Кольцо златовласой ведьмы

Потом, устав кричать, она села. Не на стул – на пол. Закрыла глаза.

Спать она не сможет – ни теперь, ни, наверное, и потом…

Маму убили.

Кто?! И за что?!

Мама ведь не входит в семью Антона Сергеевича. И, значит, не претендует на наследство. Логичнее было бы избавиться от Вики. Она же числится в невестах, а это уже хоть какая-то, но степень родства. Мама же… мама ни при чем.

Вика не знала, как долго она просидела взаперти – часов у нее не было; по ее ощущениям – вечность. Однако и вечность подошла к концу – дверь открыли, и Елизавета, которую в этот момент Вика совершенно искренне ненавидела, сказала:

– Антон Сергеевич желает с вами говорить.

Страшная женщина. Спокойная. Равнодушная, словно не произошло ничего, что нарушило бы привычный уклад этого дома. Она переоделась, сменив один строгий костюм на другой. Английская юбка до середины колена. Узкий пиджак с двумя пуговицами. Телесного цвета колготы и туфли на низком каблуке. Волосы гладко зачесаны. Очки с дымчатыми стеклами словно отсекают ее от мира.

…А если это – она?

Доверенное лицо. Почти член семьи, если не больше.

Собранна. Деловита. Расчетлива. Хорошие качества для отравителя. Но только – зачем?

– Пожалуйста, держите себя в руках, – попросила Елизавета и, видимо, сомневаясь в Викиной способности контролировать свое поведение, пригласила конвой. Двоих в черном.

Еще очки бы солнцезащитные напялили – для пущего сходства со спецагентами.

Уроды!

Викина злость требовала выхода. Однако разум ей подсказывал, что, если она устроит истерику, ее попросту запрут и будут держать взаперти до тех пор, пока она не успокоится.

Антон Сергеевич желает с ней говорить, а его желание – закон.

…Если бы он Елизавете приказал, то…

…Нет, это еще большая глупость. Зачем ему убивать собственных детей? Он – чудовище, но не из тех, которые устраивают себе же самому проблемы. А четыре смерти за неделю в одном доме – это большая проблема. И даже власти Антона Сергеевича не хватит, чтобы пресечь все слухи.

– Я буду вам очень признательна, – ледяной тон Елизаветы заставлял усомниться в ее способности испытывать признательность к кому бы то ни было, – если вы проявите понимание. Антон Сергеевич – великодушный человек, который предложит вам помощь. Не следует отказываться от этого предложения.

Он ждал ее в кабинете. Неуютное место. Колодец с высоким потолком и деревянными стенами – дубовые панели съедали пространство. Огромный стол. Два кресла.

Книжные полки с книгами, выстроенными по ранжиру.

Мягкий ковер.

– Садись, – Антон Сергеевич стоял у окна. Елизавету он отослал взмахом руки, охрану – тоже. Разговор – для двоих, и Вика готова была поклясться, что подслушать его никто не осмелится.

Сесть-то она села, но кресло было низким и мягким, неудобным – Вика ерзала, пытаясь найти ту позу, которая не будет казаться смешной или вальяжной.

– Твои мать и отчим мертвы.

Он отвернулся от Вики.

А Серега и правда на него похож, если со спины смотреть. Фигурой, пожалуй, этаким нарочитым пренебрежением к тому, что думают о нем окружающие. Но Сереге действительно плевать, Антон же Сергеевич играет. Демонстрирует позой и манерами, сколь мало Вика для него значит.

– Ты переходишь на мое попечение.

Вот меньше всего Вике хотелось переходить на чье-то попечение, тем более когда речь шла о таком человеке, как Антон Сергеевич.

– Я совершеннолетняя и в попечителях не нуждаюсь.

– Неужели? – Сколько скепсиса и презрения в голосе!

– Именно. Я сегодня же покину ваш дом и…

– Нет.

Сказано так, что стало ясно: Вике не позволят сбежать. Для нее уже написана роль в семейном спектакле, и самым разумным будет подчиниться.

– Вы не имеете права меня удерживать, – Вика выпрямилась настолько, насколько ей позволило кресло. – Что вам от меня надо?

– Кольцо.

– Какое?

– Ты знаешь, – Антон Сергеевич соизволил повернуться к Вике лицом. – То кольцо, которое передала тебе моя мать. Произошла ошибка. Старуха приняла тебя за Светлану.

Это вряд ли, поскольку Вика представилась. Однако об этой маленькой детали лучше помалкивать, поскольку, указав на нее, Вика признает, что она встречалась с матерью Антона Сергеевича.

Странно, тогда, в Италии, Вика жалела брошенного ребенка, он представлялся ей маленьким и одиноким. Воображению не всегда следует верить.

– Кольцо является нашей семейной реликвией. И я не могу допустить, чтобы эта реликвия попала в чужие руки. Верни его – и будешь свободна.

– Да пожалуйста, – Вика вытянула руки. Два перстенька – подаренный мамой на совершеннолетие, с александритом, и тот, который Гарик купил, потому что у девушки должны быть украшения. – Не знаю, о каком кольце вы говорите, но других у меня нет. Забирайте.

Конечно, не следовало надеяться, что Антон Сергеевич поверит ей на слово. Он хмыкнул и велел:

– Прекрати паясничать. Ты не понимаешь серьезность ситуации. Убиты четверо… ладно, трое, поскольку смерть Светланы произошла по естественным причинам.

Что может быть естественнее порции хорошего древнего яда?

– Однако Слава, твоя мать и ее супруг были отравлены. И возникает вопрос, кому может быть выгодна их смерть?

Вику этот вопрос тоже интересовал.

– У Игоря нет своих детей, равно как и родственников, которые могли бы претендовать на его состояние. Все отойдет тебе.

О состоянии Гарика Вика меньше всего думала. И получается, что она – богатая наследница? Нет, Антон Сергеевич не для того заговорил о деньгах.

– Это достаточный мотив, чтобы избавиться от отчима и надоевшей матери. Она ведь тебе надоела, Вика, не правда ли?

– Неправда.

– Лжешь. Она пыталась тебя переделать по своему образу и подобию. Опасное желание. И я не ошибусь, сказав, что в последнее время давление на тебя с ее стороны возросло. Ты ведь оказалась без квартиры. И работы.

– Что?!

– Ты не знала? Тебя уволили.

Не знала. И задохнулась от возмущения и обиды. Она в отпуске! В законном отпуске, который ей предоставили. Еще неделя, и отпуск закончится…

– Твоей матери не нравилась контора, где ты работаешь. Подруги, с которыми ты встречаешься. Твой внешний вид. Твой образ жизни. И, в конце концов, тебе надоело быть игрушкой.

– Вы и правда считаете, что я убила маму?

– Я считаю, что у тебя имелся мотив. И возможность.

Бред!