Коко Шанель. Я сама — мода

— Тогда думай быстрее. А то тут еще столько всего… — Мися помедлила, а потом выпалила на одном дыхании: — Во-первых, эта немыслимая затея с «Бель Респиро». Продай ты его наконец! Я с самого начала была против и считаю, что пора уже тебе с ним расстаться. Я договорилась с графом де Пилле-Билль насчет осмотра квартиры на рю дю Фобур Сент-Оноре, двадцать девять. Он очень заинтересован в том, чтобы сдать ее тебе.

— Мися, умоляю тебя, уймись. На сегодня твоих гениальных идей с меня достаточно.

— Квартира огромная! А сад простирается аж до парков на авеню Габриэль.

От этих слов сердце Габриэль забилось сильнее. Когда она жила на этой улице, они с Мисей еще не были знакомы. Но потом она рассказывала ей о тех счастливых днях с Боем. Может быть, там она почувствует себя ближе к нему, чем на вилле в Гарше? Вдруг ей действительно станет легче? В памяти снова и снова возникали картины той страшной ночи, когда Этьен Бальсан приехал в виллу «Миланез», чтобы сообщить о случившемся. Она помнила все до мельчайших подробностей, словно все произошло только вчера. Помнила, как, задыхаясь от боли, не могла больше находиться в доме, в котором они жили вместе. И хотя с тех пор ее жизнь сильно изменилась, чувства остались прежними. Габриэль вдруг осознала это с такой ясностью, словно это было написано на бумаге, — как ее имя на флаконе в руках Миси.

Для нее нет ничего важнее памяти о Бое. Она посмотрит эту квартиру. Одна. Без Миси. И без Дмитрия.

Глава двадцать вторая

Шесть недель спустя Дмитрий распахнул двери на террасу ее новой квартиры. Две створки с мелкой расстекловкой, типичной для парижского особняка XVIII века. Он вышел в безмолвный осенний сад, где среди облетевших ветвей лип, словно вата, клочками висел туман. На пожелтевшей траве лежали опавшие листья, которые дворник еще не успел собрать.

Габриэль стояла за спиной Дмитрия, дым ее сигареты тянулся вверх, растворяясь во влажном осеннем воздухе.

— Ну как? — спросила она. — Нравится?

— Квартира шикарная, Коко, ты и сама это знаешь. Да еще и парк в самом центре города! Изысканное украшение для особенной женщины.

— Здесь, конечно, не так просторно, как в Гарше, но мне с моими собаками, прислугой и друзьями будет в самый раз. Для книг и коромандельских ширм места хватит. Ты уже выбрал себе комнату?

Они только что завершили осмотр квартиры, полюбовались красивой штукатуркой, мраморными карнизами, искусными инкрустациями и оценили впечатляющую анфиладу комнат. Деревянные панели Габриэль находила ужасными, но по контракту убирать их она не имела права. Пока что здесь не было ни мебели, ни нормального освещения, поэтому из-за пасмурной погоды кое-где царил полумрак, но вряд ли это могло помешать Дмитрию определиться с комнатой. Помещений для прислуги было достаточно, чтобы разместить не только чету Леклерков, но и Петра. Од нако Дмитрий почему-то медлил с ответом.

Наконец он взял ее за руку.

— Коко, — тихо произнес он. — Я не смогу сюда переехать.

Порыв ледяного ветра закружил сухие листья у них под ногами, Габриэль вздрогнула, ощутив холод на коже даже сквозь ткань платья.

— А где ты будешь жить?

— У Марии и Сергея. В гостинице. Я сам пока точно не знаю. — Казалось, он что-то недоговаривает, пряча глаза, как провинившийся мальчишка. — Может быть, мне придется уехать в Америку на какое-то время.

Габриэль было холодно. Она бы с радостью зашла внутрь, но боялась отпустить его руку. Пока она чувствует его тепло, все в порядке. Он хочет уехать. Ну что ж, почему бы и нет. Она знала, какими нелегкими были для него эти последние месяцы. Дмитрий не был ни дипломатом, ни настоящим политиком, его никогда не учили отстаивать свои права на политической арене. Может быть, он уже проиграл? Но что-то подсказывало ей, что дело не только в российской короне. О чем он молчит? Она не хотела признаваться себе, что знает ответ.

На этот раз в тишине, повисшей между ними, не ощущалось привычной гармонии — это безмолвие было тягостным. Сердце Габриэль болезненно сжалось. Какое счастье, что у нее в руках сигарета. Она глубоко затянулась, наполняя легкие никотином в надежде, что он успокоит ее нервы.

— В моем доме всегда будет место для тебя, — сказала она наконец, выдыхая дым и снова затягиваясь. — Ты же видел, квартира большая.

Дмитрий сжал ее руку.

— Я хочу быть твоим другом, Коко. Я не хочу, чтобы все закончилось. Даже если мне когда-нибудь придется уйти.

«Так не уходи!» — хотела крикнуть она, но промолчала.

— Как это ни печально, не всем влюбленным суждено быть вместе, — продолжал он, все сильнее сжимая ее пальцы, будто ища в ней опоры. — Мы с тобой могли бы прожить вместе всю жизнь, не правда ли?

— Наверное, — пробормотала Габриэль.

— Если бы не законы императорского дома Романовых, — произнес он, будто не слыша ее ответа. — Я не могу нарушить их, я не могу жениться на тебе.

Казалось, он говорил сам с собой.

Она в изумлении выпустила его руку. Они никогда не говорили о браке. Время от времени она, конечно, задумывалась над тем, каково это — стать принцессой. Они оба помнили тот разговор в Николаевском соборе в Ницце. Но еще никогда они не обсуждали возможность совместного будущего, а вернувшись из Аркашо-на, от души посмеялись, узнав, что в свете уже вовсю ходят слухи об их женитьбе. Габриэль и представить себе не могла, что он может всерьез об этом думать.

Она вспомнила их поездку на Ривьеру прошлой весной. Почему она открыла этому мужчине тайны своей жизни, о которых не знал даже Бой? Неужели уже тогда она, сама того не понимая, догадывалась, что Дмитрия не отпугнет ее прошлое, потому что у них не может быть будущего.

Это был бы слишком очевидный мезальянс, и дело тут не только в ее происхождении. Она бы не смогла подарить дому Романовых наследника. После неудачного аборта она не могла иметь детей. Это было давным-давно, еще в Виши. В первый раз за многие годы картины того дня вдруг всплыли у нее перед глазами. Она ничего не говорила Дмитрию об этом, но ведь он мог посчитать препятствием и ее возраст. Почему ее проклятое прошлое то и дело так болезненно напоминает о себе?

— Я хочу остаться твоим другом, но не смогу стать твоим мужем. — Неподдельное отчаяние звучало в его голосе. — Мой кузен Кирилл Владимирович женат на Виктории Мелите Саксен-Кобург-Готской, и даже этот брак чуть не вызвал скандал, хотя она, являясь внучкой королевы Виктории, вполне соответствует необходимым критериям. Дело в том, что Виктория Федоровна, как ее теперь называют, до этого развелась с герцогом Эрнстом Людвигом Гессен-Дармштадтским. Но еще хуже то, что она приходится Кириллу Владимировичу двоюродной сестрой. Узнав об их тайной женитьбе, царь лишил его всех прав и титулов, но в конце концов дело все-таки уладили, и Кирилла Владимировича восстановили в правах члена императорской фамилии. Сейчас, когда на кону будущее страны, даже такие почти забытые детали приобретают огромное значение.

Габриэль с трудом понимала, что он говорит: факты и незнакомые имена кружились в ее голове, словно пчелиный рой. Воспоминания о боли и перепачканных кровью простынях были куда реалистичнее. Отцом ее нерожденного ребенка был Этьен Бальсан, и она ни секунды не сомневалась, что ей нужно от него избавиться. Быть незаконнорожденным — слишком суровое испытание. Кому как не ей это знать. Такой судьбы она не пожелала бы никому. Слезы подступили к ее глазам.

— Ты подарила мне столько счастья, — тихо сказал Дмитрий. — Я и не мечтал о таком. И я до конца жизни буду тебе благодарен.

Сигарета догорела и обожгла пальцы, вернув ее к действительности. Она бросила окурок на пол и затушила ногой, задумчиво глядя в покрытый туманом сад, за которым была улица Габриэль. Улица, на которой прошли счастливейшие годы ее жизни. Из всех ее потерь смерть Боя была самой страшной. Он ушел, оставив ее еще более одинокой, чем она когда-либо была до этого. Если уйдет Дмитрий — ну что ж, она это переживет. Она была счастлива с ним, но рано или поздно все кончается. Ей не нужен мужчина. Она обойдется и без любви. Ну, а любовника она уж как-нибудь себе найдет. Пусть не такого, как Дмитрий Павлович Романов, но какая, к черту, разница?..