Когда пришла чума

– А в чем же я не права? – услышав от дядьки «моя женщина», Людмила заулыбалась.

– В том, что кого-то можно отпустить. О бункере кроме нас и тех, кто в нем, никто не знает. Это хорошо. Дополнительная гарантия безопасности. И дальше должно оставаться так же.

С Андреем Ивановичем все согласились. После чего, обсудив несколько незначительных вопросов, компания поужинала, и занялась маскировкой вертолета, который закидали ветками, мхом и сухими водорослями. Получилось добротно, с двадцати метров смотри и не поймешь, что стоишь рядом с летательным аппаратом.

Только это сделали, как на землю опустилась темнота, и мы отправились спать. Ночь пролетела быстро, а с утра, позавтракав, все вооружились, накинули на плечи рюкзаки и двинулись к вожделенному бункеру.

43

В тот момент, когда группа Наемника и Вагрины покинули место приземления вертолета и начали движение к бункеру, бывший генерал ФСБ Валерий Аркадьевич Голиков находился в карцере и лежал на деревянном топчане. Он был в одних кальсонах и майке. Тело в синяках и кровоподтеках. На голове грязная повязка, и по его лицу катились крупные слезы.

Голиков не просчитал своих людей, недооценил их и проявил нерешительность. Поэтому проиграл и теперь хотел только одного – умереть. Он ведь как считал? Шарукана зачистили, а Вага и Наемник в розыске. Следовательно, не опасны. Все, что было у Аскерова, теперь принадлежит ему, и можно занимать убежище. Начальство его не найдет и он станет королем маленького подземного государства, в котором никто не посмеет сказать ему слово «нет». Простые мотивации, логичные цепочки рассуждений, и сначала все было хорошо…

Группа собралась быстро. Голиков забрал из Москвы жену и двух дочек, студенток МГУ, а так же престарелых родителей. Иваньков тоже был с семьей, с ним супруга и пять детей в возрасте от трех до пятнадцати лет. С Ибрагимовым младший брат Ильяс, оба с женами и детьми. Это командный состав, а помимо того с ними три полевых агента и пять спецназовцев с родственниками, несколько гражданских специалистов и семья Вепря. Итого: восемнадцать взрослых мужчин, двадцать одна женщина, шесть подростков и двадцать семь детей. Колония сформировалась, и люди благополучно добрались до убежища.

Покойный Вепрь, конечно же, предупредил жену и охранников бункера, что вскоре нужно ждать гостей. По этой причине, когда появились полевые агенты Голикова и представились людьми Шарукана, они открыли вход и мужчины моментально были уничтожены. А Юлия, жена Вепря, передала новым владельцам бункера коды доступа ко всем помещениям и вместе с детьми отправилась на поверхность, в барак для строителей.

Бункер состоял из подземных отсеков (блоков), которые соединялись лестницами и двумя лифтами. А помимо того на поверхности имелись два барака без особых удобств, ветряки, антенны, спутниковые тарелки и воздуховоды. Как уже было сказано, наверху осталась жена Вепря и ее дети, которым Голиков, находясь в добром расположении духа, милостиво подарил жизнь. После чего он про них забыл, ведь деться им некуда и главное находилось внизу. Первый уровень – технический: гаражи для автотранспорта, тракторов, квадроциклов и бронетехники, ангары для вертолета и катера, энергетический отсек с мощными генераторами, крематорий, склад стройматериалов и топливные резервуары. Второй уровень – жилой: комнаты для прислуги и охраны, оружейная комната, камера дегазации, столовая, медблок, спортзал, общая кухня и небольшой бассейн. Третий уровень – жилой хозяйский: комнаты владельца и его близких друзей, еще одна оружейная комната, информационный центр, продовольственные и вещевые склады, тренажерный зал, библиотека и водяная скважина. А так же отсек управления, по сути, сердцевина убежища, куда стекалась вся информация с камер видеонаблюдения и систем безопасности. И это не все, поскольку был еще четвертый уровень, совершенно пустой и необорудованный, просто прорубленные в скальной породе галереи.

В общем, хозяйство большое и серьезное. За всем нужен глаз управленца и Голиков стал отдавать распоряжения. Продовольствие туда, вещи сюда, оружие неси в тот арсенал, ты в эту комнату, а вы в другую. На пару-тройку дней это всех отвлекло, тем более что личный состав попутно изучал бункер. А затем в общей столовой на втором уровне состоялся ужин, на котором Голиков открыл всем присутствующим, кто еще не был в курсе, что происходит в России и во всем мире, а затем разрешил включить телевизоры.

Что тут началось. Одни плакали. Другие смеялись. Третьи впали в ступор и никак не желали поверить, что их не разыгрывают. А четвертые, кто был предупрежден заранее, тихо посмеивались.

Следующим шагом Голикова была заранее написанная речь, которой он сильно гордился. Он довел до всех беженцев, что им выпал счастливый билет и потому, благодаря ему, они выживут. Однако расслабляться рано и Голиков требует от колонистов выдержки, беспрекословного подчинения и соблюдения правил безопасности. А кто не согласен, тот может уйти. Двери пока открыты, но назад в бункер дезертиры уже не попадут.

Разумеется, отпускать людей, если найдутся желающие покинуть убежище, Голиков и преданные ему офицеры не собирались. Он сказал то, что должен был сказать, и желающих уйти не нашлось. Слишком страшной казалась колонистам модифицированная оспа, а кто поумнее, тот сообразил, что до ближайшего населенного пункта сто километров, если не больше, и ни у кого нет карт местности. Вот и куда при таком раскладе идти? Некуда. А значит надо заткнуться и делать, что велено.

Следующие четыре недели пролетели быстро и без осложнений. Колонисты обживались. Спецназовцы и агенты несли караулы и вели разведку на поверхности. Гражданские специалисты проверяли технику и продолжали набивать складские помещения припасами. А Голиков и другие представители командного состава пили дорогое вино, ели деликатесы, прослушивали радиоволны и по спутниковым каналам смотрели на то, как рушится цивилизация. Все хорошо. Все замечательно. Все отлично. Однако затем произошел первый конфликт, который очень быстро погрузил общество колонистов в хаос и анархию.

Спецназовцы, здоровые крепкие ребята, за которых поручился майор Ибрагимов, перетаскивали с одного склада на другой мешки с сахаром и солью. Впопыхах их разгрузили не туда, куда нужно, через стенку оказался бассейн, и проникающая в помещение влага напитывала сыпучий товар. Но к счастью спохватились вовремя и взялись за работу. А тут на пути бойцов возник Ильяс, который со своим малолетним сыном стоял в коридоре и собирался принять в бассейне водную процедуру. Грузчики предложили ему помочь, а тот огрызнулся и сказал, что джигит грязной работой руки марать не будет. И вообще, есть русские свиньи, вот пусть они и работают, а он с третьего уровня, значит, тоже командир.

Слово за слово и гордому горцу сломали нос. А потом прибежал Мухтар, который, не разобравшись, наехал на бойцов. Думал задавить их авторитетом, а вместо этого ему сразу объяснили, что это в Москве он был майор ФСБ, а здесь такой же как все и не надо орать. Мухтар схватился за пистолет, завязалась драка и ему в грудь всадили нож. После чего он отправился на операционный стол, где им занялась докторша, а Голиков попытался решить проблему.

Для начала генерал просмотрел запись с камер видеонаблюдения и запомнил слова бойцов, что офицерские звания уже в прошлом. А затем он стал по одному вызывать участников драки и вести с ними разъяснительные беседы. Причем каждый с ним соглашался – да, погорячились и в дальнейшем это не повторится. Просим прощения, товарищ генерал. Виноваты, товарищ генерал. Дураки-с! Простите нас и примите заверения в верности!

Вроде бы все разрешилось. Братьев Исмаиловых подлечили и заштопали. До смертоубийства не дошло, и снова наступил покой. Однако Голиков был уверен, что это только начало, и действовать нужно иначе, более жестко и решительно. Вот только лично устранить бойцов, которые проявили неповиновение, он не мог, ибо всегда решал проблемы такого рода чужими руками. Как и полковник Иваньков, который полагался на Мухтара. Драгоценное время уходило, а потом задавить неповиновение в зародыше уже не получилось. Заступая в очередной караул, спецназовцы получили в арсенале, ключи от которого были у полковника Иванькова, оружие, а сдавать его отказались.