Когда тают льды. Песнь о Сибранде

– Почему ты не расторгла помолвку с альдом? – не выдержал я. – Мастер Дамиан уже не был помехой!

– Ради мира, – сказала, как само собой разумеющееся. – Бруттская знать верила в этот союз, хотя я всегда знала, что ему не состояться. Тянула время. Теперь, когда альды вот-вот нападут на гильдию, и станет ясно, что амулет стихий они никому не отдадут, брутты, возможно, очнутся. Чтобы нелюди признали нас равными!.. Даже нас, – задумчиво уточнила Деметра. – Не все знают об их планах. Аркуэнон достал сердце земли и передал его Эллаэнис. То, что она выкрала артефакт – лишь легенда для тех из альдов, кто против даже временного союза. Их мнение не является решающим: бой состоится, я в этом уверена. Легат Витольд тебе рассказывал?

– Да.

– Тогда ты знаешь. Великий Дух, Сибранд, как ты решился? – вдруг вскинулась Деметра. – Мне казалось, ты не очень-то горел желанием вернуться в легион.

Я отвёл влажную от слёз прядь волос с её лица, стёр большим пальцем мокрую дорожку на щеке.

– У меня тоже вопрос, госпожа, – заговорил спокойно. – Почему ты повела магов через Ло-Хельм? Могли бы добраться к Живым Ключам через Кристар, это безопаснее и быстрее.

Деметра вспыхнула, опустила глаза на миг, затем обречённо пожала плечами.

– Для стонгардских врат нужен ключ. Я тогда думала, что сгодится любая чистая кровь, но оказалось, что ещё и добровольная. В любом случае, Витольд не прогадал. Он сказал мне, что в Ло-Хельме живёт капитан легиона в отставке, Сибранд Белый Орёл, староста деревни. Добавил, что ты человек большой силы, который вполне справится с добычей артефакта, случись нужда, и которому можно доверять. Витольд разрешил… в смысле, – смутилась вдруг госпожа Иннара, – сказал: используй его как хочешь, пусть послужит во благо Империи. Ему не обязательно знать, кто за этим стоит…

– Ублюдок, – не сдержался я.

Мне показалось, дочь Сильнейшего со мной вполне согласна – по крайней мере, усмешка вышла усталой. Хитрый начальник особого отдела на всех имел свои виды…

– Как ты попала в легион, госпожа?

– Витольд не говорил?

Я честно задумался. Трудно, когда в груди пожирает последние капли терпения сердце огня, а в объятиях тёплая и по-прежнему влекущая женщина.

– Сказал: из добровольцев.

– Значит, не соврал, – подтвердила госпожа Иннара. – Я действительно хочу вам помочь. Вашей Империи. Стонгард и Сикирия не заслужили той судьбы, которую готовят вам альды. И как бы ни вертела нос бруттская знать, ваша Империя – единственный залог безопасности бруттских земель. Только вы стоите у нелюдей на пути. И всегда стояли.

– Но почему?..

– Почему помогаю? – правильно поняла Деметра. – Верю в вас. Долго жили с отцом в Оше, полюбила этот город и его жителей. Потом столица. Мелкие поселения. Крупные города Стонгарда… у вас особенные люди, Сибранд! После того, как я помогала отцу вас истреблять… не спрашивай, – попросила госпожа Иннара, а меня обдало волной отвращения и стыда, – это единственное, что я могу для вас сделать. И, пожалуй, в вашу Империю я верю больше, чем в Бруттскую. В вас ещё живёт дыхание Великого Духа… Скажи, Сибранд! – вдруг вскинула разрумянившееся лицо Деметра. – Теперь, когда ты знаешь… – колдунья запнулась лишь на миг, – что ты думаешь обо мне? Не… не презираешь?

Я поразился: тот же вопрос задал мне Люсьен после своей исповеди. Воистину, этим двум нужен был кто-то, на кого они могли бы опереться!

– Я каждую ночь схожу с ума, – прошептала госпожа Иннара, вглядываясь в меня ищущим, горящим взглядом. – Плачу о нерождённой дочери. О совершённых ошибках. О принятых решениях. Мне больно, Сибранд! Со всей своей силой… после всего этого… кто я? Как ты… да, именно ты… ко мне теперь относишься?

Я осторожно отпустил хрупкие плечи – только чтобы коснуться её лица обеими ладонями. Нагнулся, прижимаясь губами к воспалённому лбу. Дурно сказывалось сердце огня на нас обоих! Потому что думать скверно о подавленной бруттке я по-прежнему не мог. Да и как? Видя искреннее раскаянье и боль, ощущая каждую натянутую струну в глубине раздавленной женской души…

Мне ли осуждать? Деметра, без сомнения, видела во мне идеального отца и мужа; но что она знала? Не сумел я подарить Орле всю жизнь, не уберёг, не был с нею, когда она рожала наших первенцев; служил легиону вернее, чем нашей любви…

Дети. Кому из них я уделил должное внимание? Пожалуй, что никому. Разрывался между ними, замыкался в себе, уходя мыслями подальше от душного дома. Калёным железом стали добрые слова о том, как я борюсь за младшего. Знала бы Деметра, как я сходил с ума в первый год своего вдовства, как проклинал себя за то, что не послушал вкрадчивых советов об избавлении от ноши… Вынеси ночью на мороз – и всего делов, Белый Орёл… Сколько раз после череды бессонных ночей, глядя на визжащего младенца, мечтал в безумном исступлении о том, чтобы мой сын однажды не проснулся?

Об этом не говорят вслух. Чёрные мысли гонят от себя поганой метлой, как только наступают моменты просветления; я поступал именно так. Падал, вставал и снова падал. К цели не шёл – полз. Выбивался из сил, но полз. Не мог ползти – лежал, вытянувшись в верном направлении. Маленькая моя женщина! Нет в мире совершенства. Ты каешься в том, что истребляла мой народ по указу отца – но и я поступал так же в рядах легиона. Ты проклинаешь себя за убийство дочери – но я видел, как раскаяние очистило твою душу. Великий Дух милостив; и твоё прекрасное лицо с заплаканными глазами я никогда не забуду…

– Я люблю тебя, госпожа Иннара, – проговорил негромко, вдыхая аромат гладких, как шёлк, русых волос. – И я с тобой до конца.

Я не помнил, когда Люсьен добрался до сторожки. Верно, что скоро – я лишился сознания, по-прежнему не выпуская Деметру из объятий. Огненный артефакт вспыхнул в груди сразу после смятого признания, в ответ на мои же чувства, и спалил последнее, что останавливало его от пожирания души. Как госпоже Иннаре удалось высвободиться из-под горящего, тяжёлого тела и поддержать во мне жизнь до прибытия брутта, я тоже не знал. Не видел и самого обряда – сердце огня покинуло истерзанную утробу до того, как я пришёл в себя.

Пробуждение, впрочем, оказалось на удивление приятным.

– …лошадей продал, еды накупил – ты ещё недовольна, госпожа Иннара!

– Я просила храмового вина, а ты какое притащил? Дурь из таверны!

– Ты вообще… думаешь, о чём просишь?! Чтобы я – в храм Великого Духа! Сам! Вошёл! Одно из двух: или меня вынесут оттуда вперёд ногами, или я сам сбегу, не доходя до порога!

– Первое предпочтительнее, – огрызнулись у меня над головой. Ощущения возвращались медленно, толчками. После ворвавшихся в лёгкую голову голосов ожила кожа: тёплые, ласковые прикосновения ко лбу, тонкие пальцы в волосах. Мерное дыхание над ухом. – Твоя лень тебя не оправдывает: захотел бы, давно сорвал с себя печать Тёмного! И мог бы беспрепятственно по святым местам ходить. Пользоваться магией тела, духа и разума так, как Братству Ночи и не снилось…

– Не всё сразу, – помрачнел брутт. Булькнуло совсем рядом, стукнуло о стол. – Вот побью врага… его же оружием… тогда, может быть… хотя…

– В том-то и дело, что «может быть», – перекривила Деметра. – Я прошла через это, Люсьен, и поверь, боль стоила того. Отец ведь тоже накладывал на меня печать…

– Всех, кто достигает пятого круга, – задумчиво подтвердил Люсьен.

Размытая фигура за столом. Вкусные запахи, треск поленьев.

– О! Варвар проснулся, – заметил брутт, мигом встрепенувшись: с облегчением бежал от трудного разговора. – С добрым утром, староста!