Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Латкин открыл ключом дверь.

У себя в комнате он быстро снял пальто, так же поспешно расстегнул и снял легкую беличью шубку со своей спутницы, схватил молодую женщину на руки, понес на диван.

— Степан Осипович! Степан Осипович! — слабо сопротивляясь, шептала она, но вскоре притихла.

А он продолжал нашептывать ей ласково и нежно:

— Русалочка, ясноглазая моя…

Метель

1

После длительных холодов небо над Усть-Сысольском заволокло тучами, завыл ветер,

поднялась метель.

Ветер дул порывистый и резкий, донося в сердце пармы дыхание далекой Арктики. Там, над ее заснеженными ледяными просторами, стояла полярная ночь. Здесь же, в небольшом северном городке на берегу Сысолы, светало поздно — ночная мгла таяла, и наступал зыбкий рассвет, предвестник короткого декабрьского дня.

Прислушиваясь к вою вьюги, утопающий в сугробах город дремал, точно куропатка в снежной лунке.

Это утро начиналось обычно. Задолго до рассвета расторопные хозяйки, не привыкшие нежиться в постели, затопили печи, принялись хлопотать по хозяйству.

Дым повалил и из труб земской управы, стоявшей в наиболее оживленной части города, на Спасской улице. Подкидывая в печку дрова, сторож старался нагреть к приходу людей выстывшую за ночь казенную хоромину.

А когда забрезжил рассвет, в управу один за другим потянулись запорошенные снегом служаки, и все здесь завертелось своим чередом, как и вчера и полгода назад. Так же мерно отсчитывали время большие стенные часы с тяжелыми, позеленевшими от времени медными гирями, все так же молча, равнодушно взирали из высокой крашеной божницы иконы в фольговой оправе, пахло сургучом и еще каким-то своеобразным запахом, присущим только такого рода казенным заведениям.

Латкин явился в управу с опозданием. Сидевший в приемной статистик Харьюзов, долговязый человек с острой лисьей мордочкой и редкими зубами, бросился открывать дверь в кабинет.

— С добрым утречком, Степан Осипович! — быстро кланяясь, приветствовал он начальника. — Как самочувствие-с? Погодка сегодня, вьюга разгулялась!

— Да, метель, — проходя к себе в кабинет, кивнул Латкин. — Какие новости, Валериан Валерианович? Поступила свежая почта?

— Сию минуточку узнаю! — ответил Харьюзов и исчез, словно его ветром сдуло.

Латкин не спеша снял пальто, поправил волосы, уселся в председательское кресло и, в отличном настроении после вчерашнего вечера, насвистывая мотивчик из «Риголетто», зажег папироску и с удовольствием затянулся.

Почта из центра шла долго. Сначала ее везли поездом до Котласа, затем несколько дней на сменных почтовых лошадях до уездного центра. Железная дорога работала с перебоями, голодные почтовые лошади еле плелись от станции к станции. Латкин каждый раз ожидал почту с нетерпением — события в стране неслись с головокружительной быстротой, и каждый день приносил новое.

В газетах Латкина интересовали сообщения о хозяйственной разрухе, надвигавшейся неотвратимо и грозно, как снежная лавина, об острейшем продовольственном кризисе. Латкина радовали эти сообщения. В его представлении положение становилось настолько отчаянным, что большевикам уже не справиться с ним, и осталось ждать всего несколько дней; ну, может быть, недельку-другую, самое большее — месяц. Каждое утро он вставал с надеждой услышать о крахе большевистской власти. Однако дни бежали, а долгожданного сообщения не было.

В сегодняшних

газетах, которые положил перед ним на стол Харьюзов, не было ничего утешительного. А пакет, поступивший из губернского центра, даже поверг его в уныние. Из губисполкома запрашивали, как выполняются в Усть-Сысольском уезде декреты Советского правительства, почему до сих пор не упразднена земская управа и не проводится национализация земли? Новая власть требовала немедленно установить на местах революционный порядок, подчеркивая, что земские учреждения повсеместно ликвидируются и вся полнота власти переходит в руки Советов.

Латкин вынул из стола поступивший накануне циркуляр губернской земской управы, в котором было сказано:

«…Петроградский Совет Народных Комиссаров, который считает себя верховной правительственной властью в стране, на самом деле не является таковой.

Все законы Совета Народных Комиссаров не могут считаться общеобязательными законами и потому не обязательно их выполнять. Законы большевистского Совета Народных Комиссаров о земле и земельных комитетах не следует проводить в жизнь…»

Что делать?

Латкин не против революции и революционных порядков. Еще в студенческие годы он ратовал за революцию. Но, безусловно, не за такую, что устроили большевики в октябре. Не хотелось верить, что это всерьез. Новая власть, новые порядки его не устраивали: еще не успел он как следует обжить кабинет председателя земской управы, как его собираются вышвырнуть.

Нет, он не намерен расставаться с председательским креслом. Всеми силами надо охранять и защищать существующие в уезде порядки. Да, только так он должен действовать в создавшейся обстановке.

Латкин порвал и бросил в корзинку губисполкомовский пакет. Некоторое время он сидел, нахмурив брови и слушая, как где-то под полом скребется мышь.

Хорошее настроение, с которым он явился на службу, исчезло. Проклятая почта, лучше бы ее совсем не было…

От заиндевевшего окна Латкин подошел к шкафу и, порывшись в ворохе бумаг, вынул пухлую папку протоколов крестьянского съезда Усть-Сысольского уезда.

Тогда еще уездный агроном, он председательствовал на этом съезде. Сделал доклад по вопросам сельского хозяйства. Как быстро все меняется!

Полистав папку, Латкин задержался на резолюции съезда:

«Понимая чрезвычайно тяжелое положение родины, съезд постановляет:

Всемерно помогать Временному правительству сохранить страну и революцию от гибели. Съезд призывает всех крестьян уезда подписаться на заем свободы, с тем чтобы оказать максимальную помощь Временному правительству…»

Латкин задумался. Эту резолюцию он сам составлял. Сколько надежд тогда возлагалось на созыв

Учредительного собрания! Но прошло всего лишь несколько месяцев, и нет ни Временного правительства, ни Учредительного собрания. Что же делать, чего же ждать? Бросить в печку протоколы съезда и выполнять директивы большевиков? Но тогда придется проститься с земской управой и, может быть, со всяким общественным положением!.. Отделиться, образовать автономию, как советовал протопоп? Но как бы своей головой за это не поплатиться… А если выгорит? Ни тебе декретов о национализации земли, ни других законов Советской власти! Сами хозяева, свои законы будем устанавливать. Кстати, туда же клонит и родной отец…

Поделиться с друзьями: