Кольцевой разлом

– Конечно, сожрут!- повернувшись к капитану, горячо зашамкал коротышка.
– Только отпетушат сначала. Это ж такие быки - им вечно баб мало. А мне это западло, я петухом никогда не был. Ну вот, сперва посидят без баб - и опустят, а потом посидят без жратвы - и сожрут. Ты ж сам говоришь, что подвал запрешь...

– Ты что, дед, серьезно?- Ищенко от изумления даже остановился.
– Ты и вправду думаешь, что они тебя схавают?

– К бабке не ходи!- веско ответил коротышка.- На пидора божусь! Чего тут думать-то? Так и знай: сожрут меня - ты будешь виноват.

Капитан никак не мог понять, то ли перед ним сумасшедший, страдающий своеобразной формой мании преследования, то ли бандитские нравы в последнее время сделали скачок в сторону катастрофического ухудшения. А коротышка между тем продолжал удрученно шамкать:

– А чего не сожрать-то? Я ж там самый дохлый буду... Когда еще кто-то приедет и всех выпустит,- что ж им, все это время голодать?

Ищенко с подозрением посмотрел на татуированного старикашку. Такое будничное отношение к каннибализму наводило на мысль, что старый бандит сожрал на своем веку немало себе подобных. Вероятно, он с удовольствием сожрал бы и капитана Ищенко, не отними тот у него оба ножа. Капитан с содроганием представил себе сцену разделки своей собственной туши на шикарной кухне бандитского особняка и грозно прикрикнул на коротышку:

– Пшел, старый пень! Кому ты нужен - у тебя все мясо от чифира черное! А если и сожрут, я не заплачу. Но аппетита у них еще долго не будет...

– Так ты их замочил, что ли?- с любопытством оглянулся на капитана коротышка, увидел через его плечо два трупа на крыльце на другой стороне двора и присвистнул: - Ух ты! Ну ты даешь!

Капитан подтолкнул коротышку к люку стволом пистолета и распорядился:

– Открывай и полезай вниз.

– А не замочишь?- боязливо спросил старый бандит.
– Тебе расчета нет - я ментам не скажу, мне западло, сам знаешь. А братва и так уже слыхала про твои дела...

– Ты, дед, дурака из себя не строй,- разозлился Ищенко.
– Братва в наше время с ментами вся повязана. Думаешь, я не знаю, кого я там наверху грохнул? Я же с ним работал вместе много лет! Давай открывай и лезь, хватит базарить.

Коротышка, кряхтя, откинул щеколду, открыл створки люка и боком стал спускаться по лесенке, с опаской косясь на пистолет в руке Ищенко. Снизу на капитана мрачно смотрел тот бандит, которого он нокаутировал первым - в подвальном холоде верзила, с которого Ищенко снял спортивный костюм, быстро пришел в себя и облачился в одежду своего умершего товарища. Могучее тело мертвеца в одних трусах белело у подножья лестницы. Капитан подумал:"А ведь старикан не зря беспокоится - мне и вправду надо бы их обоих пристрелить. На мне тут столько трупов и эти два свидетеля. Чего сомневаться-то?" Коротышка спустился вниз, в привычной позе завсегдатая БУРа присел у стены и тоже исподлобья выжидательно уставился на Ищенко. Капитан, пытаясь оживить в своей душе ярость, вспоминал, как его били, как мочились ему на голову, однако воспоминания проплывали в памяти, не вызывая никаких эмоций. Бандиты молчали, понимая, видимо, колебания победителя и опасаясь неосторожным словом побудить его к расправе. Капитан тяжело вздохнул, поставил пистолет на предохранитель и сунул его за ремень. Затем он произнес:"Лови дурь, дед, я тебе обещал!" - и вытряхнул из сумки вниз пакетики с порошком и упаковки с лекарствами, придержав внутри оружие и пачки денег. Громыхнули створки люка, лязгнула щеколда. Капитан подошел к стоявшей в гараже черной "волге". Машина, как он и предполагал, оказалась не заперта. Открыв дверцу, он уселся на место водителя и, согнувшись, начал возиться с замком зажигания, отдирая провода и снова соединяя их напрямую. Вскоре двигатель - судя по звуку, форсированный - глухо взревел и заработал, ровно и почти бесшумно. Капитан распахнул ворота гаража, затем добежал до въездных ворот, открыл засовы, развел тяжелые створки и так же бегом вернулся к машине. Выезжая, он последовательно закрыл и те, и другие ворота, дабы раньше времени не привлечь любопытных, и покатил по асфальтированной подъездной дорожке.

На пассажирском сиденье рядом с собой он увидел синюю мигалку и подивился тому, как хорошо приспособлены бандиты ко всем превратностям этой жизни. На выезде из недавно отстроенного дачного поселка его ожидало непредвиденное препятствие в виде будочки со шлагбаумом, вдоль которого прохаживались двое парней в камуфляже. Однако никаких осложнений не возникло: охранники смотрели только на номера, видимо, хорошо им известные. Правда, рассмотреть лицо водителя за тонированными стеклами им при всем желании не удалось бы, и капитан в душе поблагодарил изобретателя столь любимых бандитами тонированных стекол. Тревожить водителей известных машин требованиями опустить стекло или открыть дверцу здесь было явно не принято: шлагбаум поднялся, капитан дал газ и помчался по узкой, хотя и асфальтированной местной дороге к ближайшему шоссе. Он уже начинал догадываться, где находится, а когда увидел деревню, выезд на шоссе и голубой дорожный указатель, то окончательно во всем разобрался. Повернул он не направо - к Москве, а в противоположном направлении: так он мог, не проезжая постов ГАИ, доехать до ближайшей железнодорожной платформы. Промчавшись по шоссе километра четыре, он свернул в поселок и у ближайшего к платформе многоквартирного дома припарковал машину так, чтобы казалось, будто водитель зашел в подъезд. Сам же он обогнул дом и скорым шагом направился к платформе. Все эти предосторожности он принимал на тот случай, если какие-нибудь гости приедут в покинутый им особняк раньше, чем он рассчитывал, и начнут преследование, в котором им, вполне возможно, окажет помощь милиция. Ехать на электричке до самого вокзала он тоже не собирался, решив выйти в пригороде - там, где уже ходят рейсовые московские автобусы. На них он хотел доехать до ближайшей станции метро и оттуда из автомата связаться с тетушкой Корсакова. Брать такси он опасался: несмотря на темные очки, которые он нацепил, отыскав их в бардачке "волги", вид у него был весьма запоминающийся после вчерашнего перелетания по кругу от одного бандита к другому. Капитан охотно отдал бы все доллары из своей сумки за то, чтобы немедленно, сию минуту оказаться под струями душа и смыть с себя всю скверну последних суток или хотя бы как-то приблизить этот вожделенный момент. Однако рисковать свободой, а возможно, и жизнью ради столь мимолетной цели было бы глупо, тем более что Ищенко хотел бы поучаствовать в Деле. Корсаков не назвал ему времени начала акции, но капитану казалось, будто она вот-вот начнется и он окажется за бортом великого предприятия. Так, разрываясь между нетерпением и необходимостью соблюдать осторожность, Ищенко поднялся на платформу, купив по дороге в киоске газету - не столько для чтения, сколько для того, чтобы прикрывать лицо. Попади капитан в интервал между электричками, он, вероятно, не пережил бы такого удара. Но, внимательно прочитав расписание, он потянулся и облегченно вздохнул.

Стоял тихий безветренный вечер. Солнце уже скрылось за домами. На прозрачном фоне тронутого желтизной неба четко вырисовывались замершие листья огромных тополей, росших во дворе столь же огромного жилого дома на Садовом кольце. На синем куполе неба поблескивавший самолетик беззвучно вел белую облачную борозду. Во дворе дома звонко раздавались, отражаясь от стен, возгласы игравших детей, и непрерывный шум Садового кольца уже не заглушал их - теперь он как бы соседствовал с тишиной. Но в ремонтируемом офисе фирмы "Фортуна" деятельность не стихала. Задом к пристройке, в которой помещалась лестница в подвальное помещение, стоял грузовик военного образца, и, судя по доносившимся из кузова и из пристройки топоту и кряхтенью, вниз по лестнице переправляли что-то тяжелое. Однако рассмотреть характер груза было невозможно: у входа в пристройку было сооружено нечто вроде дощатого короба, куда машина могла заехать до половины кузова. Сооружение считалось возведенным для удобства разгрузки, но на самом деле для того, чтобы случайному зрителю не бросились в глаза ящики с армейской маркировкой,- таких ящиков попадалось слишком много среди спускаемого в подвал имущества. В офисе тоже кипела работа: там окна-витрины, из которых вынули стекла и закрыли с улицы брезентом, закладывались кирпичом до высоты человеческого роста. В новой кладке были оставлены бойницы для пулеметов и станковых гранатометов: их предстояло нацелить на большой перекресток Садового кольца и улиц, шедших с юга Москвы. Именно оттуда Корсаков ожидал подхода основной массы войск. Сам Корсаков с бойцами отряда, который должен был захватить дом, проверял карточку огня. Он рассадил бойцов перед собой на ящиках, командира отослал, чтобы тот не вздумал подсказывать, и начал дотошный опрос - кто в каком помещении и с каким оружием должен находиться, куда он должен стрелять, кто будет его соседом и куда будет стрелять сосед. Корсаков много раз осматривал само здание и его план и сам составлял вместе с командиром подразделения карточку огня с фамилиями стрелков, тщательно применяя ее к местности. То же самое он проделывал на всех объектах, намеченных к захвату, и потому проверка огневой готовности подразделений не составляла для него особого труда. Проверки он проводил по нескольку раз независимо от выявленной степени готовности - он знал, что сегодняшний идеальный ответ без повторения может обернуться заминками и беспорядком в бою. Само оружие он проверял лишь выборочно, считая, что если он начнет заниматься еще и этим, то состоящие под его командой профессиональные военные сочтут такую дотошность за недоверие к ним. Впрочем, по своему долголетнему опыту Корсаков пришел к выводу: на войне ошибки и погрешности неизмеримо чаще допускаются в организации боевого взаимодействия, нежели в подготовке оружия и прочей материальной части. Военный человек, да, наверное, и вообще любой мужчина находит удовольствие в возне с оружием, и тут его зачастую даже не надо проверять. Однако тот, в чьем распоряжении находится смертоносное оружие, проникается порой ощущением всемогущества, излишней самоуверенностью, и склонен пренебрегать всякими нудными согласованиями и репетициями. Корсаков мог бы назвать множество случаев, когда артиллерия била по собственной пехоте, потому что пехотный командир не выдержал графика передвижения на местности; когда целые бронетанковые колонны гибли, потому что вырывались из-под прикрытия своей авиации; когда оборона рушилась, потому что всего лишь несколько солдат забывали о том, куда им надлежит стрелять. Впрочем, больше всего людей на его памяти погибло зазря потому, что люди эти поленились окопаться на открытой местности. Командиров, допустивших потерю бойцов по такой причине, Корсаков считал достойными только пули. Когда проверка кончилась, он вызвал командира объекта и приказал ему назначить людей для рытья траншей во дворе - земляные укрепления требовались на тот случай, если противник сумеет прорваться во двор через арки с Садового кольца или через въезды с переулков. Время от времени в кармане у Корсакова верещал сотовый телефон и он получал краткие сообщения о том, что очередная группа выдвинулась на исходный рубеж и готова к захвату объекта. Исходными рубежами служили по большей части купленные или арендованные офисы или квартиры, но иногда и какие-нибудь достаточно надежные бесхозные помещения, если членам организации удавалось их прибрать к рукам. При получении каждого сообщения Корсаков смотрел на часы, проверяя, насколько совпадает выдвижение группы с общим графиком. Покуда все шло по плану, без всяких непредвиденных эксцессов. Отряд, отвечавший за подземные коммуникации, вместе с подрывниками и несколькими работниками метрополитена в качестве специалистов-проводников уже начал спуск под землю. Корсаков решил, что ему можно часок отдохнуть - затем надо будет начинать рытье траншей во дворе, а на рассвете люди должны получить оружие, очистить здание и занять оборонительные позиции. Однако неожиданно в офис вбежал человек из наружной охраны, огляделся, подбежал к Корсакову и, тяжело дыша, сообщил:

– Там милиция приехала... Они у входа... Ребята пытаются их задержать, но они рвутся сюда. Что делать?

– Какая милиция? Сколько их?- спросил Корсаков.

– Четверо, обычная патрульная машина. Они ехали по Кольцу и увидели тут брезент на окнах, а из-под него свет. Решили проверить.

– Ну пусть заходят,- разрешил Корсаков.
– Спустись в подвал, предупреди ребят, пусть будут наготове, но без команды пусть не вмешиваются.

Корсаков пошел ко входу в офис. Там из небольшой толпы, собравшейся на ступеньках, неслись возбужденные возгласы старшего милиционера:

– А ну, с дороги! Я знаю, что это частное владение,- с дороги! Мне что, оружие применить?! Отвали, тебе говорят!

– Спокойно, спокойно, ребята! В чем дело?- раздвинув толпу, заговорил Корсаков.
– Что случилось, командир?- спросил он старшего милиционера, злобно смотревшего на толпившихся вокруг охранников и грузчиков.

– Кто такой? Документы!- отрывисто произнес милиционер. Его рыжие усики ощетинились, выпуклые водянисто-голубые глаза смотрели непреклонно.

– Я директор этой фирмы, документы у меня в офисе,- спокойно ответил Корсаков.
– Можете пройти и посмотреть.

– Документы,- вновь угрожающе рявкнул милиционер. Кто-то из охранников досадливо крякнул. Успокоительным тоном Корсаков произнес:

– Это все мои работники, извините, что они вам помешали. Проходите, вы же хотели пройти. Заодно посмотрите, что у нас там творится.

Младший лейтенант понял: очень глупо отказываться входить после того, как минуту назад сам рвался внутрь. Кроме того, он, вероятно, решил, что достаточно напугал фирмачей своим грозным тоном. Поэтому он, а за ним один из его подчиненных, маленький сержант с мышиными глазками, решительно зашагали по коридору в офис. Лейтенант через плечо бросил двум оставшимся патрульным:"Ждите меня в машине" и многозначительно посмотрел на Корсакова. Тот сделал вид, будто ничего не слышал, и, войдя впереди непрошеных гостей в пыльный и пахнущий цементом холл, сказал что-то на ухо одному из своих людей. Тот быстро соорудил стол из сдвинутых ящиков, придвинул к нему другие ящики в качестве стульев, и Корсаков усадил на эти стулья гостей.

– Ну что, "моя милиция меня бережет", какие трудности?- спросил он тем особым идиотически-бодрым тоном, которому научился только с переездом в Россию.
– Не закусить ли нам чем Бог послал?

На столе появились бутылка настоящего армянского коньяка, нарезанный лимон на блюдечке, открытая банка шпрот, вилки и три рюмки. Корсаков еще на крыльце уловил исходивший от милиционеров запах алкоголя и очень рассчитывал на то, что коньяк отвлечет визитеров от разглядывания ведущихся в офисе странных приготовлений. Однако старший наряда ничуть не подобрел и вновь, нетерпеливо похлопывая ладонью по газете, заменявшей скатерть, скомандовал:"Так, документы попрошу", при этом обводя помещение суровым взглядом выкаченных глаз, приводивших на память портреты Николая Второго. От коньяка он, впрочем, не отказывался, принимая угощение как должное. Корсаков вынул из внутреннего кармана куртки и положил на газету свой паспорт, свидетельство о регистрации малого предприятия "Фортуна" и документы на аренду офиса и подвала, а также разрешение районного архитектора на перепланировку офисных помещений. После этого Корсаков сделал своим людям знак исчезнуть из холла. Дисциплина, впрочем, давала себя знать - работа в других помещениях не прекращалась ни на минуту.

– Какие бумаги интересуют, командир?- спросил Корсаков и тут же приоткрыл в удивлении рот: бегло пролистав документы, младший лейтенант сунул его паспорт в планшет, после чего одним глотком осушил рюмку коньяка и сам налил себе следующую. Действия лейтенанта в отношении коньяка повторил и его мышевидный напарник. Корсаков решил покуда сделать вид, будто не заметил изъятия паспорта, и заискивающе спросил:

– Ну что, командир, все в порядке?

– Что это у вас тут делается?- с угрозой в голосе спросил милиционер.