Когда развеются миражи

Юля первой вошла в просторный холл, немного запыхавшись и все еще улыбаясь. За стойкой была Шурка, которая, увидев Шарапову, поднялась ей навстречу, улыбаясь, и тут заметила Гончарова, входящего вслед за подругой.

– Ой, здравствуйте, – несколько испуганно поздоровалась Калинина, опускаясь на стул.

– Добрый день, – улыбнулся мужчина.

– Матвей Юрьевич, познакомьтесь – Александра, администратор визит-центра! – представила она.

– Приятно познакомиться, Александра! – кивнул Гончаров.

– Взаимно, – пискнула подружка, мечтая спрятаться за стойкой.

Юля, которую отчего-то разбирал смех, закусила нижнюю губу и проследовала в кафе, где Матвей был представлен девушкам-официанткам. По достоинству оценив их смазливые мордашки, он, конечно, не смог обойтись без флирта, а они, в отличие от Шурки, и не возражали. И пока Юля подписывала у заведующей кухней накладные и обсуждала дела насущные, до нее то и дело доносились голоса и смех девчонок. Гончаров оказался в своей стихии и воспользовался этим. Юля эти десять минут на кухне так и не смогла сосредоточиться, прислушиваясь к шуточкам. А так хотелось остаться равнодушной. Ей не нравилось такое поведение Матвея, хоть недавно она и пыталась уверить его и себя в том, что он не нужен ей, но ведь женское самолюбие грела мысль, что приехал он ради нее. Сейчас же что-то граничащее с ревностью шевелилось в душе.

Поэтому она и постаралась поскорее закончить дела с заведующей кухней и своим появлением прервала милую беседу, положила конец и веселью, и кокетству, с которым официантки отчаянно строили глазки Гончарову, но при этом ничем не выдала собственного состояния. И не отвела взгляд, встретившись с глазами Матвея, наоборот, улыбнулась и как ни в чем не бывало попросила капучино с собой.

После посещения пасечника и визит-центра они вернусь в Большой дом. Матвей принес ноутбук из своей комнаты и стакан виски со льдом, а Юля созвонилась с представителями дипломатического корпуса, чтобы обсудить предстоящий прием и его особенности. Гончаров, вероятно, собирался поработать, но, отвлекаясь на разговоры Юли и вмешиваясь в них, в конце концов отложил ноутбук в сторону, закинул ногу за ногу и закурил, задумчиво глядя в окно.

Когда девушка закончила переговоры и отодвинула в сторону блокнот, он легко поднялся и прошелся по комнате. А Юля, оторвавшись от записей, подняла глаза и взглянула на него. На нем сегодня были черные брюки и тонкий пуловер кофейного цвета, который облегал накачанные плечи, грудь и руки. Запястья, как и при первой их встрече, украшали дорогие часы на кожаном ремешке, шунгит, плетеные кожаные браслеты.

– Что? – приподняв брови, спросила девушка, встретившись с ним взглядом.

– Послушай, в этой комнатенке можно сойти с ума, как ты здесь работаешь? – спросил он.

– Прекрасно, – пожала плечами девушка. – Меня ничего не отвлекает и не мешает. К тому же, если ты заметил, я не так часто здесь бываю. А тебе скучно, да? Хочешь вернуться в кафе?

– Что? – не понял он намек.

– Согласна, с официантками было весело, там ты в своей стихии, – продолжила она.

Гончаров улыбнулся.

– Ревнуешь, да?

Юля приподняла брови.

– Нисколько!

– Я так и понял! А знаешь, в чем на самом деле твоя проблема?

– Интересно послушать, – ответила она, откидываясь на спинку кресла.

– Ты загнала себя в рамки и не позволяешь дать себе волю. Причем во всем. Ты пугаешься даже собственного беззаботного смеха, не говоря уже о каких-то безрассудствах. Тебе ведь двадцать пять… А жизнь проходит мимо, ты когда-нибудь об этом задумывалась?

– Ты хочешь, чтобы я вела себя как девчонки-официантки? Строила глазки, заливалась пустым смехом, кокетничала и флиртовала? А тебе не кажется, что для главного администратора Сиренево такое поведение будет выглядеть вульгарным и неприличным?

– Дело не в этом. Ты просто боишься, но чего? – спросил он. – Может быть, жизни, а, Юля Владимировна? Тебя устраивают эти миражи?

– А тебя? Тебя устраивает твоя жизнь? Ты живешь на полную катушку, это верно, но не есть ли это иллюзия, такие же миражи, как и моя жизнь, по твоему мнению? Ведь в ней, в твоей жизни, есть все, кроме главного…

– Чего?

– Не важно, раз ты не понимаешь, не суть.

– Значит, останемся каждый при своих миражах, – хмыкнул Гончаров. – А если я все же хочу постичь твои и развеять их? – спросил он, склоняясь над столом и опираясь о столешницу обеими руками.

– Когда в твоих глазах появляется подобная решительность, мне хочется бежать без оглядки! – честно призналась Шарапова.

– Ты бежишь от меня вот уже шесть лет, так, может быть, остановишься наконец и дашь мне шанс? – серьезно спросил он.

– Какой шанс, Матвей? Уложить меня в постель на глазах всего Сиренево? И тем самым втоптать в грязь мою репутацию и уважение людей?

– Позволь мне пригласить тебя покататься на лошадях? Покажешь мне окрестности, – улыбнувшись, предложил он.

– Что? – растерялась она. – Но…

– Отказ не приму, к тому же я не видел еще конюшни.

– Матвей, послушай…

– Юль, брось, сколько можно, правда? Разве сама не видишь, что, сидя здесь, медленно покрываешься вековой пылью? – засмеялся он, обходя стол и вплотную приближаясь к ней. – Поверь, прогулка со мной на лошадях не повредит твоей репутации, а что касается всего остального, я не сделаю ничего такого, чего ты сама не захочешь, обещаю! – добавил он. – Ну что, идем? – Гончаров протянул ей руку.

– Мне нужно переодеться, – чуть хрипловато ответила она через несколько секунд. – С собой у меня ничего нет.

– Я могу свозить тебя домой.

Юля кивнула, но не приняла протянутой руки. Не глядя на Гончарова, отодвинула стул и, обойдя стол с другой стороны, пошла к дверям.

Мужчина с некоторой горечью взглянул на свою ладонь и, сунув ее в карман, сжал губы и отправился следом.

Дорога до деревни заняла пять минут. Шараповой не потребовалось много времени, чтобы переодеться, и они снова вернулись в Сиренево. Юля попросила конюха оседлать для них лошадей. Минуя хоздвор и ворота, они неторопливым аллюром покинули усадьбу.

Сегодня, как, впрочем, и вчера, так и не распогодилось. Позднее утро, рождающееся в плотной дымке тумана, перетекало в полдень, а потом катилось к вечеру, такому же промозглому, сырому, мрачному. Двигаясь друг за другом, они оставили позади дальние ворота, миновали кладбище и выехали в луга. Проселочная дорога здесь была шире, поэтому, умело управляя лошадью, Гончаров поравнялся с ней и немного ослабил поводья, позволяя лошади прибавить шагу и перейти на рысь. Юля сделала то же самое, и невероятное чувство свободы с привкусом опадающей листвы и влажной земли, ароматом грибов и мха ударило в лицо. А на губах оседал горьковатый привкус полыни. Слова были не нужны, они и не разговаривали, ускоряя темп…