Когда плачет небо

– Вот это поворот!
– протянул он.

– Не понял?

– Дело в том, что Красина Евгения Владимировна скончалась. И тоже сегодня ночью. Я, честно признаться, эти два факта не связывал. Мне объяснили, что Красина в последние дни была очень плоха, и ее смерть была вполне ожидаема. Вы же понимаете, Владимир Романович, здесь...
– он красноречиво развел руками, - каждый день происходит что-то подобное. А тут вон оно что!

– Вон оно что, - эхом отозвался Емельяненко, - Вы же понимаете, Юрий Гаврилович, необходимо произвести вскрытие. Не похоже это все на банальное совпадение.

– Понимаю вас, сделаем, - пообещал Тимохин.

Разговор прервал телефонный звонок. Тимохин взял мобильный и, прищурившись, своими подслеповатыми глазами уставился на дисплей.

– Прошу прощения, - начальство, - шепнул он Емельяненко.

– Алло, приветствую, Артем Борисович. Да, пока здесь. Тут вскрылись некоторые интересные обстоятельства... Да... Ну, как только, так сразу. Зайду, непременно.

Тимохин сокрушенно покачал головой и протер заляпанные очки несвежим носовым платком.

– Начальство результата требует.

– Сочувствую, - проговорил Емельяненко, - Но все-таки, что у вас по убийству Кармухиной?

– Пока ничего толкового. Из персонала вчера здесь дежурила только она. Все пациенты - глухие, слепые, беспомощные люди. Многие страдают старческим слабоумием, так что, сами понимаете, - свидетели из них никакие. Я, конечно, опрошу всех, но надежды мало. Работники же в один голос утверждают, что Софья Васильевна была высококвалифицированным специалистом, всю жизнь работала здесь и относилась к своим подопечным очень тепло, - жалела их, помогала, частенько подкармливала. Но вот на дух не переносила их родственников. Впрочем, последние здесь появлялись редко, - он недобро усмехнулся.

– Ясно. Ну, что, Юрий Гаврилович, я так понимаю, нам теперь придется поработать вместе. Не возражаете?

– А если бы и возражал, то что бы это изменило?
– устало проговорил Тимохин.

Он медленно встал и тут же схватился за поясницу. Только тут Володя заметил, что спина следователя под пиджаком плотно обвязана теплым шерстяным платком. С трудом передвигая ноги Юрий Гаврилович подошел к стоящему на подоконнике кувшину и, выдавив на ладонь ярко-красную капсулу, закинул ее себе в рот и запил водой.

– О-хо-хо, грехи мои тяжкие!
– прокряхтел он.
– Вот, как погода меняется, спину ломит - аж сил никаких нет!

Он некоторое время молчал, словно обдумывая нечто очень важное.

– Ты, капитан, как я посмотрю, парень хороший, правильный, - проговорил он наконец, - Но тут дело-то вот в чем. Начальство мое, как бы это лучше сказать... Не одобрит оно нашего с тобой сотрудничества, понимаешь?

– Если честно, то пока не очень.

– Ладно, тогда по порядку. В начале лета в Москве разразился громкий скандал, в центре которого оказался некий полковник уголовного розыска Ракитин: фальсификация документов, взятки, ну и прочие нарушения. Не припоминаешь?
– Тимохин сощурился и пристально взглянул на сидящего напротив Емельяненко.
– Поначалу ходили слухи, что его не только выпрут из органов, но и дадут реальный срок. Однако дело это потихоньку спустили на тормозах и замяли. Поговаривают, что за этого самого Ракитина вступился некто с самого верха.

– Ну да, - согласно кивнул Володя, - Конечно, я слышал об этом, мало того, - Ракитин долгое время работал с нашим генералом Горелиным. К сожалению, мы тоже не совершенны, и среди нашего брата полно всякой сволочи, но какое отношение имеет все это к нашему с вами разговору?

– Самое непосредственное, капитан, - вздохнул Тимохин, словно сетуя на его, Володину, непонятливость, - Моего недавно назначенного начальника зовут Ракитин Артем Борисович.

– Вот это да!
– присвистнул Володя.

– Вот-вот, - удовлетворенно покачал головой Тимохин, - Нашего полковника, - Доренко Петра Денисыча, - мягонько так, попросили уйти на пенсию, а мужик он был мировой, мы с ним в органах бок о бок без малого двадцать лет вместе оттрубили. Что же касается Ракитина, то человек он вредный, болезненно самолюбивый и, что самое главное, злопамятный, и можешь мне поверить, - крови он вам попортит столько, что придется переливание делать. Так что если хочешь официального расследования, то тебе придется кучу разных бумажек собрать и заверить. Ты больше времени проведешь за столом в кабинете, чем на земле. Поверь мне, я знаю, о чем говорю, - сам полжизни опером пробегал. Честно говоря, я и сам с новым руководством с трудом нахожу общий язык. Мне уже давно намекают, что в отставку бы пора, да как уйдешь-то? Жена болеет, не работает, да и у детей не все гладко. Опять же внуков поднимать надо, - он махнул рукой.

– И что вы предлагаете?

– Не знаю. Думай, капитан. Может что-нибудь и придумаешь.

– Но вскрытие-то вы произвести сможете, я надеюсь? Или прикажете мне тело прямо сейчас в Москву забирать?

– С экспертом я договорюсь, - кивнул Тимохин, - не один пуд соли вместе съели, но дальше - сам. Мое дело предупредить, а решать тебе. Сам понимаешь, капитан, я ведь тут даже не стрелочник, так, с фонариком вдоль путей хожу, меня в любой момент убрать могут, а мне, как ни крути, еще год до пенсии досидеть надо. Так что имей в виду, - я с Ракитиным в открытую бодаться не собираюсь. У меня тоже семья имеется, а таким людям дорогу переходить - себе дороже.

– Ясно, Юрий Гаврилович, в любом случае, благодарю за откровенность. Вот мои координаты, - Емельяненко протянул следователю свою визитку, - А с вами я могу как-то связаться?

Тимохин продиктовал ему номер своего телефона. Володя встал и протянул руку для прощания.

– Что ж, всего вам хорошего, Юрий Гаврилович.

– Будь здоров, капитан!

Выйдя из душного помещения, пропахшего лекарствами, мочой и жидким капустным супом, Емельяненко с упоением вдохнул чистый воздух и достал сигареты. У него было четкое ощущение того, что он только что побывал в аду, или по меньшей мере, в одном из его земных филиалов. Ведь даже в тюрьме у большинства ее обитателей сохраняется надежда на то, что это не вечно. Пусть не сейчас, а через много лет, но есть еще шанс все изменить и начать заново. А здесь, в этом старом кирпичном здании, было такое сосредоточение отчаяния и безнадеги, что становилось по-настоящему страшно...

– Ну, что, товарищ капитан, поговорили?
– подобострастно поинтересовался давешний лейтенант, подсовывая ему зажженную зажигалку.

– Поговорили. Ладно, пойду я, пожалуй. Удачи тебе, лейтенант, - прикурив, кивнул Вовка и зашагал к воротам.

– Алло, Макс!
– проговорил он, когда Королев снял, наконец, трубку.

Слышно было плохо, в телефоне что-то шуршало, пищало и квакало.

– У меня не очень хорошие новости. Старушка Красина скончалась сегодня ночью.

– Как так?

– А вот так, майор. Лопнула наша ниточка, как резинка от трусов. Здесь вообще творится что-то странное. Кто-то задушил дежурную медсестру. В интернате вовсю работает местная полиция. Они, конечно, не связали убийство с кончиной Красиной, но что-то мне подсказывает, что все это не случайно.

– Правильно тебе это "что-то" подсказывает. Надеюсь, контакт со следователем наладил?

– Здесь тоже не так все просто, Максим Викторович.

– Что ты имеешь в виду?

– Если ты стоишь, то лучше сядь. Знаешь, кто теперь возглавляет Кудринский угрозыск? Артем Борисович Ракитин.