Колесо Фортуны
Шрифт:
– Саго padre, как бы я посмел впутывать вас? Да я и сам не хочу, не собираюсь... Я только совета прошу...
– Если так, то прежде всего отбросим преувеличения.
Вы говорили о беде для всей державы. Я что-то не слышал ни о каких несчастьях. Да-да, конечно, умерла императрица. Насколько я мог заметить, большого горя это не вызвало. У вас появился новый император. Никакого недовольства, беспорядков не было, наоборот - возле открытых кабаков народ довольно шумно ликовал.
– Учинить такое ликование проще простого, - сказал Григорий.
– Выставь поболе четвертей пенного, выкати несколько бочек полпива, вот и будут ликовать, пока все не высосут. А если еще с пуда соли алтын скинуть, тогда и вовсе удержу от радости не будет: вот, мол, дешевизна пошла. Прямо райская жизнь... Кто привык богачество полушкой мерять, тому и алтын мошна. Суть не в том, как ликовали,
– Во Франции в таких случаях говорят: le roi est rnort, vive le roi!
– Так то - во Франции. Там короли не привозные, своекоштные...
– Допустим, - улыбнулся Сен-Жермен.
– Но сейчас и России не на что жаловаться: престол занял законный наследник. Оттого, что Петр родился не в России, а в Голштинии, он не перестал быть внуком Петра Великого.
– То-то и есть: после Великого - Малый... Даже не Малый, а козявка какая-то...
– Почему так уничижительно?
– А как иначе? Ведь он же дурак! Чему учился, что знает? В солдатики играть? Экзерциции да разводы?
И посейчас играет. С детства оловянными, потом в Ораниенбауме голштинцами, ну, а теперь всю Россию заставит ножку тянуть. Корчит из себя вояку, а ведь сам-то трус. Только и способен Фридриху пятки лизать.. Да на своей паршивой скрипице пиликать. Хорош император на российском троне шут гороховый в чужом мундире со скрипицей!..
– Подождите, подождите, Грегуар. Пока во всем, что я услышал, больше запальчивости, чем справедливости. Вы говорите - с детства играл и продолжает играть в солдатики. А во что играют наследники престолов? Во что играл ваш Петр Великий? Тоже в солдатики под названием "потешные", из которых впоследствии образовались два гвардейских полка. Короли, цари почти всегда командуют армией, для них детская игра в войну - это часть, так сказать, профессиональной подготовки. Почему же то, что было похвально для Петра Первого, предосудительно для Петра Третьего? Я познакомился с академиком Штелиным, бывшим воспитателем императора. Он рассказывал, что Петру преподавали языки, историю и географию. Правда, охотнее он изучал военное дело, фортификацию. Петр приказал подобрать для него библиотеку. Правда, без книг на латинском языке - латыни он не любит. Ну что ж, не все читают Цицерона в подлиннике. Его дед, Петр Великий, Цицерона тоже не читал. Только что умершая императрица за всю свою жизнь, кажется, вообще не прочитала ни одной книги, и это не помешало ей двадцать лет занимать отцовский престол. Вы полагаете, что императору зазорно играть на скрипке. Почему? Император Нерон считался великим артистом, Людовик Пятнадцатый участвует в балетах, а Фридрих Второй играет на флейте... Вы, Грегуар, слишком преувеличиваете значение личных качеств правителей. Вам кажется, что какие-то качества дают право занимать престол, а какие-то напротив, лишают такого права. Когда захватывают власть, нет никакого права и никаких законов. Законы издают потом, чтобы власть удержать... А недостаток ума ничему не мешает.
У вас после Ивана Грозного правил его слабоумный сын Федор. И никакой катастрофы не произошло. А Карл Второй Испанский? Он был дегенератом, не способным научиться грамоте, всю жизнь забавлялся шутами и карлами, и это не помешало ему тридцать пять лет быть королем. В его империи не заходило солнце, и он имел двадцать две короны. В династических делах недостаток ума - не помеха, а мудрость - не всегда помощник.
Примеры первого я привел. А возьмите Марка Аврелия.
Глубокий философский ум, обаятельный человек, упоительный собеседник. Сколько незабвенных часов мы проговорили друг с другом... Сохранившаяся в Риме на Капитолии бронзовая статуя плохо передает его облик, он был еще более худ и безбород. Бороду он отпустил по моему совету, так как из-за кожного заболевания не мог выносить бритья тогдашними тупыми бритвами. Казалось, он был всемогущим. Кто мог сравниться могуществом с римским императором?
Кусок стерляди шлепнулся в миску, разбрызгивая желе.
– Римским?
– переспросил Алексей и перевел ошарашенный взгляд на брата.
– Да. Через сто шестьдесят лет после рождества Христова. А что вас смущает?
– Как же не смущать, сударь... Когда Рим, а когда мы... А вы и там и тут... Как же это? А?
– И он снова посмотрел на Григория.
– А вы попросту не верьте, мой друг, - улыбнулся граф.
– Иногда мне самому все это кажется невероятным и неправдоподобным... как сон. Но мы отвлеклись. Я только хотел сказать, что Марк Аврелий - пример противоположный: на троне мудрец, философ. И что же? Он ничего не мог изменить. Это был благороднейший,
– Так я ведь говорил про мундиры.
– Извините, месье Алексей, но это пустяки. Мундиры непривычны, возможно, действительно неудобны, но смертельной угрозы не представляют. И потом: плохой мундир еще не означает, что плох император. Из-за покроя панталон революции не делают. И неужели он начал с мундиров? Что он сделал первое, сразу после воцарения?
– В ту же ночь объявил конец войне, - сказал Григорий.
– Ага! И это вызвало всеобщее возмущение? Народ требовал продолжения войны?
– Куда там! Казна пуста. Гвардейцы по уши в долгах, забыли, когда и жалованье получали, - сказал Алексей.
– Гвардейцы головы не подставляли. Они были в Санкт-Петербурге. А линейные полки? Они рвались умереть на поле брани и требовали продолжения войны?
– Помирать кому охота? Да еще зазря... Неизвестно, зачем и воевали.
– А "не зря" много охотников? Умирать не хочет никто, каждый надеется, что убьют соседа... Что же получается, Грегуар? Держава не имеет средств продолжать войну, никто не хочет умирать "зазря". Император прекращает войну. И это, по-вашему, доказывает, что он дурак? По-моему, напротив.
– Дурак-то он, может, не такой уж и дурак, - сказал Алексей, вытирая рот краем скатерти.
– Только вот куда у него мозги повернуты? Война эта, конечно, нужна была, как веред на мягком месте. Однако четыре года отмахали, какую прорву деньжищ всадили, какие тыщи людей ухлопали... Поначалу-то без толку. Ну, а когда вместо немцев наши начали командовать, вся фрицева слава лопнула, как пузырь, - Берлин сдал, не знал, где и прятаться...
Тут бы его прищемить раз навсегда, чтобы неповадно было на чужое зариться, а мы как раз наоборот: ах, извиняйте, ваше величество, ошибочка произошла. Вот вам обратно все ваше королевство, царствуйте на здоровье...
Так за это Петру Федоровичу в ножки кланяться?
– Но договор еще не подписан, содержание его неизвестно, - сказал Сен-Жермен.
– Чего там неизвестно?
– усмехнулся Григорий.
– Шила в мешке не утаишь... Все отдали, что наши войска заняли.
– И Россия выступит на стороне Пруссии против своих бывших союзников?
– Нет. Этого нету.
– Ага! Значит, все-таки Петр сделал самое важное - прекратил войну. А вы недовольны. Ведь у вас же есть особая поговорка: худой мир лучше доброй ссоры...
– Вот уж правда: хуже такого мира не придумать, - сказал Алексей.
– Во всяком случае, перестали гибнуть тысячи людей.
Не думаю, чтобы вы были кровожадны, как каннибалы, и жаждали дальнейшего кровопролития...
Братья промолчали.
– Вы говорите - император трус. Так ли? Все ваши императоры и императрицы сохраняли Тайную канцелярию, боялись остаться без нее. А Петр Третий, едва вступив на престол, упразднил Тайную канцелярию, ничего и никого не боится, гуляет по городу без всякой охраны, иногда даже без свиты. В чем же проявляется его трусость, Грегуар?
Григорий, не поднимая головы, смотрел в стол.
– Вообще это выглядит довольно забавно: я, чужестранец, вынужден объяснять вам, какой у вас император... Однако пойдем дальше. Великий Петр обязал всех дворян служить - в войске или на цивильной службе.
Дворяне должны были служить практически до самой смерти, чаще всего вдали от своих имений, хозяйства, и те приходили в упадок. Так продолжалось и при преемниках Петра. А Петр Третий недавно опубликовал Манифест о вольности дворянской. Теперь дворяне могут в любой момент выйти в отставку или даже не служить вовсе.