Когда горит трава

— Хвала Аллаху! Как обстоят дела?

— Мы выжидаем — сказал главный. — Всё кончится этой ночью.

— Да. Мы выжидаем. Нас предупредили, что Шеху собирается вывезти Рикку и Чике из Нигерии через пустыню. Мы только что узнали об этом!

— Лах! — воскликнул Сансай,— Как хорошо, что я здесь!

Рука коснулась его плеча.

— Добро пожаловать! — Это была Лигу.

— Лигу, прости, что я тогда покинул стоянку, не сказав ни слова.

— Аллах всех простит.— Она понизила голос. — Твоя жена Шайту и дочь Лейбе в безопасности. Не бойся. Я укрыла их в доме подруги. Им бы следовало остаться у меня на стоянке!

— Да охранит их Аллах! — сказал Сансай.— Когда бой кончится, если я буду жив, я буду счастлив снова увидеть Лейбе!

— Рассказывай| Первое, что ты сделаешь, это побежишь за птичкой, — ухмыльнулась Лигу.

— Нет, Лигу. Это прошло. Я встретил Фатиме, и она излечила меня от сокуго. Больше я не буду скитаться и вернусь к моим хижинам в Докан Торо.

Это мой дом. Я слишком стар, чтобы перегонять стада по саванне. Пусть это делают молодые.

— Ты встретил Фатиме?

— Клянусь Аллахом!

— Тем более надо спасать Рикку.

* * *

Люди Лигу мрачно сидели на конях. Была глубокая ночь, и кое-кто из них начал дремать. Тогда они решили спать по очереди, чтобы кто-то постоянно наблюдал за домом султанского сына.

— Но что мы будем делать, если в доме есть другой выход? — спросил Мей Сансай.

— Другого выхода нет, — заверила Лигу.

Только теперь Сансай заметил пастухов, прижавшихся к подножию стены. Безмолвные, как призраки, они сидели с пастушьими палками в руках. Случайный прохожий никогда не заметил бы их и не заподозрил, что дом султанского сына обложен со всех сторон.

Вероятно, вскоре после полуночи чья-то рука коснулась Сансая. Он открыл глаза и увидел странные силуэты, таинственно двигавшиеся перед домом сына султана. Он напряг глаза и увидел, что это верблюды. Из дома вышли несколько мужчин в тюрбанах. Ни у одного из них не было фонаря. Мужчины в тюрбанах подняли двух человек и положили их на верблюдов.

— Рикку и Чике, — прошептала Лигу.

У Сансая захватило дух. Припав к коню, он видел, как люди в тёмных тюрбанах приподнимали полы халатов и садились на верблюдов позади пленников.

Свист пронзил ночь. Это был условный сигнал. Всё вокруг дома султанского сына пришло в движение. Вдруг ожило подножие стены. Сансай и всадники вступили в бой. Вооружённые люди из тёмного дома с криками встретили их.

Бой был кратким и яростным. Кони топтали упавших. Кричали верблюды. Арабы, выхватив ножи, пустили их в ход.

— Бей их! — кричал Сансай.

— Отец! Отец! — в шуме донёсся до него голос сына. Сердце Сансая переполнилось радостью.

— Здесь ли вы, мои друзья? Покажите им, чего вы стоите! — закричал Сансай.

Пастухи удвоили усилия. Сансай споткнулся о тело. Убитый был Шеху.

Кто-то из людей Лигу подбежал к Сансаю и сказал, что только что видел, как Рикку с какой-то женщиной скрылся за стеной.

Сансай поспешил туда. Он увидел, что сын прощается с раненой молодой женщиной. Рикку громко плакал. Мей Сансай решил не мешать.

— Я умираю, Рикку, но, как бы там ни было, я любила тебя.

— Не говори о смерти, Кантума...

— Прости меня, Рикку! Твоя Кантума умирает. Но у тебя есть Фатиме. Я вижу её...

— Кантума!

— У тебя есть..

Сансай видел, как она безвольно повисла на руках Рикку. Сансай пошёл к ним, но она уже умерла. Ничего не сказав, он повёл сына прочь. Рикку содрогался от рыданий.

Они добрались до стоянки лишь утром и увидели, что все, Лигу, Шайту и Лейбе, Фиддиго и Джалла, с нетерпением ждут их, чтобы выйти в долгий путь к югу.

Глава ХХI

И действительно, наступила пора отгонять стада на юг, к берегам Великой реки. По всей саванне охотники поджигали траву, разбрасывая по лугам тлеющий навоз. По ночам небо вдалеке озарялось огромными языками пламени, и в соломенных хижинах деревень слышно было потрескивание горящей травы, и повсюду полз ядовитый дым,

удушавший животных и гнавший их прочь из нор.

По ночам блики пожарища плясали в загонах на горбах и рогах зебу. Лаяли собаки, а охотники с луками наизготовку поджидали добычу. Они жгли траву для того, чтобы с первыми дождями сочные побеги молодой травы поднялись по всей саванне, снова обрадовав стада. Таков был обычай, и, хотя лесничие не раз объясняли им, что это

приносит вред деревьям, когда приходила пора, всё шло по-старому: невидимая рука неизменно бросала тлеющий навоз в траву и скрывалась прежде, чем дым превращался в пламя.

Как только Джалле полегчало, они выступили на юг, к берегам Нигера, в те края между Буссой и Лакоджей, где Нигер зовется Кварра. После трехдневного перехода они покинули Лигу, которая вела своё стадо на юг. Джалла и Фиддиго двинулись на юго-восток. А Сансай и Рикку отправились искать Фатиме. Они нашли деревню Даджин Баума и спросили у крестьянина дорогу к стоянке Фатиме. Он показал им следы скота, которые вели к Фатиме.

Фатиме ждала их. Она была оборванна и растрепанна, и глаза её дико блуждали. С её уст слетела печальная повесть: близнецы умерли, и она похоронила их. Она плакала всю ночь напролет, и Мей Сансай пытался сказать ей слово утешения, но тщетно. Казалось, между ней и Рикку возникла преграда: старик никак не мог этого понять. Он полагал, что, когда он разыщет Фатиме и приведет к ней Рикку, мальчик

бросится к ней в объятья и покроет её поцелуями. Теперь же ему казалось, что Рикку смотрит на нее, как на чужого человека.

Утром старый пастух спустился к ручью омыть лицо и произнести молитвы перед тем, как выйти в обратный путь к Лигу, Шайту и Лейбе.

За спиной послышался шорох, и, оглянувшись, он увидел сына.

— Отец, — сказал Рикку, — я Хочу открыть тебе то, от чего у меня тяжело на сердце со вчерашнего дня.

— Говори, сын мой. Расскажи сейчас, чтобы не носить бремя потом.

Он видел слёзы в глазах Рикку. Он отвернулся и стал поливать себе ноги водой.

— Я хочу сказать о Фатиме. Я больше её не люблю!

— Лах! После таких терзаний!

— Отец, я не могу объяснить этого.

— Ты влюбился в ту женщину из Контаго, и её смерть опечалила тебя.

— Нет, отец!

— Когда она была жива, ты видел её изысканные манеры и принцев, ухаживавших за ней.

— Да нет же, отец.

Старик вздохнул.

— В от так и получается, что наши люди всё больше сторонятся кочевой жизни и стремятся к удобной жизни в городе. — Он покачал головой. — Даже ты, сын мой!