Коглин
Шрифт:
— А ты не влюблена…
— Так же как и ты.
— Именно.
— Но если бы мы были влюблены, — она взяла его руки в свои и положила себе на бедра, улыбаясь нежно и печально, — это бы нас не спасло, правда?
— Спасло от чего?
— От того, чего хочет от нас этот мир.
Он ничего не ответил. Она наклонилась ниже, коснувшись его грудью.
— Была еще одна перестрелка. — Ванесса водила пальцами по его ключице, тепло дыша ему в шею.
— В каком смысле «еще одна»?
— Ну, позавчера были те парни. Какие-то наркоторговцы, которых застрелили полицейские. А потом один из них еще
— А-а, ну да…
— А сегодня утром снова. Я слышала по радио в кафе, что какой-то чернокожий застрелил в Айборе двух белых.
Монтус Дикс, подумал Джо. Вот черт! Значит, этот паршивец, Фредди Диджакомо, отправился в Браун-таун прямо чуть ли не прямиком после их разговора у церкви и снова заварил кашу.
Сукин сын!
— Когда это случилось?
— Джонатана вызвали на место преступления примерно… — Она на мгновенье задумалась. — Часа в два ночи.
— В Браун-таун?
Она кивнула:
— Он хочет, чтобы все знали: мэр держит руку на пульсе.
А Джо сейчас держал руку на его жене. Он уже собирался убрать руки, но передумал и стал медленно гладить ее бедра. Что бы там ни происходило сейчас в черном районе Айбора, Джо ничем не может помочь.
— Когда ты сидишь в парикмахерской, — спросила Ванесса, — ты за какой дверью следишь? За передней или за выходом?
Черт. Старый спор. Тот самый, что начался у них через пять минут после того, как они впервые занимались любовью.
— Я не из тех, кого хотят пристрелить, — сказал Джо.
— Правда? — Ее голос звенел от живого любопытства. — А из каких?
— Я бизнесмен, просто немного более коррумпированный, чем большинство других. — Он провел руками по ее груди.
— А в газетах тебя постоянно называют гангстером.
— Это потому, что они мало знают. Ты действительно хочешь поговорить об этом?
Она скатилась с него:
— Да.
— Я тебе никогда не лгу.
— Насколько мне известно.
— Совсем, — сказал он тихо.
Она закрыла глаза, снова открыла:
— Хорошо, значит, ты никогда мне не лжешь.
— Хочешь знать, был ли я гангстером? — Он кивнул. — Да, был. Но теперь я консультант.
— У гангстеров.
Он пожал плечами:
— Лет шесть назад один мой друг был врагом общества номер три…
Она порывисто села:
— Вот видишь, об этом я и говорю. Кто еще сказал бы такое: «Мой друг был врагом общества»?
Джо заговорил монотонно:
— Но взять хотя бы его соседа. Тот вышвыривал людей из домов на улицу, потому что они не могли платить по ипотеке. Платить по ипотеке они не могли, потому что все банки в двадцать девятом пытались прокрутить их деньги по-быстрому и все потеряли. И вот люди остались без сбережений и без работы, потому что работодатели и банкиры профукали их сбережения и их дома. Те же люди, которые вышвыривали других людей из домов, тем не менее благополучно процветают. А чем же занимался мой друг? Он жульничал на бегах и продавал наркотики. Фэбээровцы застрелили его, когда он разгружал товар с лодки на пляже Пасс-а-Грилль. А как поживает его сосед? Он купил дом моего друга. На прошлой неделе его фото было в газете, когда твой муж вручал ему награду как почетному гражданину города. В общем, для меня единственная разница между вором и банкиром — университетский
диплом.Она покачала головой:
— Но, Джо, банкиры не стреляют друг в друга на улице.
— Только потому, что они боятся помять свои костюмы, Ванесса. И то, что они творят свои грязные дела на бумаге, не делает их чище.
Она всматривалась в его лицо широко раскрытыми от волнения глазами.
— Ты ведь действительно в это веришь.
— Да, — сказал он. — Верю.
Они оба немного помолчали.
Она перегнулась через него и взяла со столика свои часы:
— Уже много времени.
Он отыскал среди простыней ее лифчик и прочее белье, протянул ей:
— Давай меняться!
Она отдала ему трусы.
Как только она натянула белье и просунула руки в лямки лифчика, ему снова захотелось ее раздеть. И он снова ощутил нелепое желание никогда не покидать этой комнаты.
Она улыбнулась ему.
— Каждый раз, когда мы этим занимаемся, мы все лучше узнаем друг друга.
— Разве это проблема?
— Нет, конечно. И как такая мысль могла прийти в твою хорошенькую головку?
Она захохотала и оглядела кровать:
— Милый, там нигде не видно моей блузки?
Он нашел блузку за креслом.
— И как ты заметила, у нас чертовски здорово получается это дело.
Она забрала у него блузку:
— Угу. Но ты же знаешь, это надоедает.
— Узнавать друг друга или заниматься сексом?
— Ах вот как это теперь называется: узнавать?
Он кивнул.
— Ну, в таком случае и то и другое. И что же будет нас связывать, если вдруг оба этих занятия исчерпают себя? Уж точно не одинаковое воспитание.
— И не общие ценности.
— И не смежная профессия.
— Вот ведь незадача. — Он засмеялся и покачал головой. — Почему мы вообще вместе?
— Я знаю! — Она метнула в него подушку и сбила лампу. — Мы оба чокнутые, Джозеф Коглин! — Она застегнула пуговицы на блузке. — И тебе, кстати, платить за лампу.
Они отыскали ее юбку и его брюки, обулись, улыбаясь друг другу глуповато и несколько смущенно и глядя друг на друга с вожделением. Они никогда не рисковали и не прощались на стоянке, потому последний поцелуй всегда был в дверях. Почти такой же жадный, как первый, которым они обменялись утром, и, когда они наконец оторвались друг от друга, она еще немного постояла с закрытыми глазами, держа руки на ручке двери.
Она открыла глаза, посмотрела на кровать, на старое кресло рядом со старым радиоприемником, на белые занавески, фарфоровую раковину и перевернутую, опрокинутую лампу.
— Люблю эту комнату.
— Я тоже ее люблю, — сказал он.
— Наверное, это самое счастливое… нет, это точно самое счастливое место, где мне доводилось бывать. — Она взяла его руку и поцеловала ладонь. Провела его рукой по своему лицу и по шее. Выпустила его и снова окинула взглядом комнату. — Но не надейся. Когда придет день и папочка скажет: «Ягодка, пора тебе уже подумать о будущем и передать славное имя Слоунов следующему поколению, нарожать детишек, чтобы было кому занять твое место, когда ты уйдешь», — я сделаю ровно то, чего от меня ждут. — Она поглядела на него таким пронзительным взглядом, что им можно было резать бронзу. — Еще как сделаю, сынок, можешь мне поверить.