Кольцо с тайной надписью

– Договорились, – ответил Паша и сжал мою руку чуть крепче.

Добравшись до Долгопрудного электричкой, я довольно быстро нашла нужный мне дом. Дверь открыл подросток лет четырнадцати.

– Здравствуйте, – сказала я. – Я ищу Семена Рыжикова. Вы не знаете, где он может быть?

– Конечно, знаю, – сказал подросток, улыбаясь во весь рот. – Это я.

Он так и не понял, отчего я вдруг шарахнулась назад.

– О, черт, – простонала я, сообразив, что щипач надул нас с Ласточкиным. – О, черт! – И бегом бросилась к лестнице.

– Не так быстро, девушка, – сказал чей-то голос над моей макушкой, и мой локоть цепко ухватила рука Зарубина.

– Стас, – сердито сказала я, – я спешу!

– Я, между прочим, тоже, – заметил он свысока. – Давай рассказывай, Лиза, что вам удалось накопать по делу Кликушина.

– А? – глупо спросила я.

– Я так и знал, что вы непременно сунетесь в самое осиное гнездо, – проворчал Зарубин. – Что это за старик, которого сегодня убили?

– Я… Стас, я не могу рассказать тебе без разрешения Ласточкина, – вывернулась я. – Тем более что и я сама многого не знаю. Ты же знаешь, как он любит темнить… Но мне очень, очень нужно отыскать одного человека!

– Свидетель? – спросил Зарубин. Я утвердительно кивнула.

– И где он может быть?

– Он обманул нас, – призналась я. – Назвал имя, фамилию и адрес другого человека. Сколько сейчас времени?

– Шестой час, а что?

– Мне кажется, – решительно сказала я, – я знаю, где его можно найти. Только надо поскорее добраться до метро.

– Я все-таки надеюсь, – буркнул Зарубин, следуя за мной, – на какое-нибудь разумное объяснение.

Мы доехали на электричке до «Тимирязевской» и нырнули в метро.

– Кого мы ищем? – спросил Зарубин, когда пассажиры в вагоне стиснули нас со всех сторон.

– Щипача, который работает только на трех станциях, – сказала я.

– Да? – с сомнением произнес Зарубин. – И как этот малый связан с делом Кликушина?

На «Менделеевской» мы сделали пересадку на «Новослободскую» и поехали по Кольцу. На одной из станций поезд остановился и стоял гораздо дольше положенного.

– Что происходит? – спросила я.

– Кто-то упал под поезд на следующей станции, – объяснил пассажир.

– Вот сволочи, – злобно пропыхтела тетка с огромной сумкой, – нашли время, когда с собой кончать! Жить не дают!

У меня упало сердце. В душе зашевелились самые нехорошие предчувствия.

– Стас, – решительно сказала я, – выходим.

Но тут двери наконец захлопнулись, и поезд нырнул в тоннель. Выйдя на следующей станции, мы прямиком направились к местному посту и предъявили документы.

– Где он? – сказала я. – Мне необходимо на него взглянуть.

– Мы вообще-то пока не разобрались, он это или она, – ответил равнодушно молодой сержант. – Пойдемте. Тело пока убрали в служебное помещение, труповозка еще не приехала.

– Свидетели есть? – спросил Зарубин.

– Свидетели чего? – пожал плечами сержант. – Стоял человек – упал под поезд, и все тут.

Впрочем, то, что мы увидели через каких-нибудь две минуты, трудно было назвать человеком.

– Да, – сказал Зарубин, – похоже, с опознанием у нас будут проблемы.

– Наверняка, – сказала я и отвернулась.

* * *

Субботу и воскресенье я провела вне отделения, потому что Тихомиров заявил, что не допустит меня с Ласточкиным к работе, пока мы не представим убедительные объяснения. А поскольку работа без моего напарника мало что для меня значила, то я пропустила угрозы начальника мимо ушей. Правда, из новостей я знала, что убыль народа в фирме «Ландельм» продолжалась с катастрофической скоростью. Был убит один бывший охранник, который даже не работал больше в фирме, и еще один человек, когда-то состоявший в подчинении у Кликушина. Кроме того, Дмитрий Седельников, находившийся в коме, умер в воскресенье, не приходя в сознание.

– Зарубин звонил мне, говорил, что был у Верховского, – рассказала я Ласточкину.

– У зама? – оживился он. – И что?

– Тот теперь боится даже на улицу выходить, – усмехнулась я. – А по делу Караваевой – эксперты сказали, что все записи как были, так и остались на автоответчике, никто ничего стереть не пытался. – Я немного поколебалась. – Как ты, Паша?

– Во вторник выйду на работу, – сказал он. – Предупреди Тихомирова, что я готов дать ему все необходимые объяснения.

– Во вторник? – ужаснулась я. – Паша! Врач сказал, тебе лежать еще как минимум неделю!

– Только без драм, – сказал капитан, морщась. – Я сказал во вторник, значит, во вторник.

В понедельник все газеты захлестнул вал информации о дерзком покушении на Юлиана Верховского, заместителя главы фирмы «Ландельм». Двое его охранников были убиты, однако заму повезло – он отделался испугом и даже царапины не получил.

– Жуть, – только и сказал Ласточкин, узнав об этом.

Во вторник, как он и обещал, он поднялся с постели. Я помогла ему одеться и сойти вниз. Ласточкин шел, опираясь на мою руку, но на свежем воздухе его качнуло. Я испугалась, но он пересилил себя и улыбнулся.

– Все в порядке, Лиза. Просто голова закружилась…

Я помогла Паше сесть в машину, завела двигатель, и мы поехали в родное отделение.

– Паша, – сказала я, – Тихомиров обещал отстранить нас, если мы не объяснимся насчет ювелира. Ты все-таки расскажешь ему?

Ласточкин поморщился.

– Не знаю, – признался он после паузы.

– Но ведь мы не справились с этим делом! Паша, почему ты такой упрямый?

– Надо узнать, – продолжал мой напарник, не слушая меня, – кому звонил ювелир Барсов незадолго до смерти. Скорее всего, он проговорился, что кольцо у него увели в метро. Этим он подписал смертный приговор и себе, и тому, кто называл себя Рыжиковым.

Машина остановилась возле отделения. Я вышла и помогла выбраться Ласточкину. В следующее мгновение нам навстречу метнулся человек с блуждающим взглядом и трясущимися руками. Только с трудом в нем можно было признать элегантного Юлиана Верховского.

– Слава богу, вот и вы! – вскричал он. – Я хочу немедленно сделать признание.

Ласточкин застыл на месте.

– Какое признание, о чем вы?

– Я все, все расскажу, – стонал зам, обливаясь потом и молитвенно складывая руки. – Только посадите меня в тюрьму, пожалуйста, потому что я больше не могу этого вынести. – Он содрогнулся. – Вы не представляете, как это было ужасно! Этот человек… он вырос словно из-под земли, и потом… мои охранники… Он застрелил их, они ничего не успели сделать! Ничего! Даже пошевельнуться не успели! А этот следователь… Зарубин… Он не мог поверить, что я не запомнил лица стрелка, хотя он стоял в шаге от меня! А я не мог… не мог… – Верховский издал жалобный стон и заплакал самыми настоящими слезами.

– Ну-ну, ничего, – сказал Ласточкин, похлопав его по плечу. – Сейчас пройдем в отделение, посидим, потолкуем по душам, и вы мне все расскажете.

* * *

Юлиан Верховский давал показания неполных пять часов. Он рассказал абсолютно все. И о фирме «Ландельм», «купите наши колготки – не пожалеете», и о торговле оружием, и о Григоровиче, который, как оказалось, их прикрывал и имел с их деятельности солидные проценты. Рассказал о Кликушине и о том, как тот умел устраивать дела – чтобы все было шито-крыто и не подкопаешься. Рассказал обо всех чиновниках, которые знали о подлинной деятельности «Ландельма» и тем не менее смотрели на нее сквозь пальцы; назвал суммы взяток, которые эти чиновники запрашивали; сумму подарков на украшения и машины их женам… Там были такие откровения, что даже Тихомиров, который в принципе мало кого боялся в своей жизни, и тот, послушав свидетеля, выбегал из кабинета и стонал в коридоре: