Колесо Фортуны
Шрифт:
И вот, как мы сейчас установили, были у нее какие-то контакты с твоим туристом...
– Да почему он мой?
– вспылил Иван Опанасович.
– Я его сюда зазывал?
– А в-третьих, - невозмутимо продолжал Кологойда, - в ночь с воскресенья на понедельник была сделана попытка произвести кражу со взломом в Чугуновском музее. Только благодаря бдительности товарища директора кража была предотвращена. А указанная Лукьяниха в той краже замешана... Правильно, товарищ директор?
– Совершенно верно!
– поспешно подтвердил Аверьян Гаврилович. При первом знакомстве лейтенант показался ему
– Этого не может быть!
– горячо сказала Юка.
– А вы тут зачем?
– взорвался Иван Опанасович.
Он нашел, наконец, на кого можно было безнаказанно излить свою досаду и растерянность.
– Что вам тут, детский сад? Игрушки? А ну, марш отсюда!
– Спокойно, товарищ голова!
– сказал Кологойда.
– Не игрушки, а следствие, и они этому следствию очень даже помогают как очевидцы и свидетели...
– Какие свидетели, если они несовершеннолетние?!
– Юридически, конечно, нет, но глаза и уши у них вполне совершеннолетние... Ладно, ребята, вы пока идите, погуляйте там, только никуда не уходите, может, еще чего надо будет...
Ребята вышли. Галка умчалась домой, но остальные не собирались мириться с очередной возмутительной несправедливостью взрослых и немедленно уселись на скамеечке под окнами. Окна были распахнуты настежь, и все дальнейшее они прекрасно слышали.
– Так что теперь делать?
– спросил Иван Опанасович.
– Раз закрутилась такая карусель, надо ее раскрутить обратно. А поскольку Лукьяниху уже ни о чем не спросишь, придется спросить у того Гана-Ганыки. Так что давайте сюда своего американца.
– Имейте в виду, - сказал переводчик, - если у вас кет серьезных оснований и доказательств, могут быть большие неприятности!..
– Так нам за то деньги платят, чтобы иметь дело с неприятностями, - с напускным простодушием сказал Кологойда.
– Только ему про все эти дела ни слова. Вы ничего не знаете! Скажите, заедем, мол, до головы попрощаться, вот и все.
Переводчик пожал плечами и вышел. "Волга" умчалась в лес, к Дому туриста. Председатель сельсовета набросился с вопросами на Федора Михайловича и Кологойду. Федор Михайлович рассказал, как догадался о том, что Ган - русский, Кологойда отшучивался.
Иван Опанасович погрузился в мрачное молчание.
Теперь уже совсем неизвестно было, как поступить с американцем, который оказался не американцем. Сводить классовые счеты за эксплуатацию трудящихся до революции? Но до революции Ганыка был пацаном, здесь почти не жил и никого не эксплуатировал... А сейчас он вроде ничего такого не делал, и чего опасаться какогото старика, которого привели сюда воспоминания и где от всего его прошлого осталась одна выгоревшая коробка дома? Одно только непонятно - зачем он брехал и притворялся?! И на лице Ивана Опанасовича застыло выражение досады и недоумения - мы-то думали, а ты, оказывается...
Мистер Ган шагнул через порог и наткнулся на невидимую стену. За столом сидел человек в форме...
В кабинете были председатель сельсовета, какой-то моложавый старик и тот, назвавшийся лесоводом... Ловушка!
Это
продолжалось мгновение, но за это мгновение в нем не осталось ничего ни от прежнего рубахи-парня из Мидлвеста, ни от растерзанного волнением Ганыки на берегу Сокола. Лицо его стало замкнутым и жестким, он засунул большие пальцы в карманы джинсов и, сделав еще два шага, остановился. Он их не боялся - за его спиной была могучая держава мира...– Во-первых, здравствуйте, - сказал Кологойда.
– А во-вторых, не знаю, как вас и называть...
Изобличивший его человек сидел здесь, притворяться не имело смысла.
– Меня зовут Джордж Ган. Что вам нужно от меня?
– Ничего не нужно! Просто я Хотел у вас кое-что спросить...
– Я гражданин Соединенных Штатов и не подлежу вашей юрисдикции. Без американского консула я не стану отвечать ни на какие вопросы.
Ганыка оглянулся на прислонившегося к дверному косяку переводчика, тот, подтверждая, кивнул.
Вася Кологойда весьма натурально изобразил недоумение и растерянность, - Выходит, угодил я пальцем в небо... Тут, понимаете, такая история поручили мне передать вот эти вещи, - Кологойда положил руки на свой вспухший планшет, - старому барину в Ганышах, а известно, что барином в Ганышах был Ганыка...
Непреклонность мистера Гана заколебалась, и только что такой твердый голос прозвучал как бы надтреснуто:
– Какие вещи?
– Если вы мистер Ган, так что об этом говорить?
Значит, они до вас касательства не имеют. В общем, как говорится, извините за внимание...
Непреклонность мистера Гана рухнула. Он покосился на Федора Михайловича и снова повернулся к лейтенанту.
– Вам ведь сказали, что в прошлом я носил фамилию Ганыка.
– Мало ли что кто скажет! Почему я должен верить?
– Ну хорошо, я подтверждаю: в прошлом я - Ганыка.
– Бывший помещик?
– Помещиком был мой отец. Я уехал отсюда мальчишкой.
– Вот это другой разговор. Может, мы как-нибудь и без консула обойдемся... Да вы садитесь, гражданин Ганыка, а то как-то некультурно получается: мы все сидим, а вы стоите.
Ганыка сел к противоположной от окна стене. Он предпочел бы сесть у окна, спиной к свету, но там сидел проклятый лесовод...
– О каких вещах вы говорите?
– Сейчас, сейчас... Сначала я хочу кое-что уточнить.
Вы гражданку Прокудину знаете?
– Нет!
– решительно сказал Ганыка.
– Даже фамилии такой не слышал.
– А Лукьяниху?
– И Лукьянихи никакой не знаю.
– Что-то оно не сходится, гражданин Ганыка. Коекто видал, как вы в субботу разговаривали в лесу со старухой...
– А! Так это была Таиска!
– облегченно сказал Ганыка.
– Таиска... Таисья, значит? Тогда сходится - Таисья Лукьяновна Прокудина. Между прочим, бабке за восемьдесят, а вы ее - Таиской...
– Видите ли...
– несколько смутился Ганыка.
– Так ее называли в нашем доме... Ведь это когда было!
– Давновато, - согласился Кологойда.
– А теперь вы ее видели только один раз?
– Нет, дважды... По приезде я пошел утром посмотреть наш бывший дом... На пепелище, так сказать, - криво усмехнулся Ганыка.
– Там меня увидела старуха.