Когда мир изменился

Кэр тоже подобрался. Уж чему-чему, а чутью драконов он доверять научился. Глефа — тут. Посох — тоже, вонзён в землю рядом с ним. Лес вокруг — не страшный, не «гнилой», не «ведьмино поместье», как называли порой непролазную чащу местные — стоял себе спокойно, и всё-таки Кейден была права.

Что-то неуловимое, почти что неощутимое подползало к ним, приближалось со всех сторон, замкнув кольцо.

Да, если б не драконица, он бы почувствовал это гораздо позже.

— Конрад, твои реликвии!..

Рыцарь не задавал лишних вопросов. Едва завидев схватившегося за глефу некроманта и развернувшего крылья дракона, мгновенно обнажил меч, свободной рукой схватившись за ладанку на груди.

— Я готов!..

Кейден глухо рычала, сквозь неплотно сжатые зубы пробивались струйки дыма.

— Что это? — не выдержал Конрад.

— Не знаю, — сквозь зубы процедил некромант. — Но не удивлюсь, что это явился пожелать нам счастливого пути та самая тварь, что мы потревожили под холмом!.. Хотя, когда я был тут в прошлый раз, ничего подобного не случалось.

Вечер уже вступил в свои права, но солнце ещё не успело коснуться горизонта; света хватало. Всяким бестиям лучше было бы дождаться ночи, но, видать, они слишком торопились.

Фесс ожидал взмывающих фонтанов земли, раскрывающихся подземных ходов, сонма хищных зубастых созданий, или же мертвяков; однако всё оставалось спокойно, даже слишком.

Стих ветерок, перестали качаться вершины; костёр, хоть и разожжённый драконьим пламенем, вдруг приугас, огненные языки опали, угли сердито зашипели по-змеиному; между деревьев сгустилась серая мгла, и из неё выступили двое.

Две туманных фигуры, смахивающие на человеческие, но словно бы скрытые призрачной хмарью. Выступили — и остановились на самом краю опушки.

— Господь всемогущий, да будет воля твоя, да протянется длань твоя, да защитит она меня от всякого зла… — прошептал рядом Конрад.

Кейден развернулась к возникшим фигурам, выгнула шею; в глотке драконицы что-то заклокотало.

Но туманные сущности не сдвинулись с места. Лишь стояли да пялились пустыми провалами глазниц.

— Призраки… — простонал Конрад. — Пожиратели душ…

Некромант только поморщился. Громкое название, хотя на самом деле, конечно же, никаких душ «пожрать» эти аппарации не могли.

— Стой и не двигайся! — сквозь зубы прошипел Кэр.

Рыцарь повиновался.

Некромант ощутил ментальное усилие Кейден; драконица вкладывала силу в отпорные чары, те, что не против врагов из плоти и крови.

Призраки были достаточно часты на неупокоенных погостах; порой лишь бледные бессильные тени, порой — весьма опасные и голодные манифестации. Эти же, однако, не были ни тем, ни другим.

Острие глефы дрогнуло, описывая начальный круг отбивающей руны, поскольку чары Кейден совершенно точно не сработали — две серых фигуры не исчезли и не расточились.

И разом два голоса зазвучали в сознании некроманта, тихие, вкрадчивые, бесплотные, лишённые чувства и эмоции. Впрочем, лишены они были также и именно «словесного» смысла — они описывали всё тот же лиловый ужас под бессолнечным небом, исполинские живые холмы, сонмы живых — или полуживых, или вовсе неживых созданий, с муравьиным упорством трудящихся на ступенях бесчисленных пирамид.

Смотри, без слов говорили они. Смотри как следует — скоро, очень скоро это станет твоей тюрьмой, твоим вечным заточением. Два мира сольются в один, и день, подготавливаемый бессчётные тысячелетия, наконец наступит — а потом всё остановится, ибо исчезнет само понятие дней с ночами; исчезнет само время. Что бы ты ни сделал, некромаг, лишь приблизит наше конечное торжество.

Рядом вскрикнул Конрад, падая на одно колено; Кейден же с яростным рыком изрыгнула поток пламени, мгновенно воспламенив старые стволы и подлесок меж ними.

Две серые фигуры, однако, отнюдь не исчезли в вихре драконьего пламени; стояли всё там же, недвижно, и пустые буркалы их, казалось, устремлены были на рыцаря Конрада, на него одного.

Фесс проклял себе самыми последними словами.

Молодой рыцарь. Слабое звено. И жизненная сила, убегающая, словно вода из продырявленного меха.

Руна отражения. Руна рассеивания. Руна соединения зримого и незримого — его собственная.

Призраки поднялись над пожаром. Взгляды пустых глазниц упирались в Конрада; рыцарь зашатался, и, за миг до того, как ожили сотворённых некромантом руны, он рванул заветную ладанку.

— Именем Господа и всей славой Его!..

Вспышка тот же самого блистающе-белого пламени. Некроманта отшвырнуло, и даже Кейден едва удержалась, ей пришлось развернуть крылья и вцепиться всеми четырьмя лапами в землю; волна чистой силы, так непохожей на горькую силу этого мира нахлынула на явившихся призраков, бросилась, словно штормовое море на скалистый берег, но, точно так же, как и морская волна, отхлынула, не причинив никакого вреда.

Не обычные призраки. Не обычные аппарации, знакомые по кладбищам и катакомбам. Нет — посланцы того самого мира, нагло и пренебрежительно объявившего некроманту о своём существовании.

Все три наброшенных им руны ожили разом. Незримая стена воздвиглась меж Конрадом и голодными привидениями, останавливая поток ускользающей жизни рыцаря; череп на вершине посоха издал злобное шипени, и знакомое пламя потекло из его глазниц; поток силы некроманта ударил в серые фигуры словно стенобитный таран и аппарации дрогнули, заколыхались, отступая дальше в полыхающий лес.

Они теряли вещественность, контуры размывались, очертания таяли, но они не были уничтожены.

Мы вернёмся, не преминули уверить призраки за миг до того, как исчезнуть окончательно.

***

Остаток ночи они провели, борясь с лесным пожаром и стараясь поставить на ноги Конрада. И справиться с бушующим пламенем оказалось самой лёгкой из этих задач.

Рыцарь не получил ни единой царапины, и тем не менее двигаться не мог. Руки его тряслись, ноги подкашивались, а в глазах застыл тот самый ужас, который поэты называют «невыразимым» или «неописуемым».

Кейден преобразилась, покончив с огнём; склонилась над Конрадом.

— Бедный юноша. — Сейчас она звучала и впрямь как прожившая не один век. — Попался на крючок. Хорошо, что ты успел вовремя, некромант.