Когда наступает рассвет

— Вы думаете, с ними легко разговаривать? — возразил Латкин. — Каждый день то один, то другой врываются, стучат кулаком по столу…

— В такое время нельзя падать духом, Степан Осипович! — назидательно сказал протопоп. — Руководителю города и уезда не подобает проявлять слабость. Покажите им свою власть!

— Забываете, господа, в какое время живем, — снова возразил Латкин. — Слава богу, до нас эта большевистская зараза пока не докатилась, но крикунов становится больше. Они уже свой Совет избрали. А это, господа, плохой признак…

— Уверяю вас, Степан Осипович, — помешивая ложечкой в стакане, сказал отец Яков, — большевики долго не продержатся. А смута в городе и государстве нам на руку. Я имею в виду отдаленность нашего края от столицы и в связи с этим возможность отделиться.

— Каким образом, отец Яков? — насторожился Космортов.

— Наступает золотое время, и наш край вознесется к былой своей славе и могуществу! Биармия должна воскреснуть!

— То есть как воскреснуть? — удивленно вскинув глаза на протопопа, спросил Латкин.

— Все зависит от нас. Прежде всего, воспользовавшись смутой в стране, мы должны образовать свое государство!

— Ах, вот вы о чем, отец Яков! — усмехнулся Латкин. — Отделиться — легко сказать… А что из этого получится?

— Наш край сказочно богат, вы это знаете. На севере около четырнадцати миллионов десятин леса. Кондрату Мокеевичу виднее, какую выгоду можно иметь от леса.

— Наша фирма получала немалые деньги, — подтвердил Космортов.

— Это от леса, а пушнина, рыба, полезные ископаемые? По подсчетам людей сведущих, получится кругленькая сумма в двадцать четыре миллиона рубликов ежегодного доходу!

— Эге-ге! — воскликнул Космортов.

— На эти деньги мы построим фабрики, лесопильные заводы. Кондрат Мокеевич деловой человек и скажет: хватит ли у нас сил поднять лесопильную промышленность?

— А почему бы нет? Если с толком взяться… — поспешил заверить Космортов, который и сам не раз задумывался над тем, как бы освободиться от архангельских хозяев и открыть в зырянском крае лесопромышленную фирму.

— Отделиться, конечно, неплохо, и богатства у нас неисчерпаемые под спудом лежат… — сказал в раздумье Латкин. — Но если дело развертывать с размахом, то для этого нам нужен выход к морю. Архангельские промышленники наверняка скажут: «Стоп, друзья! Осади назад! К морю мы вас не пустим!»

— Печалиться об этом нет особой нужды! — поспешил его успокоить протопоп. — Есть же на свете государства, которые находятся в сходных с нами географических условиях. Швейцария, например, в несколько раз меньше нашего уезда, выхода к морю тоже не имеет. Однако живут, и неплохо. О водных путях всегда можно договориться.

— Будет нужна железная дорога, своими силами мы ее построить не в состоянии, — не уступал Латкин.

Однако и эти его возражения не застали протопопа врасплох. Придерживая мягкой, холеной рукой серебряное распятие на груди, он стал убежденно доказывать:

— Бояться этого тоже не следует. Уверяю, деньги у нас будут. Ведь и торговля и налоги окажутся в наших руках. А будут деньги, будут и специалисты. Зато какие откроются райские дали! Время подходящее. Смотрите, Степан Осипович, как бы не проморгать. Будьте мудрым и смелым, мой друг!

Латкин пожал плечами, ответил, уклончиво:

— Дело серьезное, отец Яков. Надо подумать. Заманчиво, но… Впрочем, если просвещенное общество будет в этом единодушно, я, как руководитель уезда, всегда готов к услугам.

— Как говорится, за компанию и монах женился, — засмеялся Космортов, разливая по рюмкам остаток водки, — А вам, отец Яков, быть министром,

— Богу богово, кесарю кесарево! — ответил, улыбнувшись, благочинный.

Допив водку, они отправились наверх, где концерт уже был в разгаре.

3

В зале Латкин мало обращал внимания на то, что происходило на сцене. Разговор с протопопом не выходил у него из головы. «На самом деле, какие горизонты вырисовываются, какие заманчивые дали, — размышлял он, полузакрыв глаза. — Если взяться с умом, черт знает каких дел можно наворочать, как разбогатеть…»

Эти мысли преследовали его, пока он не увидел Марию Васильевну. Она уже успела переодеться и снова была в бальном платье темно-синего бархата. Молодая купчиха улыбнулась ему и еле заметно кивнула. С этого момента Латкина совершенно перестали интересовать и концерт, и всякие большие вопросы политики. Он показал Марии Васильевне глазами на выход и, выждав, когда закончится очередной номер, встал и с видом делового человека вышел из зала.

— Как вам понравилась постановка? — кокетливо спросила Мария Васильевна.

— Не могу скрыть восхищения. Получил истинное удовольствие от вашей игры. — Латкин поцеловал надушенные пальчики своей дамы.

Поговорив ровно столько, сколько требовалось для обмена любезностями, Латкин предложил:

— Не пройтись ли нам по воздуху?

Была уже ночь. Над сонным городом проплывали облака. Ветер дул неровно, то стихая, то снова принимаясь жалобно стонать и метаться. Чувствовалось, что начинается метель.

Они направились по пустынной улице в сторону Кируля. Кутаясь в беличью шубку, Мария Васильевна прижималась к спутнику.

— Ах какая ночь! — шептала она, зябко подрагивая. — Темно и страшно! Говорят, в такую погоду волки рыщут. Недавно собаку задрали тут.

— Трусишка вы, Мария Васильевна! Какой волк на председателя управы нападет… Я так рад, что мы наконец вместе! Счастливей этой ночи не помню! — обдавая горячим дыханием ее лицо, нашептывал Латкин.

— И я счастлива сегодня. А дома у нас всегда скука.

Осторожно пробираясь проложенными в сугробах тропинками, они бродили, пока не подошли к дому Латкина на Набережной улице.

Согревая своим дыханием ее холодный кулачок, он предложил срывающимся голосом:

— Зайдемте ко мне. Посмотрите на мою монашескую келью, погреетесь…

— Как можно, Степан Осипович? Уже поздно… что могут подумать люди?

— Вход отдельный, никого из домашних не побеспокоим. Мы ненадолго. К тому же у меня папиросы кончились, портсигар набить хочу. Зайдем на минутку, погреемся, я потом провожу.

— Только ненадолго…

— Конечно же, конечно! Мы пройдем тихо-тихо, нас и не услышат.