Колесо Фортуны
Шрифт:
– Кажись, еще не вернулся... Кабы знал, неуж не прибег бы?
– Сиди здесь, жди. Я к Панину. Посмотрим, что теперь умные головы скажут?.. Только гляди: ежели Перфильев навернется - на глаза ему не попадайся...
Панина в Летнем дворце не оказалось. Камер-лакей сказал, что их высочество великий князь уже почивают и потому их сиятельство граф изволили отбыть к княгине Дашковой, а коли будет в нем нужда, чтобы спосылать к ней... Обнаруживать чувства перед лакеем не приходилось, но, выйдя из дворца, Григорий даже сплюнул с досады.
С княгиней Дашковой Орлов знаком не был - слишком различны
Дойдет до горячего - небось родственная кровь заговорит. Даже если и не выдаст нарочно или со страху, так проболтается по дурости. Девятнадцать годов! Девчонка, балаболка, а туда же, лезет в заговор... Какой от нее толк, что эта пигалица может? Только егозливостью своей на след навести? Явилась же она ночью к Екатерине, когда императрица была при смерти - "ах, мол, над вашей головой собираются тучи, я не могу этого допустить, надо действовать, принимать меры к вашему спасению. Какой у вас план действий? Есть ли у вас сообщники? Располагайте мной, я готова для вас на все..." Ну, Екатерина умненько от всего открестилась - никакого, мол, плана нет и никаких сообщников, никак она действовать не собирается, все будет, как бог даст...
На какое-то время бойкая барынька притихла, а после смерти Елисаветы снова принялась егозить и суетиться - надо действовать, надо действовать... Такая надействует - не обрадуешься.
Идти к Дашковой и тем показывать, что он чем-то связан с Паниным и какие-то дела заставляют его разыскивать графа даже в чужих домах, Орлову смерть как не хотелось, но выхода не было. Он решил под какимнибудь предлогом вызвать Панина и сообщить ему тревожную весть с глазу на глаз.
Лакей ушел доложить, а возвратившись, сказал:
– Пожалте в залу.
– Почто?
– сказал Орлов.
– Я не с визитом. Мне нужно графа видеть, по делу, понимаешь?
– Не могу знать-с. Приказано просить в залу-с.
Орлов выругался про себя и пошел следом за лакеем.
– Капитан Орлов, вашсъясь, - доложил лакей и, пропустив в гостиную Орлова, закрыл за собой дверь.
Худенькая женщина, что-то энергично доказывавшая сидящему в кресле Панину, порывисто обернулась.
– Так вот вы какой, Орлов? Что же вы стоите у двери? Идите, идите к нам поближе, - светским жестом повела она рукой.
– Дядя мне только что говорил, как вы храбро сражались под Кунерсдорфом.
– Под Цорндорфом, ваше сиятельство.
– Да, да, под Цорндорфом... Можете не титуловать меня, называйте просто княгиней.
Она была востроглаза, порывиста и по молодости миловиднее своей старшей сестры. Если бы не пышная прическа и платье, ее можно было принять за подростка.
– Так что вас привело ко мне, Орлов?
– Простите, княгиня, зачем бы я стал вас беспокоить? Это ваш человек не понял - я просил вот их сиятельство
уделить мне несколько минут.– Что-нибудь случилось? Я по вашим глазам вижу - что-то случилось!.. Что же?
Панин, удобно откинувшись в кресле, постукивал кончиками расставленных пальцев одной руки о кончики пальцев другой. Он перевел взгляд с племянницы на Орлова и еле заметно улыбнулся - ни по глазам, ни по лицу Орлова решительно ничего прочитать было нельзя.
– Ничего не случилось, - сказал Орлов.
– Просто я хотел спросить совета графа. Дело чисто мужское, вам неинтересное.
– Нет, нет, Орлов, я вижу, вы что-то скрываете.
Меня нельзя обмануть. Это касается нашего дела?
– с нажимом спросила Дашкова.
– Говорите смело, ничего не бойтесь.
Орлов взглянул на Панина, тот покивал.
– Говорите, говорите, Орлов, наша милая княгинюшка достаточно осведомлена.
– Да я только хотел спросить, как теперь быть? Мне сказали - Пассек арестован...
– Кто этот Пассек?
– спросил Панин.
– Капитан-поручик Преображенского полка.
– Он из наших?
– снова с нажимом спросила Дашкова.
– Он... ну, он из моих друзей, - ответил Орлов.
– Вы прекрасно делаете, Орлов, что говорите иносказательно. Осторожность в нашем деле необходима.
Слишком многое поставлено на карту!
– горячо сказала Дашкова.
– Вот видите, дядюшка, я была права - мы слишком медлим. Надо действовать! Мы только собираемся, а т а м уже действуют. Вот уже начались аресты...
– Погоди, Катенька. Пока не аресты, а только один арест. Кстати, известно, за что он арестован?
– Нет, покуда неизвестно.
– А где его содержат - в крепость увезли или?..
– В караульной на полковом дворе.
При известии об аресте Панин выпрямился и перестал покачивать кистями, теперь он снова откинулся на спинку кресла и задумался. Дашкова теребила платок, переводила взгляд с Панина на Орлова, с Орлова на Панина и наконец не выдержала:
– Почему вы молчите, дядюшка?! О чем вы думаете?
– А думаю я, милая племянница, о том, какие, в сущности, основания для тревоги? И, признаться, не вижу их.
– Как вы можете так говорить?! Арестуют нашего человека, а вы спокойны?
– Но ведь неизвестно, за что его арестовали! Может, сделал что-то противу дисциплины или за какое-то упущение по службе. Может такое быть? спросил Панин.
Орлов пожал плечами.
– Может.
– Ну вот! А мы из каких-то пустяков должны поднимать шум и тем прежде времени себя обнаружить?
– А как не пустяки?
– Если б не пустяки, думаю, капитан-поручика этого не держали бы в караульной. У нас государственных преступников в крепости содержат.
– Так, может, просто не успели!.. Нет, как хотите, дядюшка, я решительно не согласна. Надо действовать, действовать немедля!
– Как действовать? Поднять гвардию по тревоге и вести на штурм караульни, чтобы освобождать этого...
как его?.. Пассека? Или из-за его ареста сразу идти в Ораниенбаум воевать государя императора? А пойдет ли гвардия воевать из-за капитан-поручика? Даже из-за десяти капитан-поручиков? Нет, милая моя, так серьезные дела не делают, не поглядев в святцы, в колокол не бухают.