Когда-то там были волки
Шрифт:
Эгги оставляет мне рисунок в виде неровного круга с подписью внизу: «Грейпфрут. И теперь она тебя слышит».
На этой неделе она величиной с цукини. Может, это и не девочка, но в моем мозгу она обрела собственную форму, независимо от меня. Мое тело работает и ждет. Наступит ли день, когда Лэйни передумает?
Яркие языки осеннего костра лижут лесной полог. Гиацинтовый красный, цвет пятен на теле земляного клопа Lygaeus apterous. Голландский оранжевый, как полоска на голове желтоголового
Номер Восемь давно принесла приплод, и детенышам уже исполнилось четырнадцать недель. Они покинули нору и начали питаться мясом; в отличие от волчат Абернети, у них есть здоровая стая, которая охотится, чтобы накормить их. Их глаза становятся золотыми. Они превращаются в хищников.
А моя малышка сейчас размером с баклажан.
Сначала на ферме около Глен-Троми убили корову. Места здесь, на западе национального парка, невзрачные. В воздухе висит серая морось, что-то среднее между дождем и туманом. В глухих пустошах не обитает ничто живое, и все же тут пасутся неухоженные коровы. Куда ни глянь, повсюду скот. Мы все ждали этого дня. Если некоторое время и стояла хрупкая тишина, то теперь все переменится: поднимется шум.
Мы с Эваном едем в лощину, чтобы осмотреть тушу и подтвердить, что корова стала жертвой волка. Вся туша разодрана, и нет сомнений, что только крупный хищник с чрезвычайно мощными челюстями мог нанести такие раны. Лисы исключены, они не охотятся в столь суровой местности и не обладают такой силой.
Владельцы — пожилая пара, Шеймус и Клэр. Шеймус безутешен: убитая корова — одна из лучших племенных особей, жившая на ферме много лет. У нее остался теленок, которого теперь придется растить без матери. У меня возникает впечатление, что хозяин оплакивал бы так любого из своих питомцев.
— Это ваша земля? — спрашиваю я, оглядывая пригибаемую ветром траву.
— Наши земли заканчиваются далеко к западу, — признается Шеймус.
— А ограда где-нибудь есть?
— Конечно, нет, эта пустошь никому не принадлежит.
Я поворачиваюсь к нему.
— Хотите совет? Отгоните скот на свою территорию и поставьте забор. Мы же предупреждали об этом несколько месяцев назад, и не раз. А теперь Фонд спасения волков должен возмещать вам ущерб?
Я качаю головой и направляюсь к машине. За моей спиной Эван извиняется перед фермером и объясняет ему меры предосторожности — снова. Мне стыдно за свой выпад; бедняга потерял животное, к которому привязался. Впрочем, он мог предотвратить несчастье, однако даже пальцем не пошевелил.
Я вижу приближающийся пикап Дункана и спешу дойти до своей машины, пока он не подъехал. Он стучит мне в окно, когда я уже завожу мотор. Я неохотно опускаю стекло, понимая, что живот уже округлился. Надеюсь, что пальто скроет это.
— Привет.
— Волк? — спрашивает он.
— Да.
— Что будем делать?
— С чем?
— С волком.
Я хмурюсь.
— Ничего, Дункан. Это всего лишь одна корова. Хозяевам за нее заплатят. Будут еще нападения. Тебе нужно приучить жителей к этой мысли, а не потакать их жалобам.
Я поднимаю стекло.
Новость
об убитой корове быстро, если не сказать мгновенно, облетает окрестные фермы. И, словно идет война, ответный огонь следует незамедлительно. Тишина заканчивается.Сначала, еще не успев ничего увидеть, я улавливаю запах. Мне он внушает отвращение, зато хищников привлекает. Я знаю, что это физиологическая реакция, но меня все равно охватывает ужас, и больше всего хочется развернуться и рвануть в противоположном направлении. Но я продолжаю идти вперед и наконец вижу источник вони.
Коттедж, где находится наша база, весь покрыт ярко-красной глазурью. Кто-то с диким восторгом, иначе не назовешь, разбрызгал по стенам и окнам полукруглые дорожки крови. Я пугаюсь, а ведь именно так и было задумано, и это меня злит, впрочем, как и все здесь происходящее.
Я тянусь к телефону, хотя еще только рассвело. Связи нет. Тут никогда нет связи. Приходится выйти в поле, чтобы поймать сигнал, но голос Дункана все равно периодически пропадает. Мне удается донести до него, что ему нужно приехать.
Дункан является полусонный. Я не подумала предупредить его, чтобы он не брал с собой Фингала, и теперь пес носится от одной кровавой лужи к другой, дрожа от радости.
— Кто-то постарался на славу, — бормочет Дункан. Я жду, пока он хромает вокруг дома, делая телефоном фотографии. — Внутрь вламывались?
— Нет.
— Уверена? Оборудование на месте?
— Ничего не взяли. И дверь была заперта.
— Тебя просто пытались напугать.
— Ясен перец, Дункан.
— Предоставь это мне. Ты держишься?
Я киваю, и он прыгает в машину. Фингал не откликается на зов, поскольку истерично лакает кровь животных, поэтому я подбегаю к нему и осторожно оттаскиваю за ошейник.
— Пойдем, чудище.
Пес восторженно тявкает и сам забирается в кузов пикапа.
— Я позвоню, если будут новости, — обещает Дункан.
Он смотрит на меня, и мне приходится сознательно останавливать себя от прикосновений к раздувшемуся животу. Беременность долгое время не бросалась в глаза. Теперь, когда я в голом виде, мое состояние совершенно очевидно. Но я уверена, что в толстых шерстяных джемперах и свободном пальто ничего не заметно. Выгляжу я неряшливо, но нельзя сказать, что это для меня нехарактерно.
— Спасибо, — отвечаю я.
Когда приезжают коллеги, мне удается отскрести только входную дверь, и по всему телу бегут реки пота.
— Что за паскудство, — произносит Зои. — Меня сейчас стошнит.
— Кто это сделал? — спрашивает Эван.
— Этого можно было ожидать, — замечает Нильс.
— Да? И никто меня не предупредил? — удивляется Зои.
— Ну, не конкретно такого.
— Здесь побывал какой-то зверь? — спрашивает она.
— Ты имеешь в виду, кроме… — Эван указывает на кровь.
— Да, живой.
— Тут была собака Дункана, — говорю я ей.
Зои стонет и чешет руки.
— Так и знала, у меня сыпь. Я не приспособлена для этой дикости. — Она вбегает внутрь, вероятно, чтобы взять антигистаминные препараты против аллергии на шерсть животных. Из-за двери она кричит: — Я не выйду, пока все не будет вымыто. А может, и тогда не выйду. Я теперь буду здесь жить.
— Вот удивила, — бормочет Эван и подходит ко мне. — Давай я все сделаю, босс. Мы с Нильсом тут управимся, а ты иди внутрь и начинай работать.