Колдовская любовь

— Ну что мы все едим и едим? У меня сейчас живот лопнет! Давайте танцевать! — раздался громкий и капризный Светкин голос, и все ее поддержали.

Лично для себя я предвидела только неприятности, но уйти не было возможности. Химичка цепко держала меня и досказывала любовную драму, которая мне уже казалась длиннее сказок «Тысячи и одной ночи» и зануднее лекции по правилам противопожарной безопасности. Одно было хорошо: все немногочисленные кавалеры были разобраны, и мне можно было не беспокоиться за мою ногу. Любовная повесть химички внезапно кончилась, непонятно чем именно, как-то я прослушала, а сама она неожиданно заплакала, выпила еще водки, похлопала глазами и не нашла ничего лучшего, как улечься в свою тарелку головой. Я хотела вынуть ее оттуда, но подошедшая Татьяна Ивановна отсоветовала:

— Не надо, не трогай ее, Тонь. Она поспит, потом сама встанет. Небось о любви своей тебе рассказывала?

— Ну да, а вы что, слышали?

— Она всем одно и то же говорит, когда выпьет.

— Пойдем потанцуем? — грянуло на меня приглашение.

Я вздрогнула. Вот черт! Из-за этой слезливой химички утратила всякую бдительность. Анатолий Сергеевич, судя по блеску в глазах и краске на лице, хотя принял на грудь, держался на ногах твердо, вот только на ухо нашептывал пошлости, которые я старалась не слушать. Но, когда он упомянул о моей красоте, я не удержалась и фыркнула. С чувством выполненной неприятной работы отошла я от него, но не успела сделать пару шагов, как начался следующий танец, быстрый на этот раз.

— Эй, ты куда? За стол еще рано, давай еще разок спляшем.

— Ой, нет, я такие не танцую, — затрясла я головой, — мне нельзя быстрые танцевать.

Но он только смеялся, не слушая меня. Я попятилась в надежде отыскать лазейку между танцующими, но не успела. Анатолий Сергеевич дернул меня за руку куда-то вбок, не то желая закрутить штопором, не то отойти в сторонку.

Пытаясь сохранить равновесие, я перенесла вес на больную ногу, она же, подлая, отозвалась такой болью, что я приостановилась, но, все еще влекомая за руку, пошатнулась, отлетела к окну, хрястнулась боком об подоконник, отлетела к доске и грохнулась во весь рост на пол. Когда я очнулась, услышала обрывок фразы Татьяны Ивановны:

— …Не думаю, она мало пьет, но у нее недавно сотрясение мозга было, а тут еще это.

— Да сами вы пьяные, она одну газировку пила, я видела, — выступила в мою защиту Валентина Ивановна, уже вынырнувшая из своей тарелки.

Я села на пододвинутый кем-то стул, чья-то добрая рука протянула мне стакан, я обнаружила в нем водку и попросила воды. Немного посидев и не дождавшись воды, я огляделась и увидела, что прерванное моим падением веселье возобновилось с еще большим жаром. Пошатываясь, я тихонько двинулась к двери, никто меня не удерживал. Домой я шла как в тумане.

— Да ты никак пьяная! — всплеснула руками бабка.

— Нет, я только упала, — попробовала я объяснить ей мое состояние.

— Еще бы тебе не упасть, ведь на ногах не держишься! Зачем пьешь, коли нельзя тебе, ведь знаешь же? — ворчала бабка, усаживая меня на кровать.

— Да не пила я, хочешь, дыхну? Эти дурачки танцевать заставили, а у меня нога сегодня не слушается. Я упала.

Убедившись в моей трезвости, бабка еще сильнее закачала головой и погрозила сухоньким кулачком неизвестно кому. В собственной кровати я ощущала себя словно в безопасной пристани, даже голова меньше болела, а слабость казалась почти приятной. Тогда я отдалась на ее волю, рассчитывая часочек поспать.

Проснулась я уже утром, глянула на будильник: мать моя! Хотела вскочить, но вспомнила, что сегодня рождественский праздник, который сделали выходным, и успокоилась. Пришедшая с парным молоком бабулька закряхтела огорченно, увидев мою нездоровую бледность. Предложила попить молочка и снова лечь в постель — два ее излюбленных метода лечения. Но и на следующее утро самочувствие мое было не лучше, я расстроилась, ведь мне же на работу надо, а я квашня квашней! Видя мои безуспешные попытки встать, бабулька принялась собираться. Я удивилась:

— Ты куда это собралась, баб?

— Не волнуйся, ворочусь, а ты пока поспи, сон всякую болезнь сгоняет.

Вернулась она, когда уже темнеть стало, да не одна, Федосью с собой притащила.

— Ой, бабуль, я думала, что ты пошла предупредить главу, а ты вон в какую даль шастала!

— Вот за кого ты не беспокойся, так это за Петю! Предупредила я его, он теперь не скоро меня забудет! А то ишь большого начальника строит, это передо мной-то! А я его еще мальчонкой помню, как он без штанов бегал да голой задницей сверкал!

Федосья принесла с собой какие-то травы, сразу прошла на кухню, принялась вместе с бабкой колдовать у плиты, снадобья какие-то готовить. Федосья напоила меня горьким отваром с резким запахом и велела бабке дать его еще раз уже к ночи, а мне посоветовала на работу завтра не ходить.

— Если я и завтра не пойду, глава добьется в районе моего увольнения.

Наверное, я потащилась бы девятого на работу, но тут дела завертелись вовсе чудные. С утра неожиданно приперся Петр Семенович, отродясь ко мне домой не заходил, так еще и бизнесмена этого чертова приволок, Анатолия Сергеевича. Пока глава отбрехивался от бабульки, она опять к нему с ехидными замечаниями прицепилась, второй нечаянный гость вдруг велел мне собираться.

— Ты куда это ее, ирод, тащишь? Не пущу! — подскочила к нему мигом отцепившаяся от Петра бабка, тряся у него под носом кулачком.

Тот рассмеялся:

— Мадам, что за недоверие? В санаторий я ее тащу, подлечиться немного.

— Какая я тебе мадама?! — взвилась было бабка, но новость требовала раздумья, и она ненадолго примолкла. — В какую еще санаторию? Покажь билет, билет должен быть, ежели в санаторию.

Анатолий Сергеевич, усмехаясь, жестом фокусника достал из внутреннего кармана путевку. Путевку она дотошно рассмотрела и моментально обиделась:

— Опоздавшая она!

— Это ничего, еще целая неделя осталась, зато бесплатно, и до места я ее сам доставлю, — поспешил вмешаться Петр Семенович.

Бабка задумалась, потом вздохнула.

— Езжай, детка, хоть неделя, да твоя будет. Может, и вправду подлечат там тебя.

— А как же ты? — как-то по-детски растерялась я.

— А что мне, старой, будет? — Она повернулась к гостям и поклонилась им. — Спасибо вам за заботу вашу, мы мигом соберемся, через полчаса Тонечка готова будет.

Я только молча подивилась светским талантам бабки.

— Паспорт не забудь, — напомнил мне глава уже в дверях.

В регистратуре санатория очень удивились, что я столько дней пропустила, но не ругались и определили в четырнадцатую палату, сказав, что она хорошая и теплая. Двухместная палата на самом деле оказалась теплой, и, что удивительно, ничьих вещей в ней не было. Значит, я одна в ней буду. Открытие это меня обрадовало, я стеснялась моей, может, и не нищенской, но бедной одежды, особенно белья. Расписание я уже знала, поэтому разложила вещи и пошла вниз, где-то там находилась столовая. Столовая встретила меня сдержанным шумом, и я растерялась, но из глубины зала ко мне уже шла высокая, полноватая женщина в белом халате. Она приветливо улыбнулась, и на ее румяных, крепких щеках появились ямочки. Я почувствовала к ней симпатию.