Коглин

Последний раз это было месяца четыре-пять назад. В том сне, вместо того чтобы подать ей мокрое полотенце, он принес ей грейпфрут. Она посмотрела на него снизу вверх, сидя в шезлонге на палубе, и повторила ту же фразу: «Я передумала. Двух достаточно».

Он оглядел ее шезлонг, палубу и не увидел больше ни одного грейпфрута.

— Но у тебя даже одного нет.

Она посмотрела на него в недоумении, граничившем даже с неприязнью.

— Некоторыми вещами не шутят.

Кровавое пятно на ее платье начало расползаться, ее веки затрепетали, а затем замерли.

Тогда Джо, проснувшись, выпил стакан виски, выйдя в галерею, и выкурил полпачки сигарет.

Этой ночью он снова взялся за скотч и за сигареты, но не стал выходить и не стал много курить. Он так и уснул сидя, дожидаясь появления мальчика.

Глава девятая В сосняке, в сосняке…

В тот день 1929 года, когда Джо вышел из тюрьмы, он поклялся себе, что больше никогда туда не попадет. Он три года отсидел в тюрьме бостонского Чарлстауна, одной из самых худших в стране. Даже спустя четырнадцать лет его сны порой отравлял скрип решетчатой двери, запиравшейся в восемь вечера. Тогда Джо просыпался в поту, в панике, и взгляд его метался по комнате, пока не начинал узнавать свою спальню. О том, чту его разбудило, Джо никому не рассказывал и только однажды признался Грасиэле. Та сказала: это вполне нормально, учитывая, что все то время, пока она с ним знакома, Джо никогда не сидел на месте, и она не может себе представить его запертым даже в собственном доме, не говоря уж о камере.

Джо с Томасом летели на грузовом самолете компании «Сахар Суареса» до Кристал-Спрингс, неподалеку от Джексонвилла, и потом проехали еще тридцать миль на юг до Рейфорда. Его доверенным лицом на этой территории был Эл Баттерс, бутлегер и непревзойденный водитель, мастер уходить от погони, из команды Бансфордов. Бансфорды заправляли в округе Дюваль и небольшой части северной Джорджии. Джо выбрал Эла, потому что тот в детстве болел ветрянкой. Когда Томас, разморенный жарой, уснул на заднем сиденье, Эл заверил Джо, что всем нужным людям заплачено и все готово. И в самом деле, в Рейфорде к ним тотчас вышел заместитель начальника тюрьмы по фамилии Каммингс, встретил их у ворот и повел Джо вдоль забора по западному периметру тюрьмы. Они прошагали ярдов пятьсот и оказались напротив дворика, где на поставленном набок ящике из-под апельсинов дожидалась Тереза Дель Фреско.

— Ну, оставляю вас наедине, — произнес заместитель начальника тюрьмы. Он отошел вверх по склону на добрую сотню ярдов, прежде чем остановиться и закурить трубку.

Джо много раз слышал, что Тереза была невысокого роста, и сейчас, глядя на нее, подумал, что весу в ней не больше ста фунтов [147] . Но когда она поднялась с ящика и направилась к ограде, она напомнила Джо пантеру, которую он как-то раз видел на лесном болоте под Тампой. Лесная кошка двигалась будто лениво. И Тереза шла так же, как будто позволяя кому-то на нее поохотиться. Джо побился бы об заклад, что она перелетит через ограду, разделявшую их, быстрее, чем он посмотрит на часы.

147

Американский фунт равен 453,9 г.

— Вы все же приехали, — сказала она.

Джо кивнул:

— Послание было убедительно.

— Что он вам сказал?

— Ваш… друг?

— Ну, пусть будет друг.

— Он уже приучен к горшку?

— Фу, мистер Коглин, — сказала она, — вам это не к лицу.

Он закурил сигарету, снял с языка табачную крошку.

— Он сказал, вас заказали…

— Так и сказал? «Заказали»?

— Нет, — сказал Джо. — Он болван. Я не помню, какое именно слово он выбрал. Но суть сводилась к тому, что если вы умрете, то уже не сможете рассказать мне, кто якобы пытается убить меня.

— Слово «якобы» здесь лишнее.

— Тереза, — сказал он. — Ничего, если я буду называть вас Тереза?

— Конечно. А вас мне как называть?

— Джо. Тереза, с чего бы кому-то меня убивать?

— Именно этим вопросом и я задавалась. Вас, такого хорошего мальчика-блондинчика.

— Я давно уже седой мальчик.

Она улыбнулась.

— Что?

— Ничего.

— Нет, все-таки?

— Я слышала, что вы тщеславный.

— Что тщеславного в том, чтобы признать, что я поседел в тридцать лет?

— Тщеславие в том, как вы это сказали. В надежде, что я стану возражать. Скажу, что не такой уж вы и седой, скажу, что ваши глаза до сих пор заставляют женское сердце биться быстрее.

Он засмеялся:

— Я слышал о вашем остром язычке. Кажется, нас обоих правильно информировали.

Она закурила свою сигарету, и они двинулись вдоль сетки: она — со своей стороны, он — со своей. Заместитель начальника тюрьмы Каммингс брел следом за ними, соблюдая дистанцию в сотню ярдов.

— Ладно, давайте начнем с того, кто пытается убить вас, — сказал Джо.

Она кивнула:

— Думаю, это мой босс.

— С чего бы Люциусу желать вашей смерти?

— Три месяца назад мы на Ки-Уэсте грабанули немецкий корабль.

— Что вы сделали?

Она несколько раз кивнула.

— Немцы шли от Сент-Томаса под британским «Джеком» якобы с грузом для американских войск в Северной Африке. Остановились на Ки-Уэсте, будто чтобы заправиться, а на самом деле у них были контрабандные алмазы, вывезенные Германией через Аргентину, а затем переправленные на Сент-Томас. Часть собирались выгрузить на Ки-Уэсте, чтобы передать в Нью-Йорк немецким агентам и несколько лет финансировать целую шпионскую сеть. Мы их застукали ровно в тот момент, когда шла разгрузка. Убили восьмерых — все немцы. Так что нам можно сказать спасибо: мы помогли нашим войскам.

— Спасибо, — сказал Джо. — Вы бесподобны.

Она сделала реверанс.

— Работу субсидировал Люциус?

Она кивнула.

— И сколько же он взял?

— Цифра жуткая.

— Ну так испугайте меня.

— Два миллиона.

Господи! За всю свою жизнь Джо ни разу не слышал о такой сумме. А он слышал об очень приличных суммах и даже получал с них свою долю. Но два миллиона долларов? Да такие деньжищи железнодорожные и нефтяные компании зарабатывают за год. Черт, да вся Семья Бартоло за прошлый год сделала всего полтора миллиона — на всех! — и они буквально купались в зелени.

Джо спросил у Терезы:

— Ваша доля?

— Пять процентов.

Достаточно, чтобы до конца дней жить совсем не так, как она жила до сих пор.

— Вы боитесь, он не заплатит.

— Я знаю, что он не заплатит. Меня дважды пытались убить, хотя я здесь всего неделю. Я все никак не могла понять, с чего бы это прокурор… Арчи Болл, знаете такого?

Джо кивнул.

— Так вот, я не могла понять, с чего это он такой добрый. Я ведь так измолотила мужнину башку, что ошметки прилипли к шкафу в кухне. А мне дали по статье за убийство по неосторожности. Я было решила, что Арчи Болл запал на меня, подумала, придет ко мне ночью перед отправкой. Но он не пришел. И вот тогда я начала задавать себе вопросы, которые должна была задать раньше, когда мне предложили сделку.

— А почему же вы не задавали их раньше?

— Кто же станет заглядывать в зубы дареному коню? У меня судимость, я итальянка, и, да, я насмерть забила мужа крокетным молотком. Меня могли отправить на электрический стул. А мне вместо того дают пять лет. Когда я выйду, сыну будет всего восемь. Я буду еще достаточно молода, чтобы начать все сначала. — Она кивнула в такт собственным мыслям. — Но если бы я начала задавать вопросы сразу, я поняла бы то, что вы наверняка уже поняли. — Она поглядела на него сквозь разделявшую их сетку.