* * *

Совсем невмоготуХолодное лицо игратьИ ждать,Что не поверишь…Елена Давыдова

Глава 1

Тусклые фонари слабо рассеивали непроглядную осеннюю мглу. Клочья тумана цеплялись за мокрые голые ветви. Кругом царила тишина, только с деревьев капало. Юлька вышла из оранжерей, на ходу удалив сообщение, отправленное с незнакомого номера, не осмелившись ответить на него, и перезвонила домой. Сунув телефон в карман пальто, она неторопливо брела вдоль ограды, затем вошла в калитку, оказавшись на территории усадебного парка. Вокруг не было ни души, но это не пугало девушку. Ей нравилось, когда в Сиренево никого не оставалось. Тишина и одиночество обступали ее, но сквозь них еще отчетливее проступала атмосфера этого места, которую она ощущала почти осязаемо. Поэтому и шла девушка, замедляя шаг, а впереди вырисовывались светлые стены Большого дома и северного флигеля, подсвеченные фонарями. Здесь, в Сиренево, мысли меняли направление. Здесь, наедине с собой, она нечасто, но все же позволяла себе, все отпустив, поддаться воспоминаниям, ведь усадьба для нее в первую очередь была связана с Арианом Старовойтовым. И ее мысли неизменно возвращались к нему, а от тоски снова перехватывало горло. Прошло шесть лет, а сожаления от того, что она своими руками разрушила собственное счастье, становились лишь острее. Сейчас она уже не помнила, что двигало ею тогда, возможно, действительно взыграли гордость и благородство Четвертинских, как назвал бы это Гончаров. А может, она просто испугалась последствий. Теперь уже поздно искать оправдания своему поступку, потому что все равно ничего не изменить. Ариан далеко, и он все еще женат, а ее сердце превратилось в кусок льда.

Юлька миновала аллею и вышла к углу дома. Мимоходом взглянув на темные окна, в которых отражался золотистый свет фонарей, она решила не заходить в особняк. Вот-вот должен приехать Матвей, встречаться с ним не хотелось. В кабинете осталась сумочка, но в ней не было ничего действительно важного, главное, мобильный с ней. Обойдя партер, Шарапова на мгновение замерла у балюстрады, засмотревшись на открывшийся вид. В любое время года на протяжении двух с лишним лет, когда бы Шарапова ни возвращалась домой, она непременно задерживалась у балюстрады, любуясь закатом или звездным небом, укрывающим Сиреневую Слободу. Деревня в размытых бликах огней простиралась перед ней, и слышно было, как с легким шорохом опадают листья в парке. Девушка коснулась пальцами холодного парапета и услышала, как шуршат шины авто по асфальту. Она обернулась, и ее ослепило фарами авто, которое плавно описывало круг вдоль партера. Юля сразу поняла, кому принадлежит эта дорогая черная блестящая машина. Если бы девушка не остановилась, успела бы спуститься по аллее и уйти, не встречаясь с ним. Да, собственно, и сейчас она могла бы убежать, но это вызовет лишь саркастическую усмешку у Матвея Юрьевича и даст повод завтра потешаться над ней. Нет уж, такого удовольствия она ему не доставит.

– Юля Владимировна, даже мое завышенное самомнение не позволяет думать, что ты ждешь меня, – донесся его хрипловатый и насмешливый голос, когда машина затормозила рядом и мужчина вышел.

– И правильно не позволяет, потому что я иду домой! Задержалась на минутку у балюстрады, любовалась видами! Хорошего Вам вечера, Матвей Юрьевич! – справившись с секундным замешательством, парировала она и, отвернувшись, зашагала к южному флигелю.

– Юля, – окликнул ее Гончаров. – Извини, – сказал, направляясь к ней. – Это даже хорошо, что я тебя застал! Видишь ли, я был в усадьбе всего раз и сейчас по дороге думал, что не знаю, не только где отключить сигнализацию, но даже как включить электричество! – посетовал он. – Не проводишь? Как-то я не привык хозяйничать в чужом доме!

– Но это и не мой дом, – заметила девушка. – К тому же меня ждет бабушка!

– Ты, смотрю, не особо торопишься. Девятый час, а ты еще на работе. Да, брось, Юль, я тебя не съем, правда! Давай разожжем камин, выпьем вина… А потом я провожу тебя домой!

– Я устала! – не сдавалась Шарапова. – Сегодня был трудный день!

– Я знаю, и об этом тоже мы поговорим! – заверил ее Гончаров и, приобняв за плечи, собрался было повести за собой.

Но Юля высвободилась из его рук и направилась к Большому дому. Перспектива остаться в особняке наедине с Матвеем не особенно прельщала, но и провести еще один осенний вечер дома с бабушкой, за книгой или у телевизора казалось невыносимым. Так уж вышло, что, кроме Федоры Николаевны, вечерами Юльку никто не ждал.

Пока она открывала входные двери своим ключом, Матвей отогнал машину в гараж и вошел за ней следом с дорожным саквояжем в руках.

Шарапова расстегнула пуговицы пальто, но не сняла его, сунув руки в карманы, она сжимала в ладони мобильный телефон и упорно отводила глаза, избегая его взгляда. А он же, наоборот, смотрел на нее прямо и открыто, и едва заметная улыбка кривила его губы. Казалось, он с легкостью читает все ее мысли, и они его явно забавляют.

– Вам наверх, – сказала она, чувствуя привычную неловкость, которая возникала каждый раз, когда оказывалась в непосредственной близости от него, и указала в сторону лестницы.

– Веди, – небрежным жестом руки Гончаров пропустил ее вперед, предлагая следовать первой и указывать путь.

– Матвей Юрьевич… – начала было она.

– Слушай, перестань мне выкать. В конце концов, после того, что у нас было…

– У нас ничего не было, – оборвала его Юля.

– А ведь могло быть и, хочу заверить, ты бы не пожалела!

– Матвей Юрьевич, если Вы и дальше намерены разговаривать в том же духе, мне лучше сразу уйти. Мне в любом случае стоит уйти, исходя из того, что я о Вас знаю и о чем наслышана, оставаться с Вами в одной комнате небезопасно во всех смыслах этого слова! – выпалила Юля.

– Интересно, и что ж такое ты обо мне слышала?

– Вы грубы, заносчивы, самонадеянны, беспринципны и еще бабник!

– И что же из этого самое плохое для тебя, Юлия Владимировна? – хмыкнул он, доставая из кожаного портсигара сигарету. – Веришь всему, о чем говорят люди? Мне казалось, ты все же умная девушка, и у тебя есть собственное мнение!

– Вам лучше не знать, что я о Вас думаю! – отчеканила она.

– Но все же думаешь, и это уже хорошо! – засмеялся Гончаров. – Мы с тобой до утра будем препираться в холле? Я уже понял, ты не та наивная восемнадцатилетняя девочка. Между прочим, ты стала едкой и колючей злючкой, а это тебе не идет!

– Заткнись, – не выдержала она.

Гончаров рассмеялся.

– Ладно, еще раз извини! Может, заключим перемирие и в знак этого выпьем?

Улыбка, безусловно, очень шла Матвею, разбивая мрачный образ. За те два с половиной года, что они не виделись, он как-то возмужал. Гончаров не был мальчиком и тогда, когда они встретились в Москве. А сейчас перед ней стоял взрослый мужчина с легкой небритостью на смуглом лице и темными кругами под глазами. Интересно, сколько ему лет? Если он ровесник Ариана, то старше ее лет на семь-восемь, но если бы оказалось, что ему больше, она не удивилась бы. Он не был красавцем в общепринятом смысле этого слова. Темные глаза, прямой нос, красиво очерченные губы, волосы, как и прежде, длиннее, чем того требует мода или приличия, некая небрежность и ленивая расслабленность в движениях и позах. Вместе с тем белозубая улыбка и ямочки на щеках обезоруживали. А мужественность, сила и сексуальность, исходящие от него, притягивали, словно магнит.

Юля стала подниматься на второй этаж. Пройдя через холл, она распахнула двустворчатые двери и вошла. Девушка повернула включатель и огляделась. Комната, которую попросил приготовить Матвей Юрьевич, была, безусловно, одной из самых просторных и светлых в доме. И одна из самых любимых ею самой. Между собой они называли комнату синей. Здесь стены были покрашены в бледно-голубой цвет. На окнах висели тяжелые темно-синие гардины, украшенные золотыми вензелями. В цвет им был и огромный ковер на паркетном полу. Гарнитур из полированного орехового дерева был обит темно-синей парчой. Он включал в себя кресла, диван и оттоманку. Эта комната, как, впрочем, наверное, и все другие в доме, совмещала в себе сразу несколько функций. Здесь можно было работать, удобно разместившись у бюро. Принимать близких гостей за большим овальным столом, покрытым ажурной белоснежной скатертью. Но главное, и это нравилось девушке больше всего, в этой комнате, почти единственной во всем доме, был мраморный камин, украшенный лепниной и зеркалом в золоченой раме. Пространство меж окон занимали простеночные зеркала в тяжелых рамах из орехового дерева, крепившиеся к подзеркальникам. За китайской ширмой из того же дерева была спрятана кровать, рядом с ней – туалетный столик и фигурная миниатюрная тумбочка со светильником под абажуром. На стенах висели изысканные картины, написанные маслом. Красивая бронзовая люстра дополняла интерьер.

Войдя в комнату, мужчина бросил саквояж у дивана и скинул куртку.

– Да уж, как проста и незатейлива была жизнь русского дворянства! – усмехнулся он.

– Если тебя не устраивает проживание в Большом доме, я понимаю, без телевизора и интернета сложно обойтись, ты хоть сейчас можешь отправиться в визит-центр. Люкс свободен.

– Нет, дорогая, я намерен остаться здесь даже без телевизора и интернета! Видишь ли, бывают моменты, когда хочется побыть в одиночестве, наедине с собой и своими мыслями.

– Ты и одиночество? Мне кажется, это несколько несовместимо.

– Ну почему же? Иногда одиночество – это не так уж и плохо! Где-то в тишине всегда можно отыскать заплутавшую жизнь! Так почему бы не здесь?

Девушка не нашлась с ответом. Только взглянула на него с некоторым подозрением, будто ожидая подвоха, и взгляд ее был красноречивее любых слов.

– Что, так утомили московские красотки и тусовки в клубах? – не сдержавшись, съязвила Шарапова, снимая пальто и перекидывая его на спинку кресла.