Колодец и бабочка

Илюшин подался вперед:

– Ты хочешь сказать, что ни разу за три встречи тема котов в ваших разговорах не всплывала? Вспомни, пожалуйста, как следует.

– Вы кота ищете или убийцу Габричевского? – Олеся передернула плечиком, и ворот пижамы пополз вниз.

Бабкин завороженно следил, как серебристая шелковая волна понемногу обнажает смуглую кожу. Когда вот-вот должен был показаться холмик груди, Олеся небрежно одернула рубашку.

– Убийцей Габричевского занимаются другие люди, мы ищем кота, – без тени смущения сказал Макар. – Илья сначала посещает ворожею, а потом крадет животное – согласись, это совпадение выглядит странно.

Олеся в два глотка допила коньяк, поднялась, подошла к очередной драпировке и встала за ней. Шелковые серебристые ноги торчали снизу, саму Олесю скрывала ткань. Вынырнув, она вернулась к сыщикам.

– Записи встреч с Габричевским. – Она положила на стол флешку. Коричневая флешка была похожа на таракана, втянувшего ноги и дожидающегося момента, когда может будет драпануть. – Забрать нельзя, скопировать можно. Ищите своего кота.

И по ее равнодушному, несколько усталому тону и Сергею, и Макару стало ясно, что на флешке ровно то, что Олеся и обещает: долгие однообразные жалобы, наводящие вопросы, обсуждение способов приворота – и ни одного упоминания о коте.

4

– Девица обучает профессиональных шалав, как покрепче присасываться к состоятельным кротам. А пафосу столько, будто излечивает от чумы. – Бабкин был сердит и не скрывал этого.

Нить, выглядевшая прочной, со стеклянным звоном лопнула в руках. Оставалась небольшая надежда, что в трехчасовой болтовне Габричевского им удастся выудить какие-то зацепки. Но он не слишком в это верил.

Сыщики свернули за угол дома. Узкий переулок протягивался ветром насквозь, как кнутом. Зато здесь было почти безлюдно.

– Знаешь, что самое забавное? – сказал Илюшин. – Что втюхивать свои психологические наработки Стряпухина может товаркам только под соусом эзотерики. Ворожеям больше доверия, чем психологам. Особенно в определенных кругах.

– Ну, она не психолог.

– Я уверен, она получила соответствующее образование. Какие-нибудь полугодовые курсы от института с хорошей репутацией…

Бабкин не увидел в этом ничего забавного.

– Мерзкая баба!

– Неоднозначная, – то ли согласился, то ли возразил Макар. – Зато своими руками творит чудеса.

Бабкин даже приостановился от удивления:

– Это какие же?

– Ты только представь: вручает она очередной Анжеле волшебный камень, чтобы та всегда носила его при себе, и вот уже принц швыряет к ее ногам дворцы, кареты и белых жеребцов…

– …Бросив законную жену и детей, – напомнил Бабкин.

– Ты рассуждаешь с точки зрения жены. А я тебе советую посмотреть на вещи с точки зрения Анжелы. Для нее это магия и сбывшаяся сказка. Одним ходом в дамки: теперь может до конца жизни не работать и каждый день обедать на Патриках.

– А сама-то Стряпухина, интересно, замужем ли?

– Сомневаюсь, – усмехнулся Илюшин. – Зачем ей брак, когда она в месяц зарабатывает раз в десять больше, чем мы?

Неприязнь Бабкина к ведьме только усилилась.

На обратном пути Илюшин уткнулся в смартфон и сидел на удивление тихо. Сергей, встав на светофоре, покосился на его экран, но разобрал только желтоватый фон. Макар читал какую-то книгу.

Он не оторвался от нее и тогда, когда Бабкин припарковал машину у него во дворе.

– Самообразованием решил заняться? – поинтересовался Сергей.

– Что? – Илюшин поднял глаза и огляделся. – Да, нашел кое-что потенциально любопытное. Пойдем пообедаем.

Над входом в китайское кафе покачивались красные бумажные фонарики. Из-за стекла плавно помахивал лапой белый кот – манэки-нэко. Бабкина и Илюшина здесь хорошо знали и при их появлении, не спрашивая, принесли большую плошку свежего горячего риса и чайник с зеленым чаем. Затем последовали супы, теплые лепешки, сковорода с острым тушеным мясом… Все это появлялось будто бы само собой, без всякого участия человека; Сергею пришлось сосредоточиться, чтобы отследить очередное появление официантки. «Вот это я понимаю, бытовая магия», – подумал он.

– Теперь к новостям литературы, – деловито сказал Макар. – Кудесников, он же Мирон Шафран, выложил свои опусы в открытом доступе. Он написал четыре книги, ни одна не издана, общее число читателей – пятнадцать человек. Думаю, это родные и знакомые Кролика.

– Это его ты штудировал всю дорогу? – догадался Бабкин.

– Я не ждал многого от человека с творческим псевдонимом «Шафран», но Мирону удалось меня удивить. Знаешь, о чем он пишет? О котах.

Сергей завис над пловом, держа щепоть горячего риса, и вопросительно уставился на Илюшина.

– Ты скажешь: кто только в наше время не пишет о котах, – продолжил Макар, хотя Бабкин об этом понятия не имел. – Но дело в том, что у Мирона довольно любопытный контекст. Он описывает мир, в котором все кошки – носители некоего паразита, которого они вместе со слюной внедряют людям, и тот производит необратимые изменения в наших мозгах. Мы как муравьи, управляемые кордицепсом… Человечество начинает любить кошек со страшной силой, поклоняться им и совершать разнообразные безумства.

Бабкин мысленно взял обратно все критические замечания в адрес Мирона.

– Большого ума человек, – благоговейно проговорил он. – Я никак не мог понять, что это за бесноватые пляски вокруг котиков. Версия Шафрана все объясняет.

– Коты планируют истребить людей и занять наше место. Это, так сказать, общая концепция. А сюжет таков: группа смельчаков, разоблачивших кошачьи замыслы, борется с ними. У кошек есть свои отряды, шпионы, наемные убийцы, генералы – в общем, война разворачивается по всем фронтам. Главный герой – кто-то вроде паладина, всего себя посвятил служению идее.

– Шариков на свободе, – пробормотал Сергей. – Вчера котов душили-душили, душили-душили…

– Скорее, рубили. У него самурайский меч, как у Умы Турман. В первой книге герой неуклонно борется с московскими котами, во второй отправляется кромсать питерских. В книге довольно много натуралистических сцен. Немаловажная деталь: чем выше ранг у кота, тем больше у него шрамов.

Бабкин тщательно прожевал мясо, обдумывая слова напарника.

– Слушай, ну это все-таки литература, – неуверенно сказал он. – Надо быть наглухо отбитым, чтобы свою выдумку претворять в жизнь.