Кольцо с тремя амурами
Шрифт:
Глава 29. Последняя жертва
К вечеру все в доме успокоилось, и состоялось примирительное чаепитие, которое закрепило всеобщую расположенность.
Мария Егоровна уже не гремела посудой, когда мыла ее на кухне, а что-то напевала себе под нос.
Дайнека вышла во двор и набрала номер Вешкина. Шепотом спросила:
– Не спишь?…
– Глупый вопрос.
– Ах да! – Она вспомнила о существовании часовых поясов. – В Москве еще семь вечера…
– И я на работе.
– Есть что-то
– Про кольцо?
– Ага…
– Пока ничего.
– Могу тебя попросить?
– Ну?
– Узнай про одного человека.
– Где живет?
– Жил. В Москве.
– Записываю.
– Роев Олег Семенович, 1950 года рождения. Умер в Железноборске Красноярского края 11 апреля 1984 года.
– Убили? – спросил Вешкин.
– Нет, застрелился.
– Хорошо. Как только что-то узнаю, позвоню.
Дайнека вернулась на кухню, прислонилась к косяку и спросила у Марии Егоровны:
– Можно завтра я поеду с вами на работу?
– Скучно тебе, – вздохнула старуха.
– Есть немного, – согласилась она.
Следующим утром Витольд Николаевич отвез их в город и высадил возле Дома культуры.
– Ты к нам, в костюмерный? – спросила Мария Егоровна.
– Сначала к методисту.
Старуха никак не отреагировала на это решение, только напомнила:
– В одиннадцать приходи, будем чай пить.
В коридоре, по пути в методкабинет, Дайнека встретила Вячеслава.
– Как дед?
– С ним все хорошо. А здорово ты его вчера расколола! Как на допросе с пристрастием.
– Мне казалось, он сам был не против все рассказать. Помнишь, ты обещал продолжить экскурсию?
– Потом. – Вячеслав выглядел озабоченным. – Сейчас много работы.
Распрощавшись с ним, Дайнека наконец зашла в методкабинет. На лице Ираиды Ефимовны проявилась сложнейшая гамма чувств, которую можно было бы назвать «испуганный конформизм». Казалось, спроси у нее, кто застрелил Джона Фитцджеральда Кеннеди, она тут же ответила бы: «Я».
– В прошлый раз я все рассказала. Не понимаю, зачем вы пришли.
Дайнека объяснила:
– Чтобы посмотреть тот альбом.
– Не понимаю…
– Альбом с фотографиями Народного драмтеатра.
– Ах, это… – Ираида Ефимовна выложила на стол солидный фолиант. – Смотрите сколько угодно.
Дайнека села за стол и перевернула страницу. Покосившись на Гурину, заметила в ней нервное напряжение и решила больше не смотреть в ее сторону. Однако обнаружив между страницами сложенный вдвое листок, решилась спросить:
– Что это?
– Программка спектакля, – ответила Ираида Ефимовна.
– И он так назывался? – Дайнека ткнула пальцем в название. – «Последняя жертва»? Именно эти слова сказал перед смертью Геннадий Петрович…
– Мне никто об этом не говорил.
– Теперь будете знать.
– И что мне с этим, по-вашему, делать?
– Наверное,
сообщить в полицию… Ведь он что-то имел в виду. – Дайнека развернула программку. Пробежав глазами список артистов, уставилась на Ираиду Ефимовну.Та быстро ответила:
– Да! Мы со Свиридовой играли в этом спектакле одну роль.
– На той, последней репетиции вы репетировали эту пьесу?
– Кажется, да.
Дайнека огляделась:
– Есть у вас Интернет?
– Можете сесть, вот мой компьютер, – сказала ей Гурина.
Расположившись за столом методиста, Дайнека быстро нашла в сети текст пьесы Островского «Последняя жертва».
– Можно распечатать?
Гурина проверила принтер и доложила туда листы чистой бумаги.
– Пожалуйста…
Дайнека отправила на печать весь текст. Когда вышел последний лист, схватила всю пачку и стала просматривать до тех пор, пока не сказала сама себе:
– Вот!
И не попрощавшись, выскочила из кабинета.
Дайнека снова вошла в подъезд дома престарелых.
– К кому? – спросила санитарка в бирюзовом халате.
– К Романцеву.
– К артисту? Поднимайтесь на второй этаж, там сразу направо.
– Я знаю! – Дайнека кинулась к лестнице.
– Бахилы! – заорала ей в след санитарка.
Пришлось вернуться и натянуть на туфли бахилы.
Альберт Иванович встретил ее словами:
– Сигарет принесла?
– Принесла, – наученная прошлым опытом, она предварительно зашла в магазин.
Романцев схватил пачку, вытянул из нее сигарету и немедленно закурил.
Переждав пару затяжек, Дайнека спросила:
– Альберт Иванович, помните, какую пьесу репетировали в тот вечер, когда исчезла Свиридова?
– Конечно, помню.
– Как она называлась?
– «Последняя жертва» Островского.
Дайнека протянула напечатанные листы.
– Это она?
Взглянув на текст, Альберт Иванович кивнул.
– Тогда еще один вопрос. Какую сцену репетировала Свиридова?
Продолжая курить, Романцев медленно произнес:
– Сцену из первого акта с теткой Глафирой Фирсовной.
– В прошлый раз вы рассказывали, что Елена забыла какую-то фразу, и вы заставили ее записать эти слова прямо на роли.
– Я часто так делал. Не можешь запомнить – пиши.
– Можете вспомнить эти слова? – с замиранием сердца спросила Дайнека.
– Дай-ка, – Романцев протянул руку и взял у нее пьесу. Перелистнув пару страниц, нашел нужное место и подчеркнул его ногтем: – Вот: «А каково сказать прощай навек живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить». – Он поднял глаза. – Важная фраза! Если ее пропустить, теряется смысл…
– Альберт Иванович, – перебила его Дайнека, – Свиридова при вас написала эти слова?
– При мне. Лена была очень старательной. И если я говорил, тут же все исполняла.