Кольцо леди Дианы
Шрифт:
– На этот счет, Паша, есть две хорошие строчки из песен, – Вронская спрыгнула со стула, посмотрела на него и сразу же отвела взгляд. На это лицо нельзя смотреть! Сразу же проходит вся злость, и логика приглушает звук, и не остается ничего кроме умиления, эстетического наслаждения, завороженности… – Пункт первый: «Поплачь о нем, пока он живой». Пункт второй: «Жизнь – только миг между прошлым и будущим». А ресторан – это лишнее, ни к чему.
Павел резко отставил чашку, пододвинулся ближе, невыносимо притягательно, отупляюще близко.
– Что значит лишнее? Я так не хочу! Я хочу угостить тебя ужином, подарить букет цветов. Я не понял, что со мной было и как меня угораздило… Но я исправлюсь! Между прочим, я взял твой мобильный и позвонил с него на свой
– Что «может быть»?
– Я не женат. То есть я не говорю, что хочу на тебе жениться. Меня вообще пугает все это, честно, чужой человек приходит в твою жизнь, и что будет – неизвестно. Но я понимаю, что мне пора создавать семью, заводить детей. А тебе не надоело жить только для себя?
– С чего ты взял, что я живу только для себя? У меня есть дочь, ей почти три года.
Павел озадаченно почесал затылок:
– Так ты замужем?
– Нет. Отец Дарины погиб.
– Это неправильно – когда ребенок без отца растет.
– Очень ценное наблюдение! Бывают обстоятельства, когда ничего изменить уже нельзя.
– Ладно, разберемся. Вообще я думаю, что дети – это счастье, ради них только и живешь… Мы с тобой друг друга совсем не знаем. Но ты мне очень нравишься. И я тебе позвоню.
«Твою мать! – Лика в отчаянии оглядела кухню и столовую, словно бы рассчитывая обнаружить там защитников. – Кто-нибудь, спасите меня, потому что я погибаю. Сначала вожделение дикое. Потом оно схлынуло, но то, что появилось, – оно еще хуже. В два счета Павел разметал все заграждения, которые я поставила в своей душе. Я защищала надежду, что когда-нибудь встречу парня, который сделает меня счастливой и станет достойным отцом Даринке. Я опасалась будить эту надежду, потому что боялась боли. Но вот она проснулась, ожила, распускается. Несмотря ни на что, мне очень нравится Егоров. Он настолько положителен, предусмотрителен, внимателен к каждой мелочи. Я вышла бы за него замуж хоть завтра. А его новорусские замашки можно откорректировать. Игра стоит свеч. Ведь мужчина, которого заботит даже какой-то там налет на батарее, уж, по крайней мере, побеспокоится, чтобы его семья была счастлива и всем довольна. За пару дней Павел получил меня целиком и полностью, со всеми потрохами…»
В счастливом помутнении рассудка Вронская начисто забыла про просьбу домработницы Егорова.
Вспомнила об автографе только в машине – но возвращаться не стала.
– Завтра мы все равно увидимся, Павел обещал позвонить, и я захвачу с собой книгу для Жени, – прошептала она и, заведя машину, добавила: – «Фордик», можешь меня поздравить – я влюбилась. Это все совсем неправильно. Но я ничего не могу с собой поделать. Только вот…
Лика нахмурилась, вспомнив, что Ленина мать не взяла у Павла денег и обвиняла его в смерти дочери. Как такое возможно? Егоров кажется очень внимательным и галантным… Да, он понял, что не хочет продолжать отношения с Леной, но разве это может быть причиной настолько острого конфликта?
Но, чем терзаться сомнениями, лучше все сразу выяснить…
– Он убивал ее все время, что они были вместе. У Лены от меня никаких секретов не было, поэтому я знаю все, как он красиво ухаживал, осыпал ее комплиментами. А когда девочка влюбилась по уши – он стал издеваться над ней. Ничего не говорил прямо, то не отвечал на вызовы, то приглашал на свидания. Он давал ей надежду – а потом относился к ней хуже, чем к собаке. Когда Лена принимала решение оставить его и попытаться забыть – он мгновенно все отыгрывал назад, снова становился вежливым и внимательным. Морально именно Павел убил мою девочку! Я была против его присутствия на похоронах. Но Ленины подруги меня переубедили. Я ненавижу этого человека. Он сделал из жизни моей дочери ад. – Несчастная всхлипнула и закричала: – А теперь ему стыдно? Он просит, чтобы вы передали мне его поганые деньги? Я никогда его не прощу! Мне ничего
от него не надо, так ему и передайте!– Хорошо. Извините. Я все поняла, – пробормотала Вронская, едва успев притормозить на красный сигнал светофора.
Хотя на самом деле ничего в этой истории понятнее не стало.
Лена кого хочешь могла вывести из себя.
И она слишком часто жила в своем придуманном мире.
Сложно поверить, что Павел сознательно мог так унижать девушку. Зачем ему это надо, он что, садист?.. Но Лена могла принимать за влюбленность его обычную сдержанность и вежливость. И вместе с ней ситуацию именно такой видела и ее мать…
Посмотрев на часы, Лика нахмурилась. Поздний вечер, Ленинградское шоссе в это время уже полностью забито машинами. Доехать до родительского дома реально только ближе к ночи. Но глаза слипаются. Наверное, поездку лучше отложить…
Глава 9
Какое-то время у Виолы Орловой получалось действовать хладнокровно и рассудительно. Она отвезла Васю Скрипникова домой, рассказала ему трогательную историю о срочной необходимости встретиться с представителем украинской кинокомпании – благо динамик телефона был установлен на минимум, и о том, что звонил никакой не продюсер, а следователь, актер пребывал в счастливом неведении. Потом ее мысли были заняты пробками, случившимися вкупе со снегопадом: мало того что транспортный поток еле тек, в час по чайной ложке, так еще и заснеженная дорога заставляла сосредоточиться и крепко держать руль. По пути в следственный отдел ей даже удалось себя убедить: ничего страшного не случилось, после убийства Лены будут опрашивать всех ее знакомых. Кого-то всегда вызывают первым, это случайное совпадение, никаких конкретных обвинений ей предъявлено не будет, так как все было продумано до мелочей.
Но теперь, стоя у дверей кабинета следователя Шевченко, Виолета понимала только одно: ей ужасно, невыносимо страшно, до дрожи и металлического привкуса во рту…
Переделано уже все, что можно. В зеркальце отразились испуганные умело подведенные глаза, носик припудрен, волосы поправлены.
Надо идти и представить, что все происходящее – очередные съемки, и заставить себя не думать о том, будто следователь мог о чем-то узнать.
Страхи всегда материализуются. Так что пошли они все куда подальше!
– Здравствуйте, – Виола распахнула дверь и очаровательно улыбнулась сидящему за столом молодому мужчине.
Через пару секунд быстрого визуального осмотра Орлова приуныла. Следователь оказался невысоким, полноватым, и… серым. Редкие пепельные плохо постриженные волосы, маленькие бесцветные глаза, сероватая кожа, тонкие, едва различимые губы. Дешевая обувь, недорогие часы. И это неприязненное выражение лица… Нет, конечно, не всегда сложные жизненные обстоятельства провоцируют обострение зависти, можно не обладать ни единым атрибутом финансового благополучия – и уметь искренне радоваться жизни. Но только все-таки большинство людей инстинктивно испытывает досаду от чужого успеха, с нескрываемой ненавистью смотрят на тех, кто лучше, ярче, моложе, богаче. Именно такая яростная зависть вынуждает сто раз подумать, прежде чем спуститься в метро. На дороге, пусть и забитой пробками, по крайней мере, свой автомобиль чуть ограждает от откровенной люмпенско-пролетарской недоброжелательности, которая так и жалит ее через глаза следователя…
Орлова расстегнула шубку, присела на стул возле стола Шевченко и принялась лихорадочно вспоминать, насколько ей было больно, когда потерялась Зоська, любимая, но глупая, как пробка, йоркширская терьерша.
Убежала, наверное, как обычно, за чужими ногами. Ее, доверчивую, радостно идущую на зов незнакомых людей, могли поймать какие-нибудь алкаши, продать за бутылку. А если они оставили ее у себя, то можно представить, в каких условиях оказалась нежная Зосенька, ни дорогого корма, ни регулярного тримминга, а еще ей могли дать куриные кости, разрывающие нежный желудочек, и, конечно, алкоголики просто не додумались бы вызвать ветеринара…