Когда наступит тьма

– Зачем же они пишут, что не установлена, когда мы знаем, что ее зовут Нина Алтет?

– Чтобы дать время…

– Кому? – настаивал белобрысый.

– Она замужем.

– Была замужем.

– Ну хорошо, была.

– И какое нам дело, была ли она замужем?

– Она была замужем, но не за Ж. Г.

– Шуры-муры.

– С мужем до сих пор связаться не удалось.

– До сих пор?

– Он был в отъезде.

– Видимо, придется разузнать о нем побольше.

– Всю подноготную. Мужья всегда под подозрением.

Несколько дней спустя только очень немногие усмотрели связь или почувствовали разницу между похоронами Ж. Г., важным событием для людей, вращавшихся в столь же высоких сферах, что и виновник торжества, на которых присутствовали политически значимые лица, причастные к управлению культурой, и многие деятели искусства, но почти совсем не было близких родственников, и похоронами Марии Алтет, которую друзья звали Ниной^[57] Алтет или просто Ниной. Ее муж, человек слишком преклонного возраста для женщины, в которой столь бурно кипела жизнь, дорого бы дал за то, чтобы оказаться на ее месте, вместо того чтобы проходить через подобное испытание. Он сидел потупившись, со все еще озадаченным видом и не поздоровался практически ни с кем из собравшихся на поминки, а собралась там исключительно ближайшая родня, если не считать пяти журналистов, надеявшихся состряпать приличный репортаж. Несчастный вдовец был настолько задавлен горем, недоумением и стыдом, что предпочел бы, чтобы похороны проходили без всякой помпы, как можно скромнее, против чего семья покойной единодушно восстала.

Их кремировали одновременно, одного в Сан-Кугате^[58], а другую в Барселоне. Кровавое преступление на корню загубило почти наверняка зарождавшуюся историю страстной любви.

2

За двадцать пять лет до тех одновременных похорон Карлес скомандовал, осторожней, а то все накроется! Он повернулся вполоборота, не выпуская руля из рук:

– Ты чего, ты чего, зверюга, не задуши ее!

Карлес, на грани нервного срыва, вел машину как новичок, обращая больше внимания на то, что творится в зеркале заднего вида, чем на правила дорожного движения. Он постоянно наблюдал за Ширгу и чувствовал, что того колотит еще больше. Самое время заметить, что неправильно выбрал сообщника.

– Ааааай!!! Паскуда…

Он отдернул укушенную руку, и девчонка заорала.

– Да заткни ей рот, сука!

И Ширгу зарядил ей оплеуху, такую отеческую, и велел, заткнись, слышь, дура невоспитанная? И машина остановилась на светофоре. Постовой посмотрел в их сторону.

– Христа ради, пусть она заткнется, или все пропало.

Тут ему пришла в голову мысль включить радио, и через несколько отчаянных секунд с визгом малолетней паскуды смешались причитания певицы фламенко. Карлес поглядел на постового и улыбнулся. И тут девчонка затихла.

– Ты гляди не задуши мне ее тут.

– Поехали, зеленее не будет, мать твою, смотри за дорогой!

Предыдущего опыта похищения детей у них не было, но все оказалось необыкновенно просто. Она выходила из школы в толпе разновозрастных школьниц, направлявшихся к автобусам, и они вместе пробились через толпу, как будто в спешке, чтобы аккуратно, но решительно изолировать ее от подружек, и девчонка сама почти не заметила, как оказалась на углу школы совсем одна. Одна. Вовсе нет: в обществе двух неизвестных. И прежде чем она успела сообразить, что происходит, они посадили ее в автомобиль, на заднее сиденье, где один из незнакомцев придавил ее и запихал ей руку в рот, как будто сам хотел, чтобы она его укусила, и машина тронулась слишком резко, так что уже через две или три минуты им стало ясно, что похищать детей гораздо сложнее, чем казалось сперва, и тогда он скомандовал, осторожней, а то все накроется.

Пытка закончилась, когда они доехали до лучшего в мире укрытия, приготовленного для лучшего в мире похищения. Карлес вышел из машины, поднял металлические жалюзи, снова сел в машину, заехал внутрь и припарковал ее на заднем дворе. Потом вернулся, чтобы опустить жалюзи на двери, выходившей на улицу, и закрыл дверь на задвижку изнутри. Подошла очередь второй части лучшего в мире плана. Но альтернативных планов они не подготовили.

– Черт, черт, черт, черт, – повторял Ширгу, сидя в машине.

– Не ори! Что стряслось?

Карлес открыл дверь машины и увидел, что Ширгу хлещет девчонку по щекам. Дыши, дура, дыши!

Карлес потянул девчонку за ноги и уложил ее на землю посреди двора. Потом начал кое-как делать ей искусственное дыхание, зачем-то раскачиваясь из стороны в сторону, а Ширгу, закрыв лицо руками, говорил, сукины дети, теперь нам всем капец. А я пошел.

Карлес вскочил стремглав, схватил его за горло и сказал, никуда ты не пойдешь, а то убью. А теперь давай попробуем это уладить.

– Она ж посинела уже, ты что, не видишь?

Несколько минут они дули ей в рот, колотили ее, матерились и сходили с ума. И дошло до того, что Карлес, лежа у девчонки на груди, не в силах сделать ничего, несколько долгих-предолгих секунд провел в размышлениях, отчего вся жизнь его пошла наперекосяк как раз тогда, когда у него был лучший в мире план того, как привести в порядок тот бардак, в который превратилось его существование. Вдруг он внезапно поднялся и сказал, продолжим, как будто ничего не произошло.

– Ты спятил.

– Тебе деньги нужны или нет?

– Ясное дело.

– Тогда делай, как я велю.

И объяснил, что нужно действовать по плану: немедленно звонить ее родным с целью не допустить, чтобы те обратились в полицию.

– Отправляйся в телефонную будку, позвонишь и скажешь то, что должен сказать.

– Но она же труп! – вконец потерял голову Ширгу.

Карлес схватил его за плечи и начал трясти, крича ему на ухо:

– Но они-то об этом не знают!!! И успокойся! – Тут он понизил голос. – Обратной дороги уже нет, понимаешь.

Воцарилась тишина. Посреди двора в отчаянии стояли двое мужчин возле мертвой девочки. Карлес, сам не зная как, нашел в себе силы и тихо, но твердо сказал:

– И деньги пусть принесет мать. До последней песеты, а то убьем малолетку.

– Постой, постой, постой.

– Стою.

– Смотри: а если бросить девчонку здесь, сбежать, и концы в воду?

– Когда ее обнаружат, придут к твоему шурину и спросят, что у него за тру…

– Да, ясно, да. Ладно. Но я боюсь звонить.

– Нужно действовать по плану.

– Раз малолетка померла, все планы отменились.

– Не ори.

– Не ору.

– Заткнись, дай подумать.

Столько долбаных часов угрохано на подготовку похищения, столько задумано для того, чтобы ни одна нить не ускользнула, и гляди-ка, остались одни ошметки. Ну почему, господи боже, ну почему все шишки на меня?

– Хорошо, я сам позвоню родителям, – решил, смирившись, Карлес. – Дай мне бумажку. Но ты должен убрать отсюда… вот это. – Он не решился указать на тело девочки. – Куда… – Неприятное молчание, такое, которое значит: никогда в жизни не пожелал бы, чтобы до этого дошло. – На помойку?