказал Сафар.

Лейрия пожала плечами.

— Да мне-то что, — сказала она. — Даже хорошо, что у тебя в сердце живет верность. — Она низко опустила голову, сосредоточившись на пристегивании оружия. — Король приказал мне утешать тебя и охранять ценой жизни.

Она подняла голову, и Сафар увидел слезы в ее глазах.

— Король-то приказал, — сказала она, — но я делаю это с радостью. Я буду охранять тебя и стану той женщиной настолько, насколько тебе надо. И может быть, когда-нибудь ты произнесешь мое имя… а не ее.

Сафар не знал, что сказать. Судя по выражению ее лица, сейчас любые слова вызвали бы поток слез. Должно быть, она презирала его за такое унижение. Поэтому он всего лишь сказал:

— Мне было хорошо, Лейрия.

Но даже и это слабое утешение, по-видимому, удовлетворило ее. Она кивнула, закончила одеваться, быстро поцеловала его в щеку и ушла.

Сафар посмотрел ей вслед, размышляя, сколько в этом действе было наигранного и сколько искреннего.

И как много может он поведать Ираджу?

Вскоре Сафару представилась возможность получить ответы на эти вопросы. Он едва успел перекусить и одеться, как его вызвал Ирадж.

Торопливый путь к королю он проделал под охраной и руководством Лейрии. Она ничем не намекала на то, что ночь они провели вместе. Держалась воинственно и профессионально, но вежливо. Когда он подошел к королевским покоям, его не стали, как обычно, обыскивать на предмет оружия, а мгновенно пропустили внутрь. Ирадж сидел на простом походном стуле у небольшого стола, заваленного картами и чертежами.

Увидев Сафара, он сказал:

— Похоже, мой маленький подарок доставил тебе массу неприятностей, мой друг.

Сафар старался не смотреть на Лейрию.

— Ты звал меня, Ирадж? — спросил он.

Ирадж похлопал по одной из карт.

— Я размышляю над нашей следующей кампанией, — сказал он, к огромному облегчению Сафара. — Приближается зима, и времени у нас немного.

— В чем затруднения? — спросил Сафар. — И чем я могу помочь?

— Затруднения с Сампитеем, — ответил Ирадж. — Теперь, когда я по твоей просьбе отпустил домой жителей этого города, они останутся у меня в тылу, когда мы двинемся дальше.

— Но почему ты думаешь, что они будут представлять опасность для тебя? — спросил Сафар.

— А почему ты думаешь, что не будут? — ответил Ирадж, сузив глаза.

— Но разве ты не собираешься оставить гарнизон в городе, — спросил Сафар, — поставив во главе своего человека?

— Гарнизоны чрезвычайно дороги, — сказал Ирадж. — Требуются деньги, солдаты и хорошие офицеры, чтобы командовать.

— Вчера, — сказал Сафар, — я хотел пояснить тебе причины моей просьбы. Ты по доброте своей слушать не стал. Я вновь хочу изложить их.

Ирадж кивнул.

— Валяй, — сказал он.

— Сампитей является одним из богатейших городов Эсмира, — указал Сафар. — Источником его благосостояния, как ты знаешь, является шелк. А чтобы производить этот шелк, требуются весьма опытные и искусные мастера. И этим искусством мало где владеют, помимо Сампитея. Поэтому эти люди более ценны для тебя в живом виде, нежели в мертвом или порабощенном. Ты только подумай, сколько золота ты мог бы брать с них в виде налога. А золото употребить на твои кампании. Что же касается солдат для гарнизона, почему бы не взять их из числа жителей того же Сампитея? Ты с легкостью обучил бы их. Наконец, у тебя наверняка есть масса юных офицеров, рвущихся сделать карьеру и заслужить повышение, взяв на себя определенную ответственность. Они могут заменить собой тех старших офицеров, которых ты оставишь в гарнизоне присматривать за безопасностью и за сбором налогов.

Ирадж подумал, затем сказал:

— Признаюсь, я отчаянно нуждаюсь в деньгах. Почему-то в истории войн не говорится, какое это дорогое удовольствие — вести войну. До сих пор я перебивался ограблением и сбором жалких налогов с тех городов, которые оказались под моей властью. К сожалению, награбленное в основном оседает в карманах солдат, а не в моих. Они уж так устроены, эти солдаты, и это их право. Что же касается налогов, то правители, ставшие моими союзниками, только плачутся, что я прошу слишком много. У меня нет времени возвращаться назад и предоставлять им возможность плакаться уже по настоящему поводу, поэтому они обманывают меня немилосердно.