Когда мир изменился

Этих, оказывается, можно просто зарубить.

И зачем, спрашивается, старался, отпорные круги ставил?..

Глефа яростно шипела, словно рассвирепевшая змея. Неупокоенные бежали прямо на свистящую сталь и падали с тупым стуком, замирая неподвижными колодами.

— И это всё? — некромант остановился, опустил оружие. — Я даже не вспотел.

Он не сомневался, что засевшая здесь сущность его слышит.

Наверное, других бы это напугало — заброшенный монастырь, разорённая церковь, густая тишина — только не его. Здесь, под полом, или на чердаке, или в каком-то ещё другом месте таилась сила, что управляла мертвяками-марионетками, и была она отнюдь не «потусторонней», «неведомой» или «незнаемой». Факультет малефицистики очень хорошо учил видеть корень подобного.

— Что, запасы кончились? — Кэр медленно обходил кругом поваленный алтарь. — Скверно, скверно. Я рассчитывал на большее.

Он не сомневался, что его слышат и, более того, понимают.

Тихий, едва слышный стон раздался из дальнего и тёмного угла, откуда-то в боковом нефе.

Глефа наизготовку, Фесс шагнул вперёд. В монастыре давным-давно никого не было, местные сюда не ходили, да и ходить не могли, следовательно…

Ну, конечно — забившаяся в щель меж двумя рассохшимися не то шкафами, не то конфессионалами девочка. Грязная, со спутанными волосами, в отрепьях, сидит, обхватив сбитые и покрытые запёкшейся кровью коленки. Глаза большие, изумрудно-зелёные.

Некромант остановился. Острие глефы опустилось, прочертив первую из отпорных дуг.

Сейчас, сказал он себе. Сейчас эта девочка изменится. Руки и ноги обернутся щупальцами, рот распахнётся широкой зубастой пастью, и она прыгнет. Непременно прыгнет, попытавшись застать его врасплох.

Однако он не торопился. Зомби оказались просто куклами, удивительно даже, как сумели заломать опытного, бывалого воина, и вот теперь ему подсовывают ещё одну обманку. Что ж, сделаем вид, что купились.

— Откуда ты, девочка? Что ты тут делаешь?.. Как сюда попала?

Играть, так по-крупному.

Девчонка замерла, испуганно глядя на него изумрудными глазищами; с места она не двинулась.

Ладно. Поищем — здесь же непременно должны иметься управляющие чары, должны тянуться ниточки к настоящему заправиле всего этого безобразия…

Это оказалось труднее. Привычные чары поиска, затвержённые с мельинских и эвиальских времён, в этом мире работали плохо, даже несмотря на помощь извергающего огонь черепа. Жаль, конечно, что здешний хозяин не отправил мертвяков добывать оставленный как бы без присмотра посох некроманта; но ничего, не всякий капкан срабатывает.

Нет, не видать, или же не найти. Тварь, оказывается, умеет прятать концы в воду или, в нашем случае, в подвал. Придется лезть самому. Но сперва…

— Ты не можешь говорить? Ты нема?

Девчонка отчаянно затрясла вдруг головой, мол, нет.

Надо же, откликнулась.

— Что ты здесь делаешь? — некромант по-прежнему не двигался с места. — Можешь встать?

Вновь безмолвное «нет». Понятно, заманивает. Хочет, чтобы он, Фесс, подошёл бы поближе.

Девчонка заплакала. Крупные слёзы скатились по щекам, худые плечи вздрогнули. Понятно, для чего, но всё-таки удивительно, что ни одной, даже самой слабенькой ниточки пока не обнаруживается.

Найдём. Здесь неоткуда взяться никаким бедным несчастным детям.

Острие глефы медленно чертило в воздухе одну из рун старика Парри. Глядишь, сработает…

Руна распалась куда быстрее, чем следовало, но кое-что сделать она успела.

Перед ним была обычная человеческая девочка.

Ну, или весьма хорошо замаскированный капкан.

Выбирай, некромант — рубить ли ей голову? Или попытаться разобраться?

Девчонка осторожно приподняла руки; запястья стянуты чем-то вроде очень тонкой, слабо блеснувшей нити.

Надо же, как тщательно. Не экономит на мелочах.

И никаких следов магии. Или всё упрятано настолько глубоко, что ему, с неполным пониманием здешних законов, так сразу и не разобраться.

Глаза девчонки внезапно расширились, взгляд её скользнул куда-то за спину некроманта. Ага, знаем, дешёвый приём, с нами не сработает — а!..

Он насилу успел развернуться. Насилу, потому что зарубленные им чуть раньше мертвяки успели, оказывается, восстать и собраться в кучу, слиться в жуткое чудище, «амальгамировать».

Тела их соединились. Многоногое, многоглавое чудовище горбилось над ним; рук, однако было лишь две, правда, каждая из нескольких конечностей обычного человека: шесть торчат из слившегося плеча, держат три других, те, в свою очередь, держать одну. На костях наросла уродливая, бугристая плоть, и даже черепа обзавелись подобием жутких, словно расплавленных лиц.

Некромант успел увернуться, успел взмахнуть глефой, клинок негодующе зазвенел, словно сталь ударила в сталь, будто старые кости обернулись железными шкворнями.

Ловко. Хоть и не ново.

Глефа заплясала в воздухе, уже не столько рубя, сколько нанося уколы. Фесс завертелся волчком, разом вспомнив все жесткие уроки Серой Лиги Мельина; и с торжеством ощутил, что да, здешний хозяин — тут, в толще этой мёртвой плоти, явился, не выдержал, не усидел!..

Поначалу это было даже не слишком сложно. Уклоняйся от длиннющих «рук», что гнулись, словно тараканьи лапы, да направляй «амальгаму» куда тебе надо, режущими взмахами глефы. Из рассечений сочилась чёрная пузырящаяся жижа, но, само собой, убить тварь этим было невозможно.

Однако оно послушно гонялось за некромантом, пыталось сграбастать, схватить, раздавить — отрезало Фессу путь отхода, не обращало внимания на раны, ломило, давило, лезло напролом — и в конце концов тяжело дышащий некромант оказался загнан в дальний угол низкого нефа, в противоположном от сидевшей девчонки конце.

Лапищи потянулись к нему, дюжина ртов растянулись в одинаковой ухмылке предвкушения, отшибло вбок глефу, навалилось, надвинулось…

Он ждал этого момента.

…Из глазниц черепа на его посохе ударили фонтаны пламени выше церковной крыши; волна силы накрыла некроманта, и руны старого Парри послушно складывались в причудливый узор — разрушая вместилище зла, обнажая его, атакуя его бестелесную сущность.

Здесь погибло много, очень много людей, самых разных. Хороших и не очень, исполненных искренней веры и только притворявшихся ради собственной выгоды.

Они все были здесь, на монастырском погосте. И лишь незначительная их часть стала добычей злобного пришлеца.

Рвались пласты земли, лопалась сеть древесных корней; человеческие черепа стаей хищных птиц взмыли над погостом, поднявшись из самых глубоких его слоёв.

Череп на посохе утонул в извергаемом пламени, словно приветствуя собратьев; огненные нити потянулись к каждому из них; хищная стая ворвалась в разбитые окна, пронеслась над поваленным алтарём, и прежде, чем мёртвая тварь успела обернуться, черепа вцепились в неё, словно стая охотничьих псов.