Когда плачет небо

– Тот самый Ракитин, с которым бодался наш Горелин?
– безмерно удивился Королев.

– Он самый, а посему, сам понимаешь, нашему присутствию здесь не слишком обрадовались, хотя следователь, - дядька не гнилой, он-то мне обо всем и поведал.

– А с чего бы вдруг?

– Юрий Гаврилович и сам не шибко жалует своего нового начальника, да и вообще, в самом скором времени собирается в отставку, на пенсию. Он пообещал, что договорится с экспертом и вскрытие Красиной будет проведено, но дальше нужно будет как-то самим выгребать. Понятно, что Ракитин вынужден будет идти на сотрудничество, но Тимохин прав, - он всячески будет тормозить процесс, как говорится, укусить не укусит, но в спину плюнет.

– Ясно, - мрачно проговорил Королев.

– Ладно, разберемся. Но раз уж ты там, то поезжай-ка ты сейчас, Вовка, по прежнему адресу Красиных. Может быть тебе удастся найти их бывших соседей. Встретимся вечером, отбой!

Буквально через десять мнут Емельяненко уже остановился в тихом дворике, рядом с пятиэтажным панельным домом. На натянутых веревках полоскалось под ветром выстиранное постельное белье, мужские трусы необъятных размеров и пестрый женский халат. Чуть в стороне был вкопан в землю деревянный стол и пара кривых лавочек, на которых расположилась весьма колоритная компания: мужичонки в куртках и в одинаковых синих тренировочных штанах с вытянутыми коленями соображали на троих. На столе стояли пластиковые стаканчики, а на заботливо подстеленной газетке, была разложена нехитрая закуска, - банка соленых огурцов и порезанная неровными кусками вареная колбаса. Увидев Емельяненко они с нескрываемым любопытством уставились на него.

– Здорово, мужики!
– поприветствовал их тот, подойдя поближе.

– Ну, здорово, коль не шутишь, - настороженно отозвался один из них, - коренастый, с неопрятной клокастой щетиной на лице, и воровато спрятал за спину початую бутылку с дешевой водкой.

– Ты кто будешь-то?

– Я буду Емельяненко Владимир Романович, капитан уголовного розыска, Москва, - представился он, доставая удостоверение.

– Ох, и ни хрена ж себе!
– присвистнул "разливала".

– А чо стряслось-то?
– нерешительно вступил в разговор щупленький, с жидкой козлиной бородкой и очень идущей к ней, блеющим голосом.

– Скажите, вы давно проживаете в этом доме?
– проигнорировал Емельяненко его вопрос.

– Да уж почти тридцать лет, - отвечал третий, с впалыми щеками, усыпанными многочисленными оспинами, отчего лицо его казалось рябым, - Почитай полжизни.

– И Красиных знали?

– Знали, как не знать, - утвердительно кивнул коренастый.
– Только ты, капитан, опоздал. Съехали они давно. Теперь там Гущины обретаются.

– Скажите, с кем мне лучше поговорить о Красиных? Может они дружили с кем-нибудь?

Мужички переглянулись между собой.

– Не знаю даже, капитан, - неуверенно проговорил рябой.
– Может, Валька Спиридонова чего знает.

– Это кто?

– Соседка ихняя. Ну, в смысле, - бывшая, - уточнил тот.
– У них квартиры на одной лестничной площадке были. Красины - в двадцать седьмой жили, а Валька, Валентина Дмитриевна, - в двадцать пятой.

– А сами вы что можете сказать о Красиных?

Мужичонки переглянулись и вразнобой пожали плечами.

– Да, ничего особенного, - проблеял козлобородый, - Они ни с кем особо дружбы не водили. Леха, - муж Женькин, - помер лет через пять, после того, как мы в этот дом въехали. Мужик он был хороший, не пьющий, за заводе вкалывал, а Женька, жена евойная, всегда была склочной, вредной, злющей. Мне всегда казалось, что и помер-то Леха так рано из-за того, что баба у него была - чистая мегера. С такой долго не протянешь. После его смерти, осталась она одна с двумя девками. Говорят, пила по-черному. Да ты лучше с Валькой поговори, она всяко лучше нас знает, что там к чему. Мы в эти бабьи дела не лезем. Чем дальше от них, тем жизнь спокойнее.

Мужики активно покивали, выражая полное согласие с последней аксиомой.

– Ясно. Что ж, спасибо, - поблагодарил Емельяненко.

– Бывай, капитан!
– уважительно откликнулись они хором.

Поднявшись на третий этаж, Володя нажал кнопку звонка. Через несколько секунд за дверью послышался звонкий девичий голосок.

– Кто там?

– Здравствуйте. Меня зовут Емельяненко Владимир Романович. Я из уголовного розыска. С кем я могу поговорить?

– Ба!
– закричали за дверью, - Тут какой-то Емельян Романович пришел! Открывать?

Послышались торопливые шаги.

– Нина, ну сколько можно повторять, иди садись за уроки! Мигом!

Дверь распахнулась и на пороге возникла пожилая женщина, из-за спины которой выглядывала испачканная чернилами, симпатичная круглая мордашка девочки, лет шести-семи.

– Добрый день, - приветствовал ее Володя, - Вы - Валентина Дмитриевна Спиридонова?

– Да, я.

– Разрешите представится, - и он предъявил свое удостоверение, - Скажите, вы могли бы уделить мне несколько минут для разговора?

– Проходите, Владимир Романович. Не возражаете, если мы с вами устроимся на кухне? Нина!
– строго сказала она, заметив, что девочка, спрятавшись за угол, с любопытством наблюдает за ними, - Я уже устала тебе говорить, - пока уроки не доделаешь, - никаких прогулок, никаких качелей и никакого мороженого. Марш, с свою комнату!

Девочка с обидой шмыгнула носом и ушла.

Емельяненко проследовал в маленькую кухню, где устроился на табуретке рядом со столом. Тут же в неплотно прикрытую дверь проскользнула упитанная пушистая рыжая кошка, которая без дальнейших предисловий запрыгнула к Володе на колени, принялась мурлыкать и, поочередно выпуская коготки, слегка царапать его джинсовую ногу, требуя ласки.

– А ну, брысь, Ульяна!
– прикрикнула Валентина Дмитриевна.

Кошка лениво приоткрыла зеленый хитрый глаз, но даже не шелохнулась.

– Мне она не мешает, - признался Емельяненко, не без удовольствия поглаживая холеную теплую спину.

– Вообще-то это странно. Ульяна у нас девушка с характером, абы к кому на руки не пойдет. Да и внучка у меня - сорви голова!
– засмеялась Валентина Дмитриевна, - В этом году в первый класс пошла. Говорила я, что с шести лет отдавать ребенка в школу - полное безумие. Ну, не готова она еще к таким нагрузкам, - ей бы только на качелях качаться и в куклы играть. Но сын с невесткой меня не послушали. Вот и воюю с ней да с Ульянкой целыми днями, так и живем. Что мне вам предложить? Может быть вы голодны?

– Нет, спасибо, если можно, - то просто чаю.

Хозяйка отвернулась к плите. У нее была стройная, подтянутая фигура, звонкий голос, и если бы не седые волосы, то со спины ее вполне можно было бы принять за молодую женщину.

– Честно говоря, я не удивлена вашему визиту. Вы, наверное, из-за Карины приехали? Сегодня по телевизору только об этом и говорят.

– Угадали, Валентина Дмитриевна.

– Знаете, а мы ведь даже и не знали, что наша Карочка, и писательница Витковская - это один и тот же человек! Я это поняла только когда увидела ее портрет, - сегодня в новостях был целый репортаж о ней. Хотя я всегда знала, что эта умная и талантливая девочка в жизни добьется очень многого. Вот почему так случается, что о человеке, о его таланте люди узнают только после его смерти? Ценим, любим, скорбим, а на самом деле опять опоздали...

Володя пожал плечами, не зная, что ответить на этот, по сути, вечный риторический вопрос.

– Бедная Кара!
– покачала головой Валентина Дмитриевна, присаживаясь напротив.
– Такая страшная судьба...

– Скажите, вы ведь хорошо знали семью Красиных?

Валентина Дмитриевна задумчиво посмотрела в окно.

– Можно и так сказать, но мы с Женей, матерью Карины, никогда не были близкими подругами, если вы об этом. Мне очень не нравилось ее отношение к старшей дочери, и я этого не скрывала. Ведь я как понимаю, - если удочеряешь ребенка, то должна одинаково любить и родного, и приемного...