Колесо Фортуны
Шрифт:
– Вы не любите немцев, Грегуар?
– спросил СенЖермен.
– Не то что не люблю, хоть и любить их вроде не за что... Я просто не хочу, чтобы меня тянули на немецкий копыл. И никто не хочет. Вот приказано всей гвардии враз переодеться на прусский лад. Ну и серчает народ, обижается..
– Как же не обижаться?
– подхватил Алексей.
– Мундир кургузый, над задом кончается, будто сорочка у грудника, чтобы не уделался. И все в обтяжку - тут режет, там жмет. В таких мундирах танцы-баланцы на плацу выделывать, а не воевать. Летом он тебя душит, зимой выморозит. И портки то белые, то желтые...
Прямо
– Опять начал горланить, глотка луженая?
– сурово сказала Домна, открывая дверь в ярко освещенную столовую.
– Идите к столу, полунощники... А ты, батюшка, может, руки хочешь ополоснуть?
– обратилась она к графу - С удовольствием, Домна Игнатьевна!
– Тогда пойдем, я там все припасла...
– Слышь, Алешка, - сказал Григорий, - ты бы придержался малость. Что ни слово, то зад или еще чего помянешь..
– А что?
– Да ведь не в полку с солдатами - с графом говоришь!
– Так а что - граф? Он ведь тоже не носом на стул садится, а этим самым местом. И все такие слова знает...
– Знает не знает, а придержись. Или иди спать, если без них не можешь. Тут разговор может всю жизнь решить, а ты с ерундой...
– Ладно, братушка, постараюсь.
В камине пылали короткие поленья, по столовой шел легкий горьковатый дух горящей березы. Сен-Жермен вытирал руки полотенцем, внимательно слушая Домну Игнатьевну, рассматривал накрытый стол, и по лицу его было видно; что все происходящее доставляет ему огромное удовольствие.
– Уж не обессудь, батюшка, - говорила Домна, - убоинки нету. Великий пост - какая может быть убоина?
Грех!
– Совершенно справедливо, Домна Игнатьевна!
– подхватил Сен-Жермен. Однако вы, я вижу, такая искусница, что и на постном столе человека чревоугодником сделаете. Вот, к примеру, что это за рыба такая аппетитная?
– Сижок... Сижок с грибами запеченный, - полыценно улыбнулась Домна. Наши чудские сиги очень даже знаменитые против других. Это вот стерлядка заливная.
А там вон - снетки сушеные. То уже для баловства - заместо семечек. Некоторые пиво заедают. Да ведь ты, я чай, не станешь лакать эти помои?
– Помилуйте - я ведь не немец!
– Да что вы, сговорились позорить меня?
– в сердцах сказал подошедший Григорий.
– Мамушка! Ну разве у графа спрашивают - будет он "лакать" или нет?! Может, еще спросишь, будет ли он "лопать"?
Старуха поджала губы, искоса поглядела на СенЖермена.
– От слова он не облинял, кусок не отвалился: потому - человеческое обхождение понимает... И ты от меня сраму еще не терпел, а мне от тебя доводилось!
Разгневанная Домна пристукнула клюкой и повернулась уходить. Граф вежливо, но решительно заступил ей дорогу.
– Нет, нет, Домна Игнатьевна, не уходите так! Вы мудрая женщина и все правильно рассудили. Важен не титул, а человеческое отношение. Ваше ко мне я очень оценил и прошу вас ни в чем не менять его. А вам, Грегуар, придется просить прощения у Домны Игнатьевны.
– Да уж вижу, - сказал Григорий.
– Ладно, мамушка, не серчай. Снова невпопад сказал...
Не удостоив его. взглядом, Домна вышла.
– Обиделась, - сказал Алексей.
– Ничего, отойдет.
У нее только и
света в окошке, что Гришенька...– Вам, дорогие братья, придется взять на себя мою долю, чтобы она еще больше не обиделась. Блюда я расхвалил, но у меня нет привычки есть по ночам.
– Об этом не извольте беспокоиться, господин граф, - подметем без остатку. После карт я скамейку сжевать могу... Вот какие тому могут быть причины, господин граф? Выпью - подраться хочется, подерусь - еще выпить хочется, а в карты сыграю - жрать хочу, будто неделю голодом морили...
– Причина одна, - улыбнулся Сен-Жермен, - вы просто очень здоровый человек. Постарайтесь таким и остаться.
– А как?
– Не принимайте ничего слишком близко к сердцу.
– Во! Слыхал?
– Алексей наставительно поднял палец.
– А что я тебе всегда говорю? Плюнь - обойдется!
– Тебе на все наплевать...
– Не на все, не на все, братушка! На хорошую лошадь я нипочем не плюну. Хорошая лошадь - дар божий.
А все остальное...
– Небось иначе запоешь, когда тебя наградой или чином обойдут.
– Это уж дудки! Мое мне отдай сполна!
– А вам что-нибудь недодали после войны? Вы ведь в ней не участвовали?
– Мы люди темные, господин граф, однако в дурачки производить нас не следует. Причиталось не Орлову, Петрову, Сидорову - России. А значит, и нам - Орловым, Петровым, Сидоровым. Нас без России нету, однако и России без нас не было бы. Верно я говорю, братушка?
– Браво, месье Алексей!
– сказал граф.
– Я вижу, Орловы храбры не только на поле брани, они и в состязании умов способны доблестно оборонять отечество.
– А вы полагали нас тюхами да матюхами?
Алексей расплылся в своей сдвоенной улыбке - простодушной справа и ужасающей слева, подмигнул брату и принялся за стерлядь.
– Бог с ними, со словесными турнирами, - сказал Григорий.
– Что толку от словопрений? Не потому я вам так обрадовался, не для того зазвал сюда... Мне... нам нужна ваша помощь.
– Я рад помочь вам, Грегуар, если смогу.
– Кто же сможет, коли не вы? Я верю в вас, как в бога...
– Не сотвори себе кумира!
– улыбнулся Сен-Жермен.
– Что же с вами случилось и что я должен сделать?
– Беда случилась, граф, только не со мной, а со всей державой Российской...
Граф предостерегающе поднял ладонь.
– Прошу вас не продолжать!
Алексей перестал шумно схлебывать заливное и опустил миску.
– Прошу вас не продолжать, чтобы вы не сказали лишнего и не пожалели об этом потом. Вы должны знать, что, где бы я ни находился - в европейской столице, в деревушке парсов или среди туарегов Африки, я соблюдаю закон, поставленный над собою: ни прямо, ни косвенно не вмешиваться в местные дела - государственные распри, национальную рознь, соперничество правителей и прочее. Не потому, что опасаюсь последствий, а потому, что знаю: любое вмешательство извне бесполезно. Рано или поздно оно будет преодолено, отброшено внутренними силами, и все возвратится на круги своя... В истории нельзя забегать вперед, что-то ей подсказывать или навязывать - это неизбежно заканчивается провалом. И вам, дорогой друг мой, я готов помогать, но только в ваших личных делах.