Когда земли окутает мрак

Вернув ногам устойчивость, Мар мгновенно овладел собой и, как ошпаренный, отлетел от края пропасти.

– Это что еще за выходки?! – заорал он, тыча пальцем в грудь Гэдора. – Твой камень меня едва не угробил!

– Ну-ну, будет тебе горячиться, – примирительно вскинул руки следопыт. – Ведь обошлось!

– А если бы не обошлось? – и не думал отступаться Мар. – Если бы он ошибся? Всего на пару шагов? От меня бы ничего не осталось! Совсем ничего! Только прах, развеянный по ветру и смешанный с грязью!

– От тебя в любом случае остался бы прах, а не мокрое место, сегодня или когда еще, разве не так? – Харпа изогнула бровь.

– В том-то и дело! – возопил упырь. – Это вам хорошо! Как бы вы ни погибли, всегда что-нибудь да останется. Тело, лужа крови, рука, палец, в конце-то концов! Есть время проститься, пустить слезу. А нам, упырям, так рисковать нельзя! Мы – прах! Одно дело уйти так, чтоб его собрать можно было. Другое – разбиться о скалы! Пф-ф-ф! Раз – и нету тебя!

– То есть ты сердишься не потому, что едва не погиб, – насилу сдерживая смех, проговорила Хейта, – а потому, как ты едва не погиб?

Мар сморгнул, задумался на мгновение.

– И потому, и поэтому тоже! – выпалил он. – Я зол вдвойне!

– А по мне, так даже лучше, – вдруг обронил волк-оборотень. – Ни хлопот тебе, ни слезных проводов, ни бесполезной суеты.

Все разом поглядели в его сторону. Мар даже позабыл, что вроде должен злиться. Раскрыл рот:

– Ты ведь это не серьезно, да?

Брон равнодушно пожал плечами и отвернулся.

– Он это не серьезно? – Упырь в отчаянье подступился к Гэдору.

Тот качнул головой.

– Оставь. Будет тебе, Мар.

– То есть ты хочешь сгинуть и чтобы мы даже твой прах оплакать не могли, так, что ли? – с вызовом проорал тот.

Но оборотень уже взбирался наверх каменистой тропою.

– И правда, хорош голосить. – Харпа ощутимо ударила упыря кулаком в плечо. – А то получится, как с вограми. Пошли уже.

Мар досадливо топнул.

– Ну и нетопырь с вами!

Проводив спутников тревожным взором, он вдруг опомнился и увязался за следопытом.

– В следующий раз я тебя за руку ухвачу, – заверил его он. – Тебя твой камень ни за что не угробит!

Петляя меж крутых гранитно-серых скал, путники отдалились от края ущелья на приличное расстояние и наконец-то смогли как следует оглядеться.

Со всех сторон их окружали высокие горы. Они вздымались и опадали, как суровые штормовые волны. Густо-зеленая хвоя нагоняла мраку, вызывая на сердце ощущение неясного беспокойства, угрозы и пустоты.

Рыжевато-бурая листва, крошечными островками пестревшая то тут, то там, напротив, радовала глаз. Но она была в меньшинстве, да и веселость ее казалась странной, слишком смелой, до нездорового яркой, почти безумной. Местами среди хвои и листьев торчали острые, серые, будто бы костяные хребты. Ребра скал, походившие на гигантские скелеты некогда издохших драконов. А с другой стороны деревья были совсем уж непозволительно черны. Путники без труда признали в них исполинские Корды – деревья-стражи Сумрачного леса. Их несметное воинство хранило зловещее безмолвие, прибрав к колючим лапам горизонт.

– Вот он, север Дэронгской земли во всей своей красе, – тяжко вздохнул Мар. – Тут и летом-то частенько удавиться хочется, а осенью так вообще!

– Ты жил в этих краях? – осторожно спросила Хейта.

Но тот в ответ лишь неопределенно махнул рукой.

– Я жил, – неожиданно обронил Гэдор. – Деревня Крам отсюда недалече стоит. Есть еще третья, Торэй. – Он задумался, что-то припоминая, и на суровое лицо его пала тень. – Про них сами дэронги так говорят:

Три сестры,Три сироты,Морэй, Торэй и Крам,На севере, средь пустотыБродят по холмам.Немые, одинокие,В глазах – тоска и мрак,И тени их высокие —Отнюдь не добрый знак.Слепые чудища идутЗа ними по пятам.Собою смерть они несутРодным, друзьям, врагам.Учуют, взвоют, побегут,Отыщут по следам,Кровь выпьют, мясо обдерут,Сожрут – и по углам!Ты сразу ноги уноси,Заслышав поступь их.Пощады, путник, не просиУ тварей тех лихих.А лучше, друг мой, обходи,Внимая всем ветрам,Края, где бродят три сестры —Морэй, Торэй и Крам.

Гэдор умолк. Путники хранили оцепеневшее молчание. Харпа присвистнула.

– Занятно сложено! Это кого удостоили чести – оборотней или упырей?

– Думается мне, любых существ из Сумрачного леса, опасных для дэронгов, – пожал плечами тот. – Граница, глушь, сама понимаешь. Тут кто только не шастает.

Пока путники осмысливали услышанное и уныло озирались, волк-оборотень присел, потянул носом, замер, как видно, что-то соображая, распрямился и решительно изрек:

– Пойдемте. Деревня в той стороне.

Тропинок нигде видно не было, хотя, если они где и вились, их было не различить средь голых камней. Холодный горный ветер развевал потрепанные плащи путников, норовя то сдернуть капюшон, а то и вовсе расстегнуть застежку.

На сердце было муторно. Говорить не хотелось. Даже обычно словоохотливый Мар на время поутих. Они ведать не ведали, что их ждет впереди. Но воображение, внимая вкрадчивому, сухому шепоту ветра, рисовало только мрачные картины.

Шли редким ельником. И жуткий хруст прошлогодних шишек под сапогами неотвязно дышал им в спину. Наконец, ко всеобщей радости, Брон замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Путники один за другим дружно сгрудились подле него.

А внизу, в тенистой низине, окруженная невысокой стеной из уступчатых серых камней, стояла безмолвная дэронгская деревня Морэй.

Всё было вроде на месте: каменная городьба, крепкие ворота, приземистые домики, крытые деревом. Не угадывалось следов разорения, не валялись на узких улочках бездыханные, обезображенные тела, а все же что-то было не так…

Не скрипели двери. Не звучал заливистый детский смех. Не кричала скотина. Деревню затопила кромешная, мертвецкая тишь. Было слышно, как на соседнем дереве дрожит оробелый лист.

Настороженно переглянувшись, путники так и не решились заговорить. Уперев мрачные взоры в стылую землю, они принялись медленно спускаться.

Тяжелые, изукрашенные сизым лишайником, деревенские ворота встретили их суровым молчанием. Брон воздел было руку, чтобы постучать, но потом передумал и просто толкнул. Ворота поддались и отворились с протяжным скрипом.

Путники обменялись красноречивыми взглядами. Гэдор произнес тоном, не терпящим возражений:

– Идем медленно и тихо. Глядим в оба. Кто бы тут ни похозяйничал, он может быть неподалеку.

Они двинулись вперед, словно маленький воинский отряд. Миновав пустовавшую сторожку привратника, незаметно подкрались к первому дому.

Дома здесь, как и в деревне Килм, были круглыми, только состояли не из дерева, а из камня. Меж ними не виднелись привычные грубоватые частоколы. Дома словно тянулись друг к другу, но при этом жались к земле, будто старались схорониться от недобрых, вражеских взглядов. Буроватый мох на покатых крышах расползался по дереву, точно свежий, наливавшийся краской синяк.