Когда сбывается несбывшееся… (сборник)
Шрифт:
— Да, понравился… А что — надо было, чтобы не понравился, как Катьке?
— Что понравился — хорошо. А вот что скрыла… Плохо. Ну, и дура. У нас с тобою все точно также было, если бы ты сказала правду…
— А когда говорить-то было? Тебя к телефону позвали, меня хозяйка позвала чай пить…
— А потом?
— А потом … потом… Потом подумала, какая разница, как меня зовут, если я тебе нравлюсь?
Мужчина на какое-то время замолкает.
— А от кого ты узнала про пожар? — спросил мачо.
— От нее — от Катьки. Представляешь, эта женщина — Клавдия
Московский татаромонгол нервно курит.
— И я вдруг подумала… — продолжила Алена.
— Что? — перебил ее Тимур.
Алена застывает на полуслове, боясь опять сболтнуть что-нибудь лишнее.
— Что подумала?
— А не могла эта женщина нас видеть в той комнате, откуда соседи уехали? Помнишь, я тебе сказала, что слышала шаги, а тебе послышалось, что скрипнула дверь? Мы ведь из-за этого потом перешли в ту красивую залу?
— Видела — не видела… какое это теперь имеет значение, — зло сказал мачо. — А вот что мы там были с тобою в ту ночь, никто не должен знать. — И помолчав, спросил, — ты ей про нас что-нибудь рассказывала?
— Нет…
— Правда? — переспросил Тимур.
— Да, правда, правда…
— Не вздумай ей что-нибудь сболтнуть…
— С какой стати? Это даже не в моих интересах, — сухо заметила Алена.
— А ты — хитрая лиса… Ревнуешь?
— Вот еще…
— Понимаешь, птичка, у меня сегодня — не самый лучший день в моей жизни, — обнимая Алену, сказал Тимур.
— Зарплату не заплатили?
— Вроде того… Но не только. Пойдем в комнату.
Он властно обхватывает ее за талию, и они переходят в комнату.
Тимур распахивает окно. Садится на диван.
Алена стоит у раскрытого окна, рассматривая невзрачный, в серо-грязных тонах спальный район, расцвеченный местами небольшими островками зелени. Сейчас она успокоилась, ей кажется, что все уже утряслось.
— Понимаешь, птичка, какое дело. Мне срочно нужны деньги. На несколько дней. Потом я все верну. Твоя учеба стоит пятьдесят тысяч? — спрашивает он у своей подружки.
Алена от неожиданности округляет глаза.
— Я ведь на бесплатное обучение поступила. Помнишь, я уже тебе говорила: мать со мной приезжала. Ну, и она все мои дела улаживала.
— Ты хочешь сказать, что еще до сдачи экзаменов знала, что поступишь?
— Да, — ничуть не смущаясь, ответила блондинка. — А что тут такого? Сейчас так многие поступают…
— И сколько же твои богатенькие родители отгрохали за будущую учебу?
— Родители мне этого еще не говорили. Да и не такие мы богачи. У отца — фирма небольшая в нашем городе — в Ростове…
— А ты не врешь?
— Нет. А зачем? — пожала плечами Алена. — И вообще, мне мать кроме карманных денег ничего не дает. Она знает, что я — транжирка.
— Так…так… — подавляя неожиданную досаду, сказал мачо. — А как там дела
у… настоящей Катюши с оплатой обстоят?— А причем тут опять…Катька? Да, она поступила на платное обучение. На днях…
— …Пятьдесят тысяч на днях получает переводом? — перебил ее Тимур.
— Я хотела сказать — на днях она домой уезжает. — И, насторожившись, спросила, — а ты откуда об этих деньгах знаешь?
— Это неважно, — грубо ответил мачо.
— Ну, получает деньги, допустим. Тебе-то что из этого? — пожала плечами Алена.
Тимур какое-то время молчит. Потом резко поднимается. Грубо и властно притягивает к себе Алену, стоящую у окна, начинает буквально ее душить поцелуями.
— Мне нужна твоя помощь, птичка…
Алене не нравится весь этот разговор, она пытается освободиться от агрессивных объятий своего знакомого. Он грубо толкает ее на диван. Алена борется с ним. Таким она его еще никогда не видела. И это пугает ее.
— Пусти… Я не хочу… Пусти меня.
В какой-то момент московский татаромонгол перебарывает свои эмоции. Отпускает Алену.
— Если хочешь со мной дружить, то забудь слово «нет». И это касается не только постели. Но сегодня ладно, я тебя прощаю.
Он хватает за руку вставшую с дивана подружку и насильно сажает ее рядом с собой.
— Любишь примерять на себя чужие имена и кофточки, дурить мужиков, шляться ночью по кабакам… А теперь послушай меня внимательно, птичка, если хочешь выйти отсюда невредимой…
В вагоне московской подземки едет Алена. У нее поникший вид. Когда она закрывает глаза, то явственно видит напугавшее ее лицо Тимура и слышит угрожающий голос: «И не вздумай от меня улизнуть».
Из оцепенения ее выводит звонок мобильного телефона.
— Мы летим в Турцию через Москву, — слышит Алена голос матери. — Будем с отцом в столице через пять дней. Как ты решила — поедешь домой или дождешься нас в Москве?
— Дождусь. Тем более, за общежитие уплачено, — вяло ответила дочь.
— Ну, вот и договорились. Как у тебя дела?
— Все хорошо, — заторможено ответила Алена.
А в это время на окраине мегаполиса московский татаромонгол сидит у себя дома за кухонным столом и делает «дорожку», насыпая на небольшой листочек бумаги белый порошок из того пакетика, что дал ему Ринат. Какое-то время смотрит на «дорожку» завороженно. И перед тем, как «расслабиться», делает телефонный звонок по мобильному телефону.
— Толик, это я. Дело есть…
Комната в студенческом общежитии. Алена, одетая в джинсы и молодежную футболку розового цвета, сидя на кровати, красит ресницы.
Катерина, одетая в халатик, сидя на тахте, гладит после стирки голубой топик с вышитыми цветочками.
— Не отстиралась, беря в руки свою кофточку, говорит девушка. — Странно, никак не пойму, откуда взялось это красное пятно…
При этих словах Алена вздрагивает.
— Я смотрю, твоя японская подружка уже домой укатила? — переводит она разговор в другое русло.