Когда любить нельзя…

«Вот это, наверное, то, что надо – письма-то пишут все», – обрадовалась она.

Неся под одной рукой зайца, а под другой – коробку с чернильным прибором, Мария вышла из магазина, осторожно выкатывая перед собой игрушечный грузовик, нагруженный остальными покупками.

Отец Кирилл, увидев ее в окно, поспешно вышел из машины и направился к ней навстречу.

– Напрасно вы это, Мария, ничего не нужно было покупать! Зачем ребят баловать! – укоризненно сказал он Марии, снимая тяжелый пакет с грузовика.

Открыв дверцу машины и укладывая подарки на заднее сидение, Мария спокойно ответила:

– Затем, что обычно жизнь людей не балует, так пусть хоть в детстве порадуются!

Бросив взгляд на ее роскошную машину, отец Кирилл недоверчиво посмотрел на Марию.

Она правильно поняла его взгляд.

– Это не жизнь меня балует, – усмехнувшись, сказала она, – а папа, и это разные вещи… Ну ладно, поехали?

Отец Кирилл кивнул и сел в машину.

Они выехали из города и помчались по шоссе.

Увидев через полчаса знакомый поворот, за которым расстилались поля, Мария удивилась, насколько же это оказалось близко от Канева. Сообрази она это раньше, могла бы, действительно, у дяди Гриши погостить, а не возвращаться к бабке. Хотя, с другой стороны, у бабки ее ждал папа. Так что, нет худа без добра…

Свернув на повороте, Мария сбавила скорость и медленно поехала по дороге между обступившего их с двух сторон хлебного поля. Колосья за эти две недели еще больше поднялись и набрали силу.

Вспомнив, как она тут в прошлый раз чуть не наехала на телегу басоголосого рыжего возницы, Мария рассказала об этом отцу Кириллу.

Тот улыбнулся и предположил, что это был, судя по описанию, Тимофей, работающий в колхозе фуражиром.

– По воскресеньям он поет в нашем в церковном хоре, – сказал он. – Голос у него замечательный.

– Наверное, на фоне его баса тоненькие голоса ваших старушек звучат совсем по-ангельски, – предположила, улыбаясь, Мария.

– В общем-то так, хотя на выходные сюда приезжает молодежь, которая работает в Каневе и в других ближайших городах. И многие приходят на службу со своими родителями или бабушками. И вообще, народу к нам много съезжается, особенно по праздникам.

– Правда? А как же огород, скотина и прочие сельские заботы? – удивилась Мария, представляющая жизнь в деревне чем-то вроде добровольной каторги.

Перед ее глазами стояла ее бабка, хоть и живущая в городке, но вечно копающаяся в огороде и хлеву, где у нее постоянно жила парочка кабанчиков. Мария не любила приезжать к ней на каникулы, потому что о кино можно было забыть, а насчет погулять – так на это просто сил не оставалось.

– Всему свое время… – ответил отец Кирилл. – К тому же вы не забывайте, что для деревенских жителей, у которых жизнь в основном сосредоточена на работе с землей и животными, приход в храм является не только обращением к Господу, но и общением друг с другом, это часть их культурной жизни, и даже отдыха, если хотите.

Мария с удивлением посмотрела на отца Кирилла. Ей такая точка зрения не приходила в голову, ведь ее украинская бабка в церковь не ходила. Николай Дмитриевич сказал как-то, что мать разуверилась в боге после того, как узнала, что ее муж погиб на фронте. Она видимо считала, что Бог незаслуженно рано забрал у нее мужа и поэтому сам перед нею в долгу.

Незаметно за разговором Мария и отец Кирилл подъехали к спуску в долину.

Сбавив скорость и осторожно направляя машину по дороге между холмами, Мария ждала того памятного мига, когда взгляду откроется так поразившая ее в прошлый раз панорама.

Отец Кирилл, взглянув на часы, предостерег Марию.

– Будьте осторожнее, в это время внизу на дороге могут быть коровы, сейчас стадо как раз гонят с поля.

И действительно, как только они спустились ниже, и холмы, наконец, расступились, открывая во всей красе заветную долину, Мария увидела бредущих по шоссе и его обочинам коров.

Она сбавила скорость до минимума, стараясь не очень приближаться к животным.

Коровы, несущие полные вымяни молока, степенно шли перед лениво покрикивающим на них пастухом, который следовал за ними с перекинутым через плечо длинным батогом [2] . То с одной, то с другой стороны к стаду подходили хозяева, чаще всего ребятишки с хворостинами, и направляли коров к своим домам.

2

Батог (укр.) – кнут.

Вдруг Мария изумилась настолько, что даже ойкнула.

Отец Кирилл удивленно посмотрел на нее.

– Да вы только поглядите: какой-то сумасшедший бедному теленку намордник одел! – воскликнула она. – Он что – кусается?

Священник посмотрел на теленка, который весело трусил за своей мамашей. На его симпатичной мордочке, и правда, был надет намордник с двумя торчащими вверх металлическими усами.

Рассмеявшись, отец Кирилл ответил:

– Да нет, он не кусается! Но если его без этого намордника выпустить, он просто все молоко у матери на поле высосет. А так она ему не дастся: как только он попытается пристроиться к ней и упрется ей в вымя этими рожками, ей станет больно и она его отгонит.

– Изуверство какое, бедная корова! – возмутилась Мария. – Да и теленка жалко, он что же, весь день бродит голодный?

– Ну зачем же! Он травку щиплет – намордник ему при этом не мешает. Да и недолго ему ходить с таким украшением – до тех пор, пока не приучится есть только траву.

– Нет, я бы так мучить животных никогда не смогла бы! – осуждающе покачав головой, сказала Мария, и внимательно поглядывая на коров, прибавила газу. – Можно я посигналю, может, они расступятся и пропустят нас?

– Лучше не стоит, они могут испугаться. Да нам и не так далеко осталось, – сказал отец Кирилл.

В это время пастух, оглянувшись на их машину, снял кнут с плеча, и, шлепая им по земле, сам быстренько очистил шоссе, согнав коров на обочину.

Мария, благодарно помахав ему рукой, нажала на газ, спеша оторваться от стада, и покатила по направлению к церкви.

Подъехав к дому отца Кирилла, они остановились и вышли из машины.

Мария забрала с заднего сидения подарки. Вручив пакет и грузовичок отцу Кириллу, она сунула себе под мышку зайца и тяжелую коробку с чернильным прибором.

Нагруженный отец Кирилл осторожно открыл спиной калитку и придерживал ее, пока Мария не протиснулась мимо него, на мгновение прикоснувшись к его бедру.

Ощутив это прикосновение, Мария, как ошпаренная, отскочила от отца Кирилла, а тот или не придал этому значения, или сделал вид, что ничего не заметил… По крайней мере, он спокойно проследовал в дом.

Открыв двери, они вошли в горницу, в которой никого не было.

Из-за полуприкрытой двери в соседнюю комнату доносился голос Матрены Евлампиевны, напевающей колыбельную.