Коко Шанель. Я сама — мода

— За Коко можешь не волноваться. Я бы на твоем месте больше беспокоился о том, как Пикассо справится с декорациями, — заметил Хосе.

— Боже, только этого не хватало! Премьера назначена на конец года! — застонал Кокто.

— Если Ольга продолжит в том же духе, то, боюсь, его творческому гению не поздоровится. Она загнала его в деревню и заставила все каникулы разыгрывать из себя счастливого папашу! Пикассо в роли отца семейства!.. Вы можете себе это представить?! — театральным жестом Хосе воздел руки к небу.

— Я слышал, она держит его взаперти, — кивнул Кокто.

— Не верю. Неужели он стерпел бы такое? — заметила Габриэль.

— Тише! — вдруг зашипела Мися. — Сюда идет внучка той пожилой дамы, или дочка — не знаю, в общем, она идет прямо к нам! — Напустив на себя вид светской львицы, она непринужденно улыбнулась. — Одно из двух. Либо она собирается нажаловаться, что ты надушила ее достопочтенную родственницу слишком чувственным ароматом, либо — хочет узнать, как он называется.

— Какая интрига! — оживился Кокто. — Что она скажет? Ваши ставки?

— Прекрати, — сердито прервал его Хосе. — Разумеется, мы ничего не скажем. Чем загадочнее — тем лучше!

Все семь человек, сидящих за столом, — Габриэль, Эрнест Бо, Ивонн Жиродо, Серты, Жан Кокто и его восемнадцатилетний друг Реймон Радиге — затаили дыхание. Однако Мися, судя по всему, ошиблась: женщина повернула в другую сторону. Разочарованно они проводили ее глазами. И тут вдруг, на секунду замерев в нерешительности, женщина развернулась и направилась прямо к столику Габриэль. Это была молодая красивая брюнетка с короткой стрижкой в небесно-голубом шелковом платье, на шее у нее поблескивал аквамарин.

— Простите, что беспокою вас. Мы никак не можем понять… — заговорила женщина, неопределенно махнув рукой в сторону соседнего столика. — Мы пытаемся определить, что это за аромат. Тут так приятно пахнет! И рядом с вами пахнет сильнее всего, — смущенно улыбаясь, добавила она.

Еле сдерживая восторг, Кокто украдкой погрозил пальцем сидящей напротив Мисе.

— Какой аромат? — изобразив искреннее удивление, спросил Хосе. — Я ничего не чувствую.

— А я чувствую, — заявила Габриэль. Подмигнув друзьям, она самым простодушным тоном добавила: — Восхитительный аромат! Но даже не представляю, что бы это могло быть.

— Как жаль… — разочарованно протянула брюнетка. — Ну что ж, еще раз прошу прощения за беспокойство.

Огорченно пожав плечами, она пошла по направлению к дамской комнате.

Первым пришел в себя Кокто.

— Мне не понравилось, как ты смотрел на нее, — шутливо-обиженным тоном сказал он своему спутнику. — Реймон такой коварный, — смеясь, продолжил он, поворачиваясь к остальным. — Мне кажется, он неравнодушен к женщинам.

Эта двусмысленная шутка была встречена бурным смехом, и ужин продолжился.

И все-таки в тот вечер в «Карлтоне» название «Шанель № 5» прозвучало — по всей вероятности, не без участия Миси. За ужином Габриэль израсходовала целый флакон и была уверена, что это стало главной темой для обсуждения в дамской комнате ресторана, где состоятельные женщины пудрили нос. Разумеется, Мися все отрицала. Но на этот раз ее несдержанность принесла куда больше пользы, чем в случае с анонимной телеграммой.

Информация просочилась куда следует, и теперь вернувшиеся с каникул парижанки спешили на рю Камбон в поисках заветного аромата. Там они встречали тех, кто уже слышал о «Шанель № 5» — от тех, кто получил свой флакончик на Рождество.

Габриэль сидела на верхней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж. Это был ее любимый наблюдательный пункт. Отсюда она видела все, что творится внизу, оставаясь незамеченной. Во время показов Габриэль всегда сидела здесь, поджав ноги и пододвинув к себе пепельницу, с пачкой сигарет и зажигалкой в руках. Она смотрела на манекенщиц и оценивала происходящее в зале трезвым взглядом: реакции зрителей, будь то критика или восторг, в ее присутствии были бы куда менее яркими. Сейчас она затаилась тут, чтобы понять, как восприняли женщины ее «Шанель № 5».

Габриэль заранее объяснила продавщицам, как им следует себя вести, и строго-настрого запретила раздавать драгоценные белые коробочки с черной надписью направо и налево. Уникальность — вот что ценится превыше всего. Благосостояние людей растет, и цена уже не имеет значения — роскошь перестала измеряться деньгами. Теперь все ищут особенных вещей — и только в них находят удовлетворение. А любопытство лишь усиливает желание, в этом Хосе Серт был прав.

— Мадемуазель и не думала выставлять «Шанель № 5» на продажу, — донесся до нее приятный чистый голос кавказской графини, которую она наняла совсем недавно.

— Это просто немыслимо! — заверещала какая-то дама. — Я просто умру без этого аромата! А мой флакон пропал! Я уверена, что это графиня Ладюре стащила его из ванной, когда была у меня в гостях.

— Значит, вы полагаете, мадемуазель Шанель стоит заказать еще несколько экземпляров для продажи? — участливо поинтересовалась продавщица, уже в который раз за этот день повторяя заученный наизусть вопрос. Она прекрасно справлялась со своей ролью.

— Разумеется! Эта туалетная вода нужна мне во что бы то ни стало.

— Прошу вас, мадам, подождите несколько минут. Я посмотрю, что можно сделать.

Габриэль давно уже сбилась со счета, сколько раз ее сотрудница поднималась до середины лестницы и, оказавшись вне поля зрения покупательницы, многозначительно улыбалась Габриэль, чтобы, выждав минуту, спуститься в магазин с радостной вестью: к счастью, остался еще один, последний, флакончик, и они, конечно же, продадут его мадам!

До вечера было еще далеко, а управляющие ее магазинов в Довиле и Биаррице уже звонили: «Шанель № 5» пользовались у них небывалым спросом. И это несмотря на «мертвый сезон».

«Какой триумф!» — подумала Габриэль, прикуривая очередную сигарету, бог знает какую по счету.

Ну что ж, пора заканчивать этот спектакль и приниматься за работу. Надо поскорее отправить телеграмму Эрнесту Бо, пусть готовит новую партию. А потом нужно наконец сосредоточиться на предстоящей коллекции. Модели в славянском стиле внесут в нее совершенно новый акцент, в первую очередь, конечно же, благодаря вышивкам Марии. Сегодня ее ждет куча дел, а если после напряженного трудового дня она еще будет в силах, то вечером займется набросками украшений. Кокто наверняка пришел бы в ярость, если бы узнал, что она так и не приступила к работе над костюмами для его постановки. Так и быть, завтра. Или послезавтра. В конце концов, до премьеры еще так далеко.