Когда любить нельзя…

Взяв коробку с подарком, он направился к еще одной двери, выходящей в горницу, и, толкнув ее, вошел в темную комнату.

Мария, следовавшая за ним, остановилась на пороге.

Единственное окно, почти полностью скрытое листвой растущей за ним яблони, едва пропускало свет.

Отец Кирилл зажег настольную лампу, и пораженная Мария увидела совершенно не вписывающийся в стиль деревенского дома настоящий кабинет, почти такой же, как у нее – вдоль стен тянулись полки с многочисленными книгами, в углу стоял большой шкаф, а у окна – письменный стол, обтянутый темно-зеленым сукном, и два кожаных кресла.

– Проходите, – пригласил ее отец Кирилл.

Мария вошла в кабинет, с любопытством оглядывая обстановку.

В воздухе знакомо пахло старой кожей и книгами, это был особый, библиотечный, запах, с детства любимый ею.

– Священник должен много читать, – сказал отец Кирилл, заметив ее реакцию, и улыбнулся.

Осторожно вытащив чернильный прибор из коробки, он поставил его на стол, и оглянулся на Марию.

Она поразилась:

– Как будто здесь и был!

И, действительно, малахитовый прибор утвердился на зеленом сукне стола так, словно он стоял здесь всегда.

Полюбовавшись на него, отец Кирилл отошел к шкафу, открыл заскрипевшие дверцы и достал с верхней полки большую коробку.

Поставив ее на стол, он вынул из нее иконку в серебряном окладе, связку расписанных свечей и маленькую коробочку.

Вернув коробку на место, он плотно закрыл шкаф и повернулся к Марии. Глянув на нее, он задержал взгляд на ее груди. Мария инстинктивно прикрыла грудь рукой и отступила.

Отец Кирилл спокойно перевел взгляд на ее лицо и спросил:

– Вы, я вижу, крестик не носите?

Крестика у Марии, действительно, не было – она потеряла его, когда срывала с себя ставший ей ненавистным свадебный наряд. Выскочив тогда раздетая на площадку, благо на нее выходила дверь только ее квартиры, она скрутила платье и фату в тугой узел и сбросила их в мусоропровод. И только потом, уже в пути, не почувствовав знакомого ощущения на груди, поняла, что сорвала крестик вместе с платьем.

– Не ношу, – подтвердила Мария. – Вернее, сейчас у меня его нет, но я крещенная.

Удовлетворенно кивнув, отец Кирилл открыл маленькую коробочку, достал из нее крестик на витой золотой цепочке, и подошел к Марии. Зайдя ей за спину, он бережно отвел в сторону волосы с ее плеч и застегнул цепочку, слегка прикоснувшись к шее Марии теплыми пальцами.

Это мимолетное прикосновение взволновало ее. Она смущенно глянула через плечо на отца Кирилла, и, прошептав слова благодарности, опустила взгляд к себе на грудь – золотой крестик, украшенный мелкими рубинами, уютно устроился у нее в ложбинке между грудей.

Отец Кирилл отошел к столу, взял в руки свечи и иконку и, протянув их Марии, сказал:

– Примите от меня и эти подарки. Я привез их из самого Иерусалима, они освящены в Храме Гроба Господня. Здесь тридцать три свечи по числу прожитых лет Господом нашим Иисусом Христом на нашей многогрешной земле. А это иконка Божьей матери. И да хранит Вас Господь!

Вручив подарки Марии, он перекрестил ее.

Мария с благодарностью склонила голову и поцеловала его руку.

– Спасибо, отец Кирилл, – прошептала она, прижимая иконку и свечи к груди.

Улыбнувшись и посмотрев в ее искренние благодарные глаза, отец Кирилл вдруг наклонился и поцеловал ее в лоб, погладив при этом по волосам.

Она ошеломленно посмотрела на него и залилась румянцем.

– Гляньте на меня, чем я не молодыця! – раздался за спиной Марии голос Матрены Евлампиевны.

Повернувшись, Мария увидела старушку, которая подбоченясь, стояла на пороге кабинета с накинутым на плечи подаренным платком, почти полностью скрывавшим ее маленькую округлую фигурку.

Глаза Матрены Евлампиевны по-молодому сияли, щеки горели румянцем под цвет розам, вытканным на платке.

– Эх, кума не журыся,

Туды-сюды поверныся!
–

притопнула старушка ногой в шутливом танце, и уголки повязанного на ее голове домашнего платка встрепенулись у нее надо лбом.

Мария и отец Кирилл рассмеялись.

– Вам очень к лицу! – признала Мария, довольная тем, что не прогадала с подарком. – Носите на добрую память!

– Спасибо, дитятко! – ответила Матрена Евлампиевна, и, подкатившись к Марии, поцеловала ее в щеку. – Ой, да что это я! Обед-то готов, сейчас вот только чайку заварю, и стол накрою.

– Нет, нет, нет, – заторопилась Мария. – Мне ехать пора, а то папа будет беспокоиться, да и обедали мы уже.

– Не беспокойтесь, Матрена Евлампиевна, мы, действительно, пообедали в городе, – подтвердил ее слова отец Кирилл и, повернувшись к Марии, спросил: – Может быть, вы побудете еще немного?

– Нет, нет, спасибо, я поеду, – сказала она. – Вы же помните, что папа просил меня приехать засветло…

Кивнув, отец Кирилл развел руками:

– Ну что ж, был очень рад вас повидать. Передавайте поклон вашему батюшке, я был очень рад с ним познакомиться, и спасибо, что довезли меня домой. И за подарки тоже большое спасибо…

– Ну что вы, отец Кирилл, не стоит благодарности, – сказала Мария, выходя из кабинета в горницу, где Олесик и Илья увлеченно занимались уже разгрузкой своего грузовика.

Вспомнив, что в пакете, который она оставила на лавке, лежат еще конфеты и печенье, Мария повернулась к Матрене Евлампиевне и тихо сказала, указав на пакет:

– Там еще ребятам гостинцы сладкие.

Подойдя к детям, она присела рядом с ними на корточки, и протянула руку:

– До свидания, мальчики.

Илья, отвлекся от машины и, посмотрев на Марию, серьезно пожал ее руку.

Олесик же продолжал возиться со своим зайцем, сосредоточенно пытаясь вновь усадить его в грузовик так, чтобы длинные заячьи ноги не свисали с кузова.

Мария погладила малыша по русой головке и поднялась. Но когда она направилась к двери, Олесик оглянулся и, сообразив, что Мария уходит, побежал за ней.

Обхватив руками ее ногу, он повис на ней и громко заплакал.

Мария от неожиданности остановилась.

– Олесенька, да что ты, маленький, не плачь! – попыталась она его утешить, но он только сильнее расплакался.

Сунув в руки отцу Кириллу иконку и свечи, которые она все еще прижимала к груди, Мария подхватила Олесика на руки, и, положив его головку к себе на плечо, стала шептать ему что-то на ушко.