Коглин
Шрифт:
Она ушла из мотеля первой. Джо давал ей фору в десять минут. Он сидел у окна, слушая новости по радио. Причал за окном поскрипывал без всяких видимых причин, должно быть от легкого бриза и от старости. Древесина была немилосердно погублена термитами, водой и сыростью. Первый же хороший ветер его повалит, первый же тропический шторм не оставит от этого причала даже воспоминаний.
На дальнем конце причала стоял мальчик.
А еще пару мгновений назад причал был пуст. Теперь уже нет.
Тот самый мальчик. Тот, который резвился под деревьями на декабрьской вечеринке. Джо почему-то был уверен, что увидит его еще раз.
Мальчик стоял к Джо спиной.
Джо поднял оконную раму и позвал:
— Эй, ты!
Теплый ленивый бриз гнал рябь по воде, но не трогал волосы мальчика.
— Эй! — снова окликнул Джо, на этот раз громче.
Мальчик никак не отреагировал.
Джо опустил голову и досчитал до пяти, рассматривая трещинки на подоконнике. Когда он поднял голову, мальчик стоял на том же месте и в этот миг как раз отворачивался от Джо. Как и в тот раз, когда Джо увидел его впервые, профиль ребенка был смазан, как будто черты его лица еще не оформились.
Джо вышел из номера, обогнул здание и направился к причалу. Мальчика не было. Просевшие доски скрипели еще сильнее. Джо представил себе, как их уносит волнами. Кто-нибудь построит новый причал. А может, и не построит.
Люди построили этот причал. Они вкапывали столбы, они отмеривали и пилили, сверлили отверстия и били молотками. Закончив работу, они первыми ступили на причал. Они гордились собой. Пусть не сильно, но точно гордились. Они решили построить что-то, и они построили. Нечто появилось, потому что они его создали. Сейчас они, скорее всего, уже поумирали. И причал последует за ними. Однажды этот мотель снесут бульдозеры. «Время, — подумал Джо, — можно лишь взять напрокат, владеть им нельзя».
Параллельно причалу, ярдах в сорока, тянулась песчаная коса, на которой росло несколько деревьев — островок-дитя, который прячется даже при самом маленьком приливе. Мальчик стоял там. Мальчик с белыми волосами, с неразличимыми чертами лица, развернулся к Джо, пристально изучая его закрытыми глазами.
Пока его не поглотили высокие камыши и тонкие деревца.
«Мало мне всего остального, — подумал Джо, — так теперь еще и привидение».
Глава восьмая
Фамильное сходство
Их планы вместе съездить в Рейфорд едва не рухнули, когда Джо вернулся домой из «Вечерней рюмки» и узнал, что у Томаса ветрянка. Мисс Нарциса, отправив мальчика наверх, расхаживала по дому в маске из влажного полотенца, закрывавшего рот и нос. Мисс Нарциса сообщила Джо, что не переболела в детстве ветряной оспой и не собирается подцепить ее теперь, в зрелом возрасте.
— Нет! — сказала она, вскинув одну руку, а другой бросая вещи в холщовую сумку, которую всюду носила с собой. — Нет, нет и нет.
— Конечно нет, — отозвался Джо, втайне надеясь, что она уже заразилась, — это была у него непроизвольная реакция на любого, кто отвергал его ребенка. «Надеюсь, ты вся будешь в пятнах».
Когда она доложила, что наготовила еды на три дня, поставила в холодильник, выгладила четыре его костюма и убрала дом, он напомнил себе, что она ценная помощница.
Стоя у двери, он спросил, стараясь скрыть отчаяние в голосе:
— Когда мы вас снова увидим?
Она обернулась, и ее плоская физиономия показалась ему особенно плоской.
— Когда он выздоровеет.
Джо, который болел в детстве ветрянкой, поднялся в комнату Томаса и сел рядом.
— Я так и знал. Ты вчера был какой-то вялый.
Томас перевернул страницу романа Дюма «Двадцать лет спустя».
— Я очень плохо выгляжу?
—
Опусти-ка книжку, приятель.Томас опустил книгу и повернулся к отцу лицом, которое выглядело так, будто его искусали пчелы, а потом оно обгорело на солнце.
— Отлично выглядишь, — соврал Джо. — Почти незаметно.
Томас прикрыл лицо книжкой:
— Ха-ха.
— Ну ладно, ладно. Выглядишь ужасно.
Томас опустил книгу и поглядел на отца, приподняв бровь.
— Нет, правда, — сказал Джо.
Томас поморщился:
— Вот в такие моменты я жалею, что у меня нет матери.
Джо выбрался из кресла, плюхнулся на кровать и лег рядом с сыном:
— Тебе больно, сынок? Хочешь, я принесу тебе теплого молока?
Томас шлепнул отца, и Джо принялся щекотать его так энергично, что книжка упала на пол. Джо соскочил с кровати, чтобы поднять ее. Потом подошел, собираясь отдать ее сыну, и прочел на лице Томаса странную неуверенность.
— Что случилось? — спросил он, уже не улыбаясь.
— Ты не мог бы мне почитать?
— Я?
— Ну, как раньше. Помнишь?
Джо помнил. Братья Гримм, Эзоп, мифы Древней Греции и Древнего Рима, Жюль Верн, Стивенсон, Райдер Хаггард и, конечно же, Дюма. Он поглядел на сына, пригладил волосы, стоявшие торчком на затылке.
— Конечно.
Он сбросил обувь, забрался на постель и раскрыл книгу.
Когда Томас уснул, Джо отправился в свой кабинет, в глубине дома на первом этаже. Именно по ночам, наедине с самим собой, он размышлял над тем, что сказал ему в пятницу в конторе охранник из Рейфорда. Джо понимал, что это нелепо — нет такого глупца, который попытался бы его убить, — и все-таки задергивал портьеры на французских окнах, хотя сквозь толстое стекло и из-за высокой стены вокруг дома вряд ли кто-нибудь сумеет рассмотреть его (если вообще увидит) с улицы.
Но если этот кто-нибудь, скажем, заберется на стену с винтовкой, то запросто различит за стеклом очертания его головы.
— Черт, — сказал он себе вслух, наливая в стакан из графина шотландский виски, — прекрати. — Он заметил свое отражение в зеркале бара, когда затыкал графин. — Слышишь? Хватит!
Он приказал себе отдернуть занавески, но не сделал этого.
Вместо того уселся за письменный стол, не собираясь ничего делать, разве что вспоминать последнюю встречу с Ванессой, когда зазвонил телефон.
— Черт! — Он снял ноги со стола и поднял трубку. — Алло.
— Это я.
Дион.
— Привет. Как дела?
— В данный момент хуже некуда, Джозеф.
— Объясни-ка поподробнее, Дионисий.
— А-а, понял, — хмыкнул Дион. — Ты хочешь, чтобы я называл тебя Джо.
— Причем всегда, мой дорогой сэр. Всегда. — Джо снова положил ноги на стол.
Они с Дионом дружили с тринадцати лет. Оба не раз спасали друг другу жизнь. Понимали настроения и мысли друг друга лучше, чем многие женатые пары. Джо знал, что из Диона получится в лучшем случае очень средненький босс — из хороших солдат всегда получились такие, а Дион был исключительно хорошим солдатом. Он знал, что Дионовы приступы ярости, пугавшие всех и раньше, со временем усугубляются, и те в их Кругу, кто поумней, их давно опасаются. Еще он знал — а об этом знали очень немногие, — что причиной перепадов настроения и приступов гнева было пристрастие Диона к кокаину, который они раз в месяц завозили из Боливии. Все это о своем друге он знал, и все же Дион действительно оставался его другом. Старинным другом. Единственным человеком, который знал его, когда он еще был чьим-то сыном, чьим-то младшим братом, когда он был еще зеленым, порывистым, несформировавшимся юношей. А он знал Диона, когда тот был куда веселее, толще и живее. Он скучал по тому Диону, но все же верил, что тот еще жив и где-то рядом.