Когда мир изменился
Шрифт:
— А что же потом? — негромко спросил некромант. — Мы вместе. Что дальше?
— Дальше? — удивилась она. — Мы снесём это… эти… гнилые стены, грубо размалёванные под настоящий мир. И все эти могильные черви, коим придали вид людей, сгинут тоже. А потом мы… — она вдруг заколебалась.
— Вернёмся домой? — подсказал он.
— Да. Именно. Вернёмся домой.
— В Долину?
— Куда пожелаешь, — Аэ пожала плечами. — Может быть, нам понравится новый Эвиал. Или Мельин. Или что-то ещё, совершенно новое. Увидим. Главное — как угодно, но прочь отсюда!
Всё-таки
— Аэ… послушай… ну с чего ты взяла, что этот мир — могильная яма, а люди — трупные черви? Не слыхал от тебя раньше столь цветастых сравнений!.. И вообще — ты же говорила, что, мол, мир как мир!.. Что изменилось?
— Я принюхалась. Освоилась. И вообще — ты всё увидишь, — она облизнула губы. — Ты просил время?.. ну, вот и я тоже прошу. Я покажу тебе и докажу, что это не более, чем раскрашенная стена прогнившего и вонючего подвала.
— Сдаюсь! — Кэр вскинул руки в шутливом ужасе. — Дадим друг другу время. И мы мне всё докажешь.
— А ты мне? — немедля выпалила драконица.
— Негодная девчонка, — рассмеялся некромант.
…Хотя внутри ему было совсем не весело.
Эту ночь они провели на одной постели, но спина к спине и под разными одеялами. Ничего особенного.
Аэ сонно сопела, натянув одеяло до носа, Кэр лежал без сна, заложив руки за голову, глядя в дощатый небелёный потолок.
Могильная яма. Трупные черви.
Откуда она такое взяла? И ведь да, сперва ничего такого не было. «Мир как мир». Откуда эти ярость и ненависть? Что она поняла — или учуяла, как она говорит?
И… «я тебя люблю», слова простые и вечные. И, конечно, он тоже любит её. Не так, как любил Рысь, как дочь, которой у него никогда не было — да и собственной семьи тоже.
Что делать? Он ведь не сможет, нет, не сможет. Это… это настолько чудовищно и неправильно, что…
«Она не твоя дочь. Она драконица, вольная, как ветер и пламя. Она может стать кем угодно. Даже обернуться твоей Рысью, и ты никогда не заметишь разницы. Так что тебя останавливает? Она даже не человек».
Это неправильно, упрямо повторил он. Многому пришлось научиться в странствиях, в том числе и не разбрасываться Словом некроманта, но какие-то же барьеры должны остаться!..
Мысли крутились и сталкивались, словно льдины весеннего водоворота. Ответов, однако, не находилось. Как можно вожделеть собственную дочь? Нет, есть такие выродки, что вожделеют, и не только; но он-то, Кэр Лаэда, не таков!
Тут вновь оживал всё тот же голос, напоминавший, что Аэсоннэ не только не его физическая дочь, но даже не человек, и всё устремлялось дальше по кругу.
Он не знал, есть ли приютивший их мир «могильной ямой». Может, и да, однако он именно приютил их, принял, подставил плечо, и кто знает, в какую бездну они бы сорвались, не окажись он на пути их падения?
И он не знал, «могильные ли черви» перед ним. Такие же смертные, как он запомнил их в Мельине с Эвиалом — с чего Аэ так вызверилась?
Некромант покосился на спящую драконицу. Что на неё нашло? Ведь даже если она его… любит, что не так
с миром? Это ведь не связано!…Ничего не придумав, он просто заставил себя уснуть. «Утро вечера мудренее».
Могло показаться, что с ночною тьмой ушло и дурное настроение Аэсоннэ. Драконица встала задорна и весела, подтрунивала над некромантом, гоняла перепуганную прислугу в трактире и, ухмыляясь, на глазах восхищённых едоков, так же двумя пальцами играючи разогнула подсвечник.
— Куда мы дальше? Глефа есть, посох есть. Искать неупокоенных? — она слегка толкнула Фесса кулачком в плечо.
— Именно. Искать неупокоенных. — Как же хорошо было видеть её вновь улыбающейся! Работа некроманта, как я тебе говорил.
— И всё? — Она по-прежнему улыбалась, но в глазах появился холодок. — Ты забыл всё, о чём я тебе говорила?
— Я ничего не забыл, — Кэр постарался, чтобы она не услышала разочарования в его голосе. — Я просто… нахожу трудным в это поверить. В то, что этот мир… ну, могильная яма и так далее.
— Он потянется к тебе, — вдруг сказала Аэ, печально и без следа злости. — Вернее, оно. Зло, владеющее всем этим, — она обвела рукой. — Я чую это, прости. Труп уже начал вонять, только ты пока ещё не чувствуешь.
— Я не брезглив, ты знаешь. Некроманты не боятся грязной работы и испачканных рук. Но пока я даже не вижу, куда смотреть или куда идти!
— Никуда идти не надо. Оно придёт к тебе само, вот увидишь. Попытается овладеть тобой, смутить, сбить с истинного пути…
— Аэ! Ты вещаешь, словно деревенская бабка-гадалка!.. Кто попытается? Чем оно меня смутит? Что этому неведомому надо?!.. — Фесс схватился за голову.
— Если бы я знала точно, то уже ответила тебе — мол, в таком-то и таком-то месте есть вход в пещеру, или в тайный храм, и там, дескать, обитает нечто, долженствующее быть уничтоженным. Но нет, тут всё хитрее. Это как червяк в яблоке.
— Но ты уверена, что он — она — оно — попытается до меня дотянуться?
— Целиком и полностью. И скорее всего во сне.
Новый мир раскрывался перед ними; полудикие горы остались далеко позади, а впереди лежала благословенная долина реки Армере, кудрявые сады, ухоженные поля за невысокими оградками из дикого камня, огороды, плетни, цветники перед домами — казалось, даже простой серф здесь отнюдь не бедствует.
Леса отступили; их место заняли густые рощи вдоль змеящихся ручьёв и речек, притоков Армере; а потом они увидели серый замок, первый из череды многих в этих местах.
— Сюда, — непререкаемо заявила драконица. — Правь в ворота. Прямо!
Он повиновался.
Замок был отнюдь не игрушечным, нет, настоящей крепостью. Ров, правда, не имел воды, зато был облицован камнем и на удивление чист — никакого сора, веток или чего-то подобного. За ним тщательно следили.
Подъёмный мост был опущен, створки широко распахнуты и четверо алебардистов придирчиво проверяли крестьянские возы с припасами, направлявшиеся внутрь.
На повозку с некромантом и драконицей дружинники уставились с таким подозрением, словно Фесс и Аэ были по меньшей мере костяными гончими.